21 Ноября 1998
Её окутывала прохлада замка. По ночам в Хогвартсе Гермиона всегда чувствовала себя некомфортно. Из-за холода, звенящей тишины и ощущения одиночества, которое накрывало с головой при виде мраморных, отчуждённых стен. Всё, что окружало её, было пропитано безразличием. Ядовитым, словно клыки василиска. Даже Малфой, что шёл впереди, идеально дополнял эту картину. Ступал так легко, что ни на секунду не нарушал идиллии. Но, как ни странно, с ним было комфортнее. Будто он вёл её за собой, потягивая за тоненькую прозрачную леску, и не отпускал. Гермиона не могла сказать, когда это случилось и почему. Просто чувствовала край этой лески где-то внутри себя. Как она нежно и осторожно окутывала внутренние органы. Согревая в холоде. Её мысли, прямо как выпущенные стрелы, улетали в совершенно разные направления, не давая зацепиться чётко за одну или за другую. Вот ушла куда-то далеко та, которая хранила в себе размышления о письме Рона. Следующая, до самого кончика забитая Малфоем, обогнула один из коридоров сознания и ушла прочь. Третья, перебирающая все возможные защитные заклинания и способы их отмены. Возможно, Снейп осмелился использовать магию крови? Или всё, о чём говорили студенты, являлось лишь слухами, и на самом деле подсобка открылась бы от простой Алахоморы? Кто был достаточно близок с профессором, чтобы располагать подобной информацией? Гермиона резко остановилась, оглушённая собственной догадкой. Она знала лишь нескольких людей, которым Северус мог доверить такую ценность, как собственные запасы. Перед её глазами мелькали лица учеников, к которым Снейп относился совсем не так, как к остальным. Студенты, которые так или иначе являлись его любимчиками. И один из них, самый выдающийся, остановился прямо перед ней. Неужели всё было настолько просто? — Малфой, я могу спросить у тебя кое о чём? — Гермиона снова чувствовала непоколебимую решительность и звучала уверенно, почти что требовательно. Она смотрела на Драко — на крестника погибшего профессора — который просил её о втором шансе. И чувствовала власть над ним на кончиках своих пальцев. Чувствовала, что имела право просить у него всё, что угодно. И, судя по прозрачным льдинкам, которые вмиг образовались в серых радужках — Малфой это понимал. Его поза выглядела максимально расслабленной. Рука покоилась в кармане брюк, голова слегка наклонилась в сторону, будто ему искренне было интересно услышать её вопрос. Но на лице вырисовывалось почти полное безразличие. То, которое хотелось разбить вдребезги, чтобы снова увидеть его настоящую эмоцию. Если бы не глаза — Гермиона никогда бы не поняла, насколько сильно на самом деле он был напряжён. — По-моему, ты уже задала его, разве нет? — уголок его губы поплыл вверх, меняя эмоцию будто краску на холсте. Секунда — и вот уже холодная насмешка сменила собой равнодушие. Это почему-то напомнило Гермионе о глупых детских маггловских играх. Когда кто-то был слишком невнимателен, чтобы заметить водящего игрока прямо позади себя, и в следующую секунду уже сам становился на это место — самое нелюбимое. И всем детям уже было плевать, что этот кто-то просто отвлёкся на маму, машущую ему рукой. Упущенное мгновение, в случае с Драко, было самым страшным, что могло произойти. Наблюдать за тем, как его маски из эмоций сменяли друг друга — Гермиона находила в этом свой интерес. И старалась смотреть как можно внимательнее, чтобы не упустить ни одну. — Ты знаешь, как попасть в подсобку Снейпа? — проигнорировала его прошлую реплику, настаивая на своём. И следила за тем, как напряжение в его глазах нарастало, в то время как поза и выражение лица становились всё более и более лёгкими. Такими, будто перед ним стояла вовсе не Гермиона, а его самые близкие люди, в кругу которых он чувствовал себя максимально комфортно. — Грейнджер, скажи честно, ты меня с Вислым случайно не перепутала? — это прозвучало явно более напряжëнно, чем он ожидал. Потому что Гермиона почувствовала, что смогла бы рассечь его слова в воздухе, как простую тонкую нить, натянутую почти до предела. И это постепенно