Дом с привидениями

— Слушай, ее же всё равно нет, — робко сказал Эли, — нельзя как-то ее убрать? Ну, подумать о чем-то другом? — Фрекен Ларссон есть, — возразила Хедвиг, — как и все остальные. Я могу делать так, чтобы они все были в других комнатах, но не сейчас, понимаешь? — Не очень. — Ну, вот твой херр Сандстрём… Представь, что он просто всегда занят чем-то другим и не заходит к тебе. — Да запросто, — фыркнул Эли. — Вот. Я могу сделать так — почти всегда. Они просто не чувствуют необходимости идти туда, где есть я. Но иногда нам всё-таки приходится сталкиваться, потому что в их жизни я всё же существую. Если я сама не приду ужинать или петь псалмы, меня будут искать, найдут и выпорют. Я могу какое-то время их избегать, но рано или поздно… — Хедвиг вздохнула. — И сейчас я не могу отослать фрекен Ларссон, потому что у нее ко мне дело. Ты иди, Эли, всё будет хорошо. — Я не могу. И не уйду, мы же вместе убежали, значит, оба виноваты, — сказал Эли. — А долго нам тут сидеть? Хедвиг отступила, позволяя ему управлять своим телом, и Эли завертел головой, пытаясь хоть что-то разглядеть. Каморка, в которой он жил уже несколько дней, казалась еще менее уютной, чем обычно. Света не было. Отовсюду веяло холодом, пахло сырой картошкой, а еще противно попискивали мыши. — Посмотрим, — пожала плечами Хедвиг. — Зависит от того, насколько рассержена фрекен Ларссон. Иногда она запирает на всю ночь, а потом порет. Эли задохнулся от возмущения. На всю ночь — здесь? — Или на чечевицу поставит, — невозмутимо продолжала Хедвиг. — Или поведет в гостиную и высечет при всех. Самое противное — это когда секут стоя или вообще с чашкой. — Как это? — нахмурился Эли. Хедвиг почти показала ему картинку, но одумалась, захлопнула свое сознание, сжалась в непроницаемый комочек. — Хедвиг? — испуганно позвал Эли. В двери повернулся ключ. — Панталоны снять, — велела фрекен Ларссон. — Юбки подоткнуть. Эли замешкался, и фрекен Ларссон добавила: — А после в угол на час за нерасторопность. Эли подобрал юбки, чувствуя, что теряется в этих бесконечных складках и оборках, попытался стащить панталоны, наконец сообразил распустить тесемки. Панталоны упали на пол, и Эли вышагнул из них, невольно опустил голову, чувствуя непривычную пустоту и пытаясь скользнуть по ней взглядом. Опомнился, густо покраснел. Нельзя смотреть, это же Хедвиг… И всё же жутко странно, как устроено женское тело. — Юбки подоткнуть, — ледяным тоном напомнила фрекен Ларссон. Эли послушался, честно постарался заткнуть громоздкие юбки за пояс, кое-как с этим справился и на всякий случай пробормотал: — Прошу прощения, фрекен Ларссон. Фрекен отрывисто кивнула, и Эли наконец заметил, что розги при ней нет. Просто отшлепает, что ли? — В спальню, — скомандовала фрекен. — На второй этаж? — с ужасом переспросил Эли. — Хедвиг должна научиться не задавать вопросы, — терпеливо сказала фрекен. — Пусть Хедвиг возьмет с собой соль. — Соль? — переспросил Эли и тут же повторил утвердительно: — Соль. Хедвиг всё же пришла ему на помощь, шепнула откуда-то издалека: — На полке за твоей спиной. Эли с трудом нашел серебряную солонку, протянул ее фрекен, но та лишь негодующе фыркнула: — В спальню. Она пошла по коридору, а Эли послушно семенил следом, чувствуя, как щекочет голую задницу кончик косы. Разумеется, в гостиной было полно народу. Стефан, Себастиан, Эмиль, херр Торселиус, еще какие-то взрослые и дети, которых Эли не узнавал. Все они