***
Зеркало, украшенное цветочным орнаментом позолоты по краям прекрасно отражала в себе все события, происходящие в комнате. Даже в момент ухаживания за собой Хартфелия хотела бы контролировать ситуацию, поэтому сейчас её зоркий взгляд из-под густо накрашенных ресниц скользил с одной прислуги на другую. Многие решили не беспокоить госпожу и оставаться в молчаливом ожидании, пока Хартфелия не подаст указания. И каждый раз, когда карий взгляд натыкался на любопытные глаза слуги, те послушно опускали голову в своей покорности. Не сейчас, Люси не желает быть доброй и понимающей, сейчас она желала только тишину. Плечи тяжелил плотный мундир с парадной нашивкой. Женские морщинистые руки аккуратно развернули воротник под самое горло, чтобы скрыть старые шрамы. Лишь эту служанку Люси могла подпустить настолько близко к себе. — Боже, госпожа Люси, вы не жалеете себя. С каждым разом я замечаю на вашей белоснежной коже лишь новые ссадины и рубцы. — Быть военным без ранений всё равно что пианисту без пальцев, — резко отрезала Хартфелия, показывая, что эту тему она не желала бы поднимать. Гребень подхватил волосы и повёл их волной. Оставалось за малым — подобрать нужный тон для лица и собрать причёску, достойную этого бала. На этом вечере собирались не только военные чины, но и их избранницы и дети. — Вы должны сегодня блистать, госпожа Люси, как наследница этого дома. Может, добавим больше золота? Брошь или диадему? — Я не люблю золото и не люблю блеск. Остановимся на том, что есть. Твоя задача, Луиза, лишь выровнять тон на лице и скрыть мою усталость. Точка. — Слушаюсь. Позади слышался шёпот, но слуги старались не сходить со своих мест, чтобы не вызвать подозрение. Как только Люси покинет свои покои, то поднимется противный гул обсуждения, но Хартфелию это не волновало. Она всё ещё прокручивала слова отца, которые не позволяли ей отпустить злость и успокоиться. Этот бал окажется одним из невыносимых.***
С размахом, достойным высшего генерала, внутри банкетного зала пестрили золото и свет. Гости уже стали собираться в поместье, разговоры о военном или светском переливались от компании к компании, чёрная форма, завешанная золотыми украшениями, выделялась на фоне пышных платьев сопровождающих спутниц. Женщины стоили отдельного внимания. Каждая из них будто бы соревновалась в стоимости и пафосе своих нарядов, а на голове каждой находилась добрая половина фамильных драгоценностей их дома. Они плавно перемещались от общества кавалеров к столикам закусок и обратно, скромно улыбались, как учил этикет и кокетливо подмигивали молодым капитанам, удостоенным этого вечера. Появление Люси в военной форме привлекло несколько негодующих дамских взглядов, но все слова они оставили для сплетен за её спиной, когда большая часть мужчин с привычным спокойствием отнеслась к выбору Хартфелии. Мало кто из военных в этом доме не знал, что дочь Джуда тоже является военной. Хотя она могла услышать слабые возмущения по поводу её статуса, ведь на встречу приглашались лишь ранги, начиная с капитана. Злило? Несомненно. Она что-нибудь сделает с этим? Нисколько. — Ты уже пришла, как же это прекрасно, — отец разгуливал в нескольких метрах от неё в компании пары генералов и пожилой дамы. — Я слегка задержалась к началу, нужно выглядеть идеально, — один из генералов скептически осмотрел Хартфелию с ног до головы, криво усмехнулся, но не позволил себе открыть рот в присутствии Джуда. — Ох, Люси, твой голос с каждым годом жёстче, уже и не помню твой ангельский голосок в юности, — вперёд подалась женщина, легко подхватив кисть Люси, скованную в чёрный бархат, — хотелось бы верить, что твоя кожа всё так же нежна, не стоит скрывать такую красоту в перчатках. — Госпожа