выводило её из себя. То, что Малфой пытался отшучиваться, грубить, намеренно использовать кличку, которую дал Рону ещё на первом курсе. И она бы начала атаковать его, если бы не смотрела так пристально в глаза. В них она уже увидела смирение. Молчаливое принятие ситуации. Когда ты научилась так хорошо читать его, Гермиона? — Просто ответь мне на вопрос. Ты знаешь, как попасть в его подсобку или нет? И, наконец, его маска обрушилась. Гермиона не могла знать точно, по какой причине это случилось, но эта маленькая победа заставила что-то внутри неё возбуждённо расправить крылья в предвкушении окончательной капитуляции. Ей определённо нравилось иметь власть над ним. Малфой тяжело вздохнул, больше не изображая веселье. Его кулаки крепко сжимались, а челюсть была сомкнута с такой силой, что удивительно, как зубы ещё не раскрошились. В нём запылала ярость. От того, что Грейнджер смела использовать его. От того, что она сохраняла спокойствие. От того, как озорные искорки плясали в её карих радужках, а губы едва не растянулись в насмешке. — Допустим, что да, — один Мерлин знает, с каким трудом ему удалось выскоблить из себя эти слова. Потому что хотелось, очень сильно хотелось послать её ко всем чертям. Хотелось прижать её к стене и задушить за то, что она смела наслаждаться властью над ним. А затем трахнуть за то, насколько ярко горели её глаза. Грейнджер закусила губу в предвкушении и тут же начала озираться по сторонам в поиске класса, в котором они могли бы поговорить без лишних ушей. Она настолько часто нарушала правила, что план в её голове сформировался практически моментально. Но Гермиона должна выяснить у Драко подробности, чтобы более точно выстроить каждый свой шаг. Она совершенно неосознанно схватила его за руку, чуть выше запястья. И поняла это лишь тогда, когда табун мурашек проскакал по всему её телу, собираясь комом внизу живота. Это ощущалось тревожно и сладко одновременно. Так, что ей захотелось отпрянуть так быстро, как это только было возможно, и в то же время тело не повиновалось своей хозяйке. Она упрямо продолжала тянуть его за собой в один из пустых классов чуть дальше по коридору. Классов, в которых за все года обучения им не провели ни одного занятия. И Гермиона судорожно пыталась понять, почему от одного только прикосновения у неё сбилось дыхание так, что появилось желание дать самой себе пощëчину, чтобы привести в чувства. Мерлин, да что с тобой не так? Лишь когда дверь за ними захлопнулась, Грейнджер смогла взять себя в руки и отойти от него подальше, к окну, через которое почти ничего не было видно из-за грязи, налипшей на стекло. И даже в такой темноте ей удалось разглядеть толстый слой пыли на подоконнике, на полотне, что накрывало парты и стулья, на полках шкафов и преподавательском столе. Эта пыль взлетела в воздух от резкого дуновения ветра, появившегося по вине слишком резко закрывшейся двери. И хотелось закашляться из-за того, что грязь оседала в горле, проникая прямо в лёгкие. Но это был единственный вариант на данный момент. Казалось удивительным и то, что дверь оказалась не заперта, поэтому Гермиона решила довольствоваться тем, что было. Она бросила на дверь запирающее и заглушающее заклятия, а после зажгла палочку лёгким светом Люмоса и вновь взглянула на Малфоя. Снова — прямо в глаза. Глаза, которые горели негодованием. Которые выпускали бы сейчас искры, если бы могли. Тёмно-серые радужки, что обжигали её настолько сильно, насколько огонь никогда бы не смог. И её трясло изнутри. Но она не имела права показывать это ему. — Какие защитные чары стоят на подсобке? — едва совладав с голосом, чтобы он не дрожал и не перескакивал на слишком высокие истеричные нотки, спросила Гермиона. Она скрестила руки на груди, стараясь хоть как-то закрыть себя от ощущений. Чтобы не чувствовать себя настолько взволнованной одними лишь его присутствием и взглядом. В этот вечер с ней точно что-то было не так. А Малфой был безупречно зол. — Я не уверен на сто процентов, но предполагаю, что что-то вроде чар принадлежности. Когда я учился на шестом и седьмом