чинно сидели на диванах и стульях, взрослые пили кофе из знакомых чашек, дети разглядывали сложенные на коленях руки. Эли проследовал к лестнице, чувствуя, как пылают уши и подгибаются ноги. — Хедвиг должна принести гостям свои извинения, — сквозь зубы подсказала фрекен Ларссон. Эли развернулся и пролепетал: — Прошу прощения… дамы и господа. Он присел в неловком реверансе, пытаясь повторять движения Хедвиг и понимая, что выглядит это крайне нелепо. А может, послать всё к чертям, взбежать по лестнице и прыгнуть вниз, чтобы потерять сознание и вывалиться из Хедвиг? А потом сбежать из дома, пешком сбежать, выйти на дорогу, остановить машину… И никогда больше не увидеть Хедвиг. Это в том случае, если они оба не умрут при падении. А могут? Почему-то казалось, что да. Эли тяжело вздохнул, понимая, что проще подчиниться. Вот в самый последний раз потерпеть, а потом не соваться больше ни в какие зеркала. Сам же полез, дурак, бантик ему полизать приспичило… Фрекен раскрыла перед ним дверь, и Эли прошел в спальню. Глянул в зеркало, увидел только Хедвиг и фрекен, опустил глаза. Фрекен медленно подошла к ведерку, вынула самую толстую, самую злую розгу, помахала ею для пробы и жестом указала Эли на кровать. Эли обреченно шагнул вперед, повертел в руках солонку. Фрекен кивнула на тянувшуюся над изголовьями полку, и Эли поставил солонку туда. — Хедвиг? — мысленно позвал он. Хедвиг молчала. Эли лег на живот, снова ощущая все анатомические несоответствия, подложил руки под голову и приготовился терпеть. Первый же удар заставил его захлебнуться криком. — Два часа в углу, — процедила фрекен. — Хедвиг забыла считать. Второй удар лег чуть выше первого, и Эли заорал: — Раз, простите, фрекен Ларссон, я больше не буду! Они дошли до пятидесяти, и Эли ни разу не сбился. И сознание тоже не потерял, и это его пугало. А еще больше пугало равнодушное отсутствие Хедвиг. — Хедвиг, где же ты? — растерянно звал он, пока фрекен меняла розгу. — Последние десять Хедвиг примет стоя. — Да, фрекен. Спасибо, фрекен, — на всякий случай сказал Эли и встал. А вдруг Хедвиг каким-то образом исчезла навсегда? — Пятьдесят один, простите, фрекен Ларссон, я больше не буду, ай, пятьдесят два!.. Стоя действительно было хуже всего. Не больнее, чем лежа, но необходимость стоять и не падать очень выматывала. Эли весь сосредоточился на этом и чуть не сбился, чуть не перескочил через пятьдесят девятый удар, но фрекен не заметила заминку. — Шестьдесят, простите, фрекен Ларссон, я больше не буду, — выдохнул Эли и уже откровенно разрыдался, чувствуя, как пульсируют и подрагивают истерзанные ягодицы.  — Руки. Эли поднял на фрекен непонимающий взгляд. Чего ей еще надо? И до него почти сразу дошло. По рукам бить будет. За то, что не смог вовремя снять панталоны, за то, что эти дурацкие юбки запутались… От обиды Эли разревелся еще пуще, но руки подставил, сложив их лодочкой, как это делала Хедвиг в отражении шара, и зажмурился. Удара не было, зато в ладонь просыпалось что-то сухое и теплое. Соль. Конечно же, соль. Эли приоткрыл глаза, не понимая, что с этим делать. Он поднял на фрекен несчастный, умоляющий взгляд, и она почти мягко взяла его за руку, завела ее за спину, показывая, чего хочет. Эли подчинился и принялся втирать соль в свежие рубцы, с секундным опозданием чувствуя, как разливается новая, очень теплая и очень глубокая волна боли. Крупинки сыпались на пол с едва слышным, но отчетливым звоном.