Анна, признательна за ваше беспокойство. Анна была единственной женщиной, которой Джуд позволял находиться и своевольничать в его кругу. Она давно была близка к преклонному возрасту, о чём говорили морщины, которые старательно пытались скрыть под несколькими слоями макияжа, но он всё равно скатывался в трещинках старости. Волосы с заметной сединой, которую Анна не стеснялась, были зачёсаны и уложены в высокую причёску, чем-то походящую на королевский головной убор, платье же оголяло плечи, но проходило высоко по ключицам, ведь декольте в таком возрасте считалось моветоном. От неё всегда пахло пряной розой, однако рядом с Анной Люси никогда не чувствовала себя защищёно, маленькие глаза её быстро скакали, находя мелкие слабости, за которые можно было зацепиться. А широкая улыбка казалась фальшивой и пугающей. Её покойный муж был хорошим другом Хартфелия, и при этом ужасным подкаблучником, восхваляющим свою властную жену. По этой причине даже овдовев Анна сохранила свои тёплые и близкие отношения с Джудом, которым постоянно пользовалась. — Сегодня такой сказочный вечер, я думала, что ты покоришь всех своей красотой и грацией в пышном платье. Одно из таких я подарила твоему отцу накануне, как услышала о твоём приезде. Так жаль видеть тебя вновь в этой скудной форме, которая никак не подчеркивает твою прелестную фигуру. Люси приложила усилия, чтобы не сжать до побеления руку Анны. — Анна, — строго отозвал Джуд. — Да, всё, я молчу, — она быстро одёрнула руки и оставила Люси, будто ошпарилась, — всё ещё советую тебе, молодая Люси, подойти к десертному столику, я буду ждать, так хотела бы познакомить тебя со своей племянницей. Анна коротко перебрала пальцами, кокетливо попрощавшись с оставшимися военными, и растворилась в толпе таких же пышных платьев. Люси с облегчением выдохнула, ей было проще остаться в обществе своего отца, нежели рядом с Анной, которая каждый раз норовила нацепить на неё платье или же хрупкие туфли. — Прекрасные сапоги, не правда же? Мне кажется, они выглядят на тебе куда лучше той грубой обрубленной кожи, — Джуд кивнул Люси под ноги. Она машинально оглянулась на сапоги, которые действительно понравились ей, пускай они и были не самыми практичными из-за высокого каблука и узкой колодки. Однако на её длинных ногах они смотрелись выигрышно и достойно. — Да, спасибо за подарок, мне нравятся. Джуд усмехнулся, но когда Люси попыталась поймать его взгляд, он отвел его к своим сопровождающим. Он о чём-то заговорил с ними, полностью игнорируя присутствие дочери, но после неожиданно добавил, будто говоря куда-то в толпу: — Через полчаса можно было бы встретиться на балконе, говорят, будет прекрасный вид, дочь моя. Люси кивнула и удалилась, ей осталось лишь полчаса побродить по залу с неизвестными ей людьми. Кто-то из них занимал высокий титул, и она была знакома с ними лично из-за связей отца, а кого-то она видела впервые. Старые генералы, завидев распущенные золотые локоны, подзывали Люси к себе и находили интересным разговор с дочерью генерала, но таких добрых и отзывчивых гостей было единицы. Остальные косо поглядывали на гордо проходящую мимо них Хартфелию, будто у них была личная неприязнь к ней. Она не любила балы, здесь будто бы не было кислорода, было душно и противно, но это была традиция её общества и семьи, которую она должна была хотя бы принимать, никто не требовал от неё улыбки на лице. Наверное, её холодный и мрачный вид и заставлял многих язвительно оборачиваться на Люси. Она хотела бы сказать, что ничего не имеет против кого-то конкретного, она просто недолюбливает всех, за исключением дядюшки Верго, каждый раз отталкивающего своего собеседника, как Люси появлялась рядом, чтобы обсудить