курсах, у меня никогда не возникало никаких проблем со входом туда, в отличии от других. Некоторые твои дружки пытались стащить парочку редких ингредиентов, но потом их жестоко наказывали. Но я не знаю, как это работает сейчас, потому что Снейп мёртв, — он говорил ровно, напряжённо, вглядываясь в неё так, словно пытался увидеть насквозь. Увидеть её мысли. Планы. Ощущения. Будто вот-вот использует легилименцию. Его слова обрушили всё, о чём Гермиона думала. Всё, что планировала. Ведь если он был прав… Если на двери в ту поганую маленькую комнату действительно стояло заклинание принадлежности, она не смогла бы попасть туда одна ни в коем случае. Такие заклинания не рушатся просто так. Раздел чар принадлежности был одним из объëмнейших разделов магии. И разброс шёл с самых простых, которые и использовались для чернил Джорджа, до самых сложных, тех, в которые волшебник вкладывал часть самого себя. Что-то важное, что-то достаточно сильное, чтобы поддерживать магию и не позволять лишним людям проникать туда, куда им не следует. И Гермиона предполагала, что Снейп был вполне способен на подобное. Хотя и не понимала, что такого особенного было в этой несчастной малюсенькой комнате, в которую едва ли поместилось бы два человека. Мог ли её бывший профессор Зельеварения скрывать там что-то более серьёзное, чем безоар или шкуру бумсланга? — Тогда ты должен пойти со мной, — почти обречённо сказала она, не в силах придумать ни одного иного исхода. Он должен помочь ей. Мерлин, это было слишком важно, чтобы бросать дело на полпути. — Что я должен, Грейнджер, так это не нарушать школьные правила, — он резко повысил голос, и глаза заблестели злобой так, как она не видела никогда раньше. И ей хотелось разозлиться на него в ответ. Принудить к помощи, надавив на слабые места. Упрекнуть в том, что он сам желал второго шанса, а теперь отнекивался, словно передумал. Хотелось накричать на него. Но Гермиона замерла. Вглядываясь в его серые радужки, в которых на секунду, на мгновение, пролетела вспышка боли и отчаяния — такая яркая, что её невозможно было не заметить. И она слушала его уже более спокойный, но всё ещё злой голос. И слышала нотки боли. — Послушай. Я не золотой Гарри Поттер, мальчик-который-выжил-умер-и-снова-выжил. Я не герой войны, которому преподаватели готовы простить всё на свете. Я Малфой. Я сын человека, который проебал всё, что мог. Ты думаешь, меня назначили старостой просто так? За мои выдающиеся оценки? За мной наблюдают, Грейнджер, и я не могу ступить и шага вправо или влево, потому что иначе меня исключат. И я хер его знает, что будет после этого. Я не собираюсь поступаться своей жизнью. Моя мать этого не заслужила. Его последняя фраза была сказана так тихо, что Гермиона почти не услышала её. Она стояла, ошарашенная. Словно её ударила молния. Ей не верилось в то, с каким недоверием он сам относился к ней. Будто он и правда думал, что она бросила бы его гореть одного. Для Гермионы Грейнджер такая просьба означала совсем иное. Ведь она уже давала ему второй шанс. И это значило, что она целиком и полностью за него поручится. Всегда и везде. — Драко, — произносить его имя было несложно в данных обстоятельствах. Оно не звучало непривычно. Не чувствовалось на кончике языка отторжением. Слетало легко, словно так всегда должно было быть. А он напрягся, вглядываясь в её лицо и стараясь найти там хотя бы намёк на скрытность. Но её не было. В этот момент Гермиона полностью отпустила себя, готовая произнести ему почти что клятву. — Драко Люциус Малфой. Если я прошу о подобной услуге, то никогда не отвернусь от тебя. И в случае, если нас заметят, возьму на себя всю вину за произошедшее. И пойду до конца, чтобы защитить тебя от наказания, которого ты не заслуживаешь. Запомни это раз и навсегда. Потому что я никогда не убегаю от ответственности. И я даю тебе второй шанс, — как бы ей не хотелось, но этого она вслух произнести не смогла. Но увидела по его глазам, по его выражению лица, по тому, как его губы поджались в напряжении, что он понял её. Поверил ей. Пусть ничего не ответил. Пусть