Дом с привидениями

— Мама звонила ночью, — сообщил Эли. — Я слышал сквозь сон, как она с Квентином ругалась. Хедвиг задумчиво теребила кончик своей косы, и Эли потянулся было, чтобы к нему прикоснуться, но в последний момент отдернул руку. — Что с тобой? — спросила Хедвиг. — Ничего, просто… Когда я вывалился из Стефана, это ведь ты меня разбудила? Хедвиг смущенно потупилась и кивнула. — Я помню прикосновение, — сказал Эли. — Но этого же не может быть? — Иногда может, если душа совсем близко. Оно само. Эли всё же поднял руку, осторожно поднес ее к пушистому кончику косы, торчащему из-под ленты, почувствовал сопротивление — и только. — Знаешь, Матильда говорит, если посмотреть на любой предмет, можно четко себе представить, как он будет ощущаться на языке, если его лизнуть. Я проверял, это правда. Однажды смотрел на всё подряд, пока мы ехали в машине… Ты же знаешь, что такое машина? Так вот, смотрел на деревья, на дорожные знаки, на мокрый асфальт — и всё-всё прямо чувствовал. Я не помню, почему так, хотя Матильда объясняла. А если смотреть на картинки, то это не прокатит, я тоже проверял. Хедвиг озадаченно нахмурилась, и Эли продолжал: — Я поэтому знаю, что ты настоящая… Только не смейся, пожалуйста. Я могу представить, как твой бантик прилипнет к языку. И он, наверное, чуть-чуть горький. И волосы… — Он смутился и умолк, не понимая, как мог ляпнуть такое. Хедвиг тихонько рассмеялась. — Я просто… — Я понимаю. Хедвиг развязала бантик, выплела из косы ленту и протянула ее Эли: — Можешь попробовать. Лента мягко упала на протянутую ладонь, но Эли не ощутил прикосновения. — Она есть, но ее будто нет… Хедвиг ободряюще кивнула, и Эли, чувствуя всю абсурдность ситуации, поднес ладонь с лентой к лицу и осторожно тронул шелк языком. — Ничего. Ни ладонь не чувствую, ни ткань, — со вздохом сообщил он, возвращая ленту Хедвиг. — Пойдем. Хедвиг вскочила на ноги и прошла в коридор сквозь стену. Эли последовал за ней — разумеется, через дверь. Они на цыпочках прокрались мимо засевшего в столовой Квентина и поднялись на второй этаж. Войдя в уже знакомую комнату с железными кроватями, Хедвиг испарилась, тут же проявилась в зеркале и помахала Эли: — Запрыгивай! Эли потянулся к ней и в этот раз не сопротивлялся. Его мягко обняли и будто бы приподняли, и Эли вспомнил, как папа понарошку похищал его из садика, ухватив под мышки и перетащив через сетчатый забор, а фрекены смеялись, особенно фрекен Эрик. Надо будет рассказать Хедвиг про Эрика, вот она обалдеет… — Про какого Эрика? — спросила Хедвиг, и голос ее шел откуда-то из головы Эли. — Ну, это… — Эли начал было объяснять вслух, понял, то говорит голосом Хедвиг, сбился, и продолжал уже про себя: — Это мой фрекен из садика. Ну, воспитатель. — Как это? — А вот. У нас любой учитель или воспитатель — фрекен, — беспечно пояснил Эли. — И мужчины тоже. Правда, их мало… — Врешь! — возмутилась Хедвиг. — Не вру. Матильда говорит, это преимущественно женская профессия, потому что с детьми работать сложно и не очень престижно, вот. — Нельзя называть мужчину фрекен, — решительно сказала Хедвиг. — Как скажешь, — покладисто кивнул Эли, жалея, что нельзя сводить ее в садик и показать Эрика. Или можно? — Нельзя, слишком далеко, — вздохнула Хедвиг. — Но я же не за этим тебя позвала… Эли недоумевающе нахмурился, глядя на ленту, которую держала прямо перед его носом рука Хедвиг. — Давай, не стесняйся. Лента оказалась тонкой, упругой и немного терпкой.