с ней всё на свете. Он был единственным человеком, от которого не было противно. В назначенный час Люси прошла из зала на парадный балкон, вид с которого открывался на собственный пруд и сад. Это было одно из немногих мест, которое Люси любила. Даже своим холодным сердцем. Издалека она заметила ещё несколько фигур рядом с отцом, но когда он заметил приближающуюся дочь, он пренебрежительно махнул рукой и отогнал своих собеседников. Те послушно удалились, опустив взгляд при пересечении с Люси. — Я помешала разговору, отец? — Нисколько. Наш разговор был давно окончен. Безупречный вид, не правда ли? Джуд обернулся к саду и полной грудью вдохнул ночной воздух. Он был сырым, в нём читались нотки свежести и травы. Люси слегка расслабилась, позволив себе положить руки на перила и на несколько секунд насладиться видом. Свет от месяца оставлял длинные блики на водной глади вдалеке, а сам сад густел, что через несколько десятков метров казалось, что он обращался в непроходимую живую изгородь. — Твоя мать любила этот сад, по этой причине, и я люблю его. Сколько же роз пришлось пересадить из-за засухи… — Но сад всё ещё выглядит также, как при маме. — Надеюсь на это. Я бы хотел сохранить память о ней. Наступила тишина, которая должна была появиться. Сердце Люси кольнуло тёплым воспоминанием, когда в её нос бил аромат роз, и она убегала от своей мамы по коридорам кустарников, играя в догонялки. Мама всегда поддавалась и долго ловила свою дочку, оправдываясь своей слабостью и усталостью. Но она действительно была слаба. — Тебе нужно осесть, — слова Джуда резко ворвались в эту тишину и разбили вдребезги моменты воспоминаний. Люси непроизвольно сжала ограду балкона, но больше не шелохнулась. — Это отличается от твоих слов, отец. — Один и тот же смысл. Тебе следует задуматься о семье и детях, в первую очередь о детях. У Хартфелиев должны быть наследники. — И этой причины достаточно для увольнения? — Люси пыталась спокойно говорить, но раздражение выдавало её. — Это самая важная причина. И ты должна быть благодарной дочерью. Это не просьба, сама понимаешь. — Да. Сил на возмущения у Люси не было. Сначала отец говорил ей просто об уходе из армии, но даже тогда были понятны мотивы. Однако сейчас становилось тошно и противно от этого разговора, которого не избежать и не прервать. И свою судьбу не решить. — Тебе нужна хорошая партия. У тебя характер в меня, не каждый человек пожелает жить с такой своевольной женщиной. — Ты сам воспитал меня так. — Да, и это было ошибкой. Очередной удар. Она стояла крепко на своих ногах, но в голове рушился столбы стойкости один за другим. Каждое новое слово хотело будто бы опустить Люси на колени, и, скорее всего, она бы так и сделала, если бы не каменная изгородь. — Я хочу познакомить тебя с одним молодым человеком. Он подполковник, подающий большие надежды, из статной семьи, — также спокойно продолжал Джуд, не обращая на пониженный голос своей дочери. — Зачем? — Буду говорить сразу: через год или раньше я хотел бы видеть вас в браке. Конечно, что-то может измениться, но пока моё слово стоит на этом, — он обернулся на чужие шаги. Люси продолжала смотреть на сад, хотя на самом деле глядела куда-то в пустоту, по кускам собирая разрушенное самообладание. Краем глаза она заметила приветственную улыбку на лице отца; её опасения оказались не напрасными. — Люси, дочь моя, познакомься с гостями сегодняшнего вечера. Это подполковник Джерар Фернандес. Люси не сразу обернулась, но услышав, как шаги замедляются, смогла оторвать взгляд от пруда. В нескольких метрах от них остановилось двое. Джерар, высокий и статный мужчина, достаточно молодой для своего звания, лучезарил улыбкой даже на приглушенном свете. Она была кроткой и мягкой, но Люси сразу увидела в ней лукавство и отработанную маску. Такая улыбка вроде как нравится женскому обществу, наверное, племянница Анны была бы без ума. Пряди синих волос были заколоты назад несколькими тонкими брошками. — Госпожа Люси, — он быстро подхватил её руку, наклонился и коснулся губами перчатки, — рад видеть вас. От неожиданности Люси не успела выдернуть руку. Сейчас она была военной, и с ней следовало здороваться как с равной по службе, но в эту секунду Джерар позволил себе нарушить это правило, обратившись к ней лишь как к даме. Вряд ли это было ошибкой, скорее, попыткой напомнить её место, от чего мнение о Фернандесе плавно опускалось вниз. — Это моя правая рука, Эрза Скарлет. Без неё я бы не справился со своим поместьем, я не так хорош в хозяйственных делах, как в военных, — девушка позади Фернандеса кивнула и слабо улыбнулась, но лишь на секунду. Она была одета в строгий костюм, а не платье, но и не в военную форму. Видимо, так отличали военных помощников от господских. — Я рад, что несмотря на большие расстояния, вы посетили этот бал, — Джуд коротко кивнул, когда Джерар полностью поклонился. — Как же я мог пропустить возможную встречу с вашей дочерью? Слышал, она самое прекрасное из ваших сокровищ, но даже этих слов, я считаю, недостаточно. Отвратно. Возможно, Люси когда-то славилась непревзойдённой красотой, но сейчас из-за усталости и постоянной работы под её глазами засели синяки, не скрываемые макияжем, а волосы потеряли былой блеск и мягкость. — То, что моя дочь самое дорогое сокровище в моей жизни, вы правы. Но я надеюсь, этот бал привлек вас не только моей дочерью. — Конечно, большая честь быть приглашенным в ваш дом на бал. Мне очень приятно разговаривать с вами в эту минуту. Он улыбался, фальшиво или правдиво — Люси не могла сказать точно. Но язык его был хорошо подвешен. Хартфелий был не из тех людей, которые велись на правильно подобранные слова, он сразу же видел человека насквозь, как и все его намерения. Просто в данную минуту их цели были схожи, поэтому Джуд отвечал добродушной улыбкой, такой же фальшивой, как и его любовь к дочери. — Мне следует отлучиться, так что оставлю вас, — Люси сдержалась, чтобы не скривить лицо от дешёвого сценария. Джерар кивнул, и Джуд быстро покинул балкон, а после лёгкого жеста Фернандеса и Скарлет исчезла где-то в толпе зала. Оставаться наедине было неприятно, но Люси не смогла бы избежать этой встречи, особенно если её отец пожелал этого. Он был сильней и влиятельней самой судьбы. Повисло неловкое молчание, а Хартфелия мысленно считала секунды, чтобы вернуть своё старое самообладание и гордость. Даже если отец загнал её в столь неприятную ситуацию, ей не следовало падать лицом в грязь, она была чистокровной Хартфелией, непокорной и своевольной, той самой «противной женой». — Мне кажется, что этот прекрасный вечер только для вас, — Джерар более расслабленно подошёл к ограждению, но сохранил безопасное расстояние в метр от Хартфелии. — Лесть — это прекрасно, но жаль, что я её не ценю. — Прекрасно, я бы не хотел видеть в своей жене легкомысленную даму, легко клюющую на сладкие речи, — парировал Джерар. Он без стеснения разглядывал лицо Люси, отыскивая на нём изъяны или же капли доброты. — Однако, вы правда прекрасны, Люси, даже на знойном солнце этой страны в рядах военных вы сохранили свою природную красоту. Хотя, воздержись от службы, вы бы её приумножили. — Не вам распоряжаться моей красотой и жизнью. — Пока что. — Не вам. Он усмехнулся. Однако в браке вряд ли Люси сможет отвоевать командное место, потому что по первому впечатлению Джерар был не слабым по характеру человеком. Лучше бы отец отыскал бы для неё какого-нибудь тюфяка, которого она смогла бы подстроить под себя, это было бы лучше для рода Хартфелиев. — Не губите отношения со мной, Люси, мы можем быть союзниками, друзьями или даже действительно любящими супругами. Всё познаётся с годами, — он приблизился, но всё с тем же нескрываемым интересом смотрел на лицо Люси, на котором не дрогнул ни один мускул. И после одного мгновения Люси потеряла какой-либо контроль. Она не успела сообразить, в какой именно момент острый взгляд Фернандеса скользнул на плотно прикрытые двери балкона. Через секунду он уже властно обхватил её подбородок и подтянул к себе. Его губы, искривлённые в довольной улыбке, накрыли зажатые губы Хартфелии. Поцелуй, точнее, его попытка в несколько секунд, для Хартфелии был шоком, и она просто замерла, не противясь и не отвечая Джерару. Он отстранился, но не отпустил лицо Люси, его пальцы скользнули на горло. Она смотрела на него ледяным взглядом, выжидая момента, когда будет спокойна. — Наверное, это будет интересней, чем я думал, — пальцем свободной руки от подцепил прядь золотых волос и поднёс к носу, шумно вдохнув аромат. — У вас прекрасные волосы, прямо гордость. И, пожалуй, единственная гордость, которую вы сохранили. Мне нравится. Он грубо отпустил Хартфелию, а после расслабленной походкой поплёл к выходу, оставляя её наедине. Люси продолжала стоять, смотря в пустоту холодным взглядом. Если бы она сейчас воспротивилась и попыталась бы освободиться от рук Джерара, это только бы раззадорило его, ей оставалось просто сохранить хотя бы что-то от сдержанности. Однако одна её рука до сих пор мертвой хваткой была вцеплена в каменную изгородь, и если бы не ткань перчаток, она разодрала бы свои пальцы в кровь. Бал продолжался. Лились мужские голоса и женский смех, кто-то кружился в танце.***
По коридору грозно разносились удары каблуков о мрамор. Люси быстрой походкой удалялась по опустевшим коридорам куда-нибудь. Она не хотела больше находиться в обществе военных и светских дам, где каждый улыбается самой искусственной улыбкой, подчиняется общим правилам и спускает на нет вольность других. Ей было противно, тошно и душно в огромном зале. Влетев в пустую комнату, где её не ожидали слуги, Люси даже не позаботилась о свете, лишь слабое свечение от неба проникало сквозь лёгкий тюль на окнах. Не остановившись, она подлетела к шкафу, распахнула двери так, что каждая из них ударили о соседние, и начала срывать одежду, вещь за вещью. Слышался треск, Люси уже не заметила, как начала сама злобно рычать и кричать на вещи, которые не хотели скидываться с плечиков. — Ненавижу! Отвратительно! Ненавижу! Она перешла к полкам, одним замахом руки сбивая книги и сувениры. Стекло билось под её ногами, смешивалось с косметикой, книги громко падали, а под пинками Хартфелии страницы вылетали из старых переплетов. Она подлетела к своей кровати, детской и наивной, и стала сдирать с неё тюль и бельё. Только треск рвущейся ткани заглушал раздражающие слова в голове, которые повторялись вновь и вновь. «Ты всего лишь баба, и должна играть роль бабы». В отдельные витражи полетели медные статуэтки, с грохотом стекло разбивалось на мелкие осколки и падало под ноги, в общем бардаке смешиваясь с другими жертвами гнева. «Конечно, к генералу Хартфелию по очень важным военным делам, прямо в дом». Треск платьев под ногами, разрываемыми руками и сапогами, смешивался с яростными криками. «Тебе нужно осесть». Люси только поверила, что её отец начал беспокоиться о её жизни, о её здоровье и целях, но всё это оказалось красивой ложью, с помощью которой он подводил к одному выводу — она лишь вещь. Сокровище, которое можно разменять, которое можно вложить или воспользоваться, собственность, не более. Лишь женщина, глупая