отошёл назад, отворачиваясь. Но вслушивался в каждое слово, пока Гермиона объясняла план действий. Пока она вышагивала туда и обратно, сосредоточенно анализируя каждое своё слово. Каждый следующий шаг, который они должны будут совершить. И лишь в конце, когда она обозначила ему сроки, Драко развернулся, глядя на неё сквозь стёкла своих глаз. — Мы пойдём туда завтра, Грейнджер. Ровно за десять минут до отбоя я буду ждать тебя в Выручай-комнате. И только посмей опоздать. Удивительно, как он умело контролировал ситуацию, в которой должен был быть зависим. Гермиона отмечала, что Малфой не умел играть на второстепенных ролях. Он был не тем человеком, который слепо подчинился бы каждому её слову, как Гарри и Рон делали в таких ситуациях. Драко давал отпор так, что у Гермионы замирало сердце. Что-то внутри подсказывало, что как бы сильно ей ни нравилась власть над ним, Грейнджер обожала моменты, когда он умел ей противостоять.22 Ноября 1998
Большой Зал заполнялся медленнее, чем в будние дни, как всегда бывало по воскресеньям. Завтрак начинался позже, и большинство студентов отчаянно пытались ухватиться за последние возможные ниточки сна, чтобы начать неделю с лучшим настроем. Джинни уже ждала, необычайно бодрая, за своим обычным местом. Она говорила с Невиллом, кажется, о Луне и новом выпуске «Придиры», что вышел совсем недавно. Ксенофилиус опубликовал статью Лонгботтома о самых необычных видах растений, которые волшебник имел право выращивать в домашних условиях при правильном обращении. Гермиона вспомнила, что читала эту статью, и была приятно поражена познаниями Невилла в этой сфере. Она ни на секунду не сомневалась в том, что он мог бы стать чудесным преподавателем. — Доброе утро, — радостно произнёс он, когда заметил её, садящуюся напротив Джинни. — Доброе. О чём вы говорили? — О, Невилл рассказывал мне о самых красивых волшебных цветах. Я даже подумала завести себе парочку, как думаешь? Посмотри, вот эти, мне кажется, очень классные. И за ними даже не нужен особый уход! Мерлин, Джинни, которая говорила о садоводстве? Гермионе показалось на секунду, что она попала в какую-то параллельную реальность, но глаза её подруги так сияли, что не оставалось ни капли сомнений в том, что она на самом деле решила попробовать себя в этой сфере. Возможно, у неё бы действительно могло что-то получиться. — Это… Вау, Джинни. Они и правда очень красивые. — Они называются Игнис Петуниас, что с латинского обозначает «огненная петунья». Они отличаются от подобных маггловских тем, что имеют необыкновенный окрас чешуи дракона и извергают пламя, если за ними неправильно ухаживать. Но на самом деле, на удивление, они действительно не слишком привередливые, — улыбнулся ей Невилл, указывая на редкий окрас больших лепестков. — Ну и они гораздо больше маггловских по размеру. Гермиона присмотрелась внимательнее к цветам, что были запечатлены на колдографии почти неподвижными. И увидела, что на них действительно словно проросли маленькие чешуйки, делая узор одновременно космически-завораживающим и по-огненному ярким. Она никогда раньше не видела подобных растений. И почему-то сравнила их с некоторыми чертами характера своей подруги, которой идеально подходил подобный выбор. Она не хотела интересоваться, с чего вдруг Джинни потянуло на подобные увлечения. Просто видела, как горели её глаза. Возможно, она нашла для себя способ отвлечения, но могла ли Гермиона её за это винить? И лишь когда Невилл, извинившись, ушёл от них к Луне, Уизли повернулась с совсем другим взглядом. Будто пыталась найти что-то в лице Гермионы. — У тебя синяки под глазами. Ты плохо спала? — спросила она, прищурившись и достав палочку из своей сумки. Она легко взмахнула ею, и Грейнджер поняла, что подруга скрыла следы её почти бессонной ночи. Тяжело вздохнув, она объяснила: — Я не могла уснуть и решила отвлечься книгой. В итоге зачиталась и заснула, наверное, только к утру. По-видимому, мой организм настолько устал, что даже такое простое заклинание не вышло. Это кошмар. И она даже не соврала. Каждое её слово было чистой правдