Дом с привидениями

— Ты привезла снюс! — радостно воскликнул Квентин. Эли скривился, наблюдая, как он засовывает под верхнюю губу волокнистый пакетик. — А еще я накупила субботних конфет, хотя сегодня не суббота, — сказала мама. — Как это — субботних? — спросила Хедвиг, сидевшая в уголке сознания Эли. — Ну, у нас проводили испытания где-то в пятидесятых, взяли несколько групп умственно отсталых и кормили их конфетами. Кому-то давали сколько угодно, кому-то — через день, кому-то — раз в неделю, а потом проверяли, у кого сколько кариеса. И выяснили, что для зубов лучше всего, если конфеты есть раз в неделю, а не понемногу каждый день, — пояснил Эли. — Ну, там, конечно, еще всякое проверяли, они вообще кариес изучали. Просто раньше у всех были плохие зубы, врачи начали подозревать, что это из-за еды, а на пациентах этой клиники для отсталых было удобно проводить эксперименты. Матильда рассказывала, что это неэтично. — Как это? — не унималась Хедвиг. — Ну, неправильно. Они же отсталые, сами не понимают, а на них ставили эксперименты без согласия их близких, — сказал Эли, заглядывая в объемный бумажный пакет с Конфетным Королем. — Фу, одна лакрица. — Там твои любимые думле и даймы, — сказала мама, и это прозвучало крайне заискивающе. Эли сердито фыркнул, забрал пакет и уселся на продавленный диван, стараясь не вспоминать, как рыдал в бархатный подлокотник вместе с одним из Эмилей. Есть ли в этом доме хоть одно место, где его еще не пороли? — В ванной, — подсказала Хедвиг, и Эли возмутился: — Не подслушивай! — Ой, извини. — Квентин, ты хоть обработал диван? — строго спросила мама. — Ну, протер тряпочкой, — сказал Квентин. — А спреем нельзя, там хлорка. — Под обивкой, наверное, черви, — буркнул Эли. Мама попыталась надеть на него рождественский колпак, но Эли увернулся, и колпак достался Квентину. Так ему и надо! — Там есть ириски? — заинтересованно спросила Хедвиг, когда Эли сунул руку в пакет. — У нас каждый раз после Рождества, когда ёлку разграбляют, Стефан с Себастианом дерутся за ириски. — То есть? — Ну, можно же взять себе любое ёлочное украшение — и ириски в том числе. Яблоки тоже, но они становятся совсем сморщенные. А ириски… Ну, они вкусные, но это же на один раз… Я больше всего люблю ватные фигурки, — вздохнула Хедвиг. — Они остаются навсегда. — Много их у тебя? — спросил Эли. — Ну-у, много, — признала Хедвиг и показала Эли образ: коробка под кроватью, а в ней — несколько флажков, соломенные козлики и снежинки, перевязанные красными лентами венки, ватные мухоморы, шишки, шарики, вырезанные из открыток ангелочки, разноцветные бусы и даже один стеклянный шар. — По одной в год? — уточнил Эли. Хедвиг смутилась и промолчала. — Ладно, давай лучше есть конфеты, — решил Эли. Он старался выбирать самые интересные: кислые черепа, ириски с орехами, арбузные палочки, лимонные губы, зефирные мухоморы, вампирские зубы. Даже одну моряцкую трубку осилил, хотя она и лакричная. Хедвиг пищала от восторга, и Эли постепенно оттаивал. Ему всё же нравилось, когда она вот так присутствовала — деликатно, аккуратно, не вмешиваясь и не управляя. — Элиас, скоро ужин! — строго сказала мама. — Не наедайся ерундой. — Да пусть, Грета, праздник же, — промямлил Квентин. Эли сердито фыркнул. — Дай ему конфету, — подсказала Хедвиг. — Еще не хватало. — А сейчас — подарки! — объявила мама. Квентин омерзительно радостно захлопал в ладоши. Подарки оказались еще хуже, чем Эли предполагал: уродские шмотки, диск с дебильной игрой про Марио — на потом, когда распакуют приставку, идиотский пенал с идиотскими ручками, подушка — ортопедическая, чтобы шея не болела. Квентин своей порции барахла предсказуемо обрадовался, хотя повода не было. Мама подарила ему загадочную коробку, шепнув, что открыть ее можно только потом, и вонючий одеколон, а Эли — ничего. — Так, — объявил Квентин, бросив на маму липкий взгляд, — вот этот сверток откроешь перед сном, а это — всем нам. Он протянул Эли конверт. — Что? — Открой. Эли с ненавистью посмотрел на конверт, борясь с желанием разорвать его в клочья, потом всё-таки осторожно надорвал клапан. — Что это? — спросила Хедвиг. — Билеты! — с фальшивым удивлением вскричала мама. — В Испанию, как я и мечтала! Ох, Квентин, ты мой солнечный лучик! — Меня сейчас стошнит, — сообщил Эли. — Слишком много конфет? — встревоженно спросил Квентин. — Иди приляг, — велела мама. — Угу. Эли поднялся, оставив подарки и клочья разноцветной бумаги на полу. Говняное Рождество, говняные подарки, говняная ситуация. Он побрел по коридору, чувствуя, как начинают обжиматься прямо за его спиной мама и Квентин. Хедвиг неслышно выскользнула из головы, и Эли этому обрадовался. Он добрался до каморки, лег на матрас и закрыл глаза, думая о папе. Не может быть, чтобы он совсем не хотел жить. Может, у него просто депрессия, как у мамы Тобиаса? Тогда ему пропишут таблетки, всё будет хорошо. И на каникулах Эли приедет к нему, а может, они вместе полетят далеко-далеко, хоть в Африку, там точно нет ни Квентина, ни привидений… — Спишь? Эли вздрогнул, почувствовав, как Хедвиг снова заныривает в него, и раскрыл глаза. — Где ты была? — Ну, я рассматривала подарки и ёлку, — начала было Хедвиг, и вдруг Эли увидел обрывок образа. Мама сидела на нижней ступеньке лестницы, пряча лицо в руках. Долговязый Квентин застыл рядом. — Как я ему скажу? — всхлипнула мама. — Как вообще можно сообщить ребенку, что его отец умер? Я… Видение резко оборвалось, Хедвиг выскочила из Эли и попятилась. — Ох, прости, прости, прости, я не хотела, оно само!