и с неприятным характером, который нельзя было ей передавать, потому что таких не любят в жёнах. Она лишь бесполезный мусор, теперь бесполезный мусор, в котором разочаровались, а теперь пытаются получить от него другую выгоду. Хартфелия подлетела к зеркалу и замерла, вглядываясь в своё лицо. Волосы растрепались, а на некогда спокойном лице застыл оскал и бешеный взгляд, где-то стекала кровь от случайного пореза. Её злость, её ненависть, настоящие чувства, не скрытые штукатуркой и приличием. «У вас прекрасные волосы, прямо гордость. И, пожалуй, единственная гордость, которую вы сохранили. Мне нравится». Она схватила ножницы со стола, оттянула с силой волосы в сторону, будто бы пыталась вырвать клок, а после резанула. Её «гордость» золотыми нитями легла в руке, безжизненными и теперь бесполезными. За эти волосы её упрекали, за них её таскали, как шлюху, их считали её единственной гордостью, единственным женским украшением. Хартфелия ненавидела быть женщиной. Хартфелия ненавидела ту самую «единственную гордость».***
Сборы взвода проходили быстро. Как только командующая вернулась из своей поездки, все стали спешно собирать вещи и укладывать по грузовикам. Никто не сказал и слова об изменениях Хартфелии, но выглядела она раздражённо, любое сказанное ей слово встречалось холодом и безразличием, поэтому солдаты старались вести себя максимально тихо и спокойно. Никто не хотел поймать на себе гнев Хартфелии, которая явно была не в духе. Через несколько часов, «подбадривая» своим присутствием взвод, она подозвала к себе старшину. Драгнил неохотно оторвался от упаковки припасов, но отозвался на приказ командира. Он ощущал от неё почти за полкилометра раздраженную ауру, но не пытался вмешиваться. — Хочу, чтобы сегодня закончили, понял меня? — Драгнил не успел дойти несколько шагов от Хартфелии, как она уже кинула ему приказ. — Сделаем всё возможное, — она хотела уже возмутиться на неподобающий ответ, но почему-то осеклась. Драгнил остался на месте, понимая, что это не причина его вызова, Хартфелия никогда не подзывала его ради одного указания. — Едем на границу. Там я по приказу передам взвод капитану, на этом твоё подчинение мне закончится. — Хорошо. Личный вопрос? — Драгнил не задумываясь машинально показал кистью на уровне шеи, будто отсекал у себя нужную длину. Перед ним стояла Хартфелия с чрезмерно холодным взглядом и коротко обстриженными волосами, которыми до этого по слухам она дорожила. Она хотела что-то раздражённо кинуть ему, наверное, поставить на место, но лишь злобно усмехнулась. — Решила сменить стиль, так ведь отвечают люди, да? — Я понял, — и Драгнил действительно сказал правду, Хартфелия это осознала. — У меня есть личное задание тебе. Есть в взводе солдаты, которым ты доверяешь? Машинально переведя взгляд на трудящихся в нескольких десятках метров солдат, Драгнил пробежался по ним глазами, пытаясь сначала для себя найти ответ. — Наверное, да, но я не суперпроницательный или общительный. — Не важно, мне нужно, чтобы ты собрал мобильный отряд, пять или шесть человек, не больше. Без лишней суеты и слухов, между «своими». — Зачем? Хартфелия на несколько секунд замолкла, тоже переведя взгляд на подчинённых. Видимо, в её голове рождалось окончательное решение, которое она пыталась грамотно озвучить. — Для диверсии. — Хорошо. — Люси слегка опешила, услышав быстрое и полное согласие Драгнила. Никаких лишних вопросов, удивления или возмущения, он просто согласился с приказом своего командира. Иногда он слепо доверял Хартфелии, это пугало. Но секрет был прост — ему не был важен исход событий. По этой причине он легко подчинялся Хартфелии и соглашался с ней. На это она и ставила, выбирая Драгнила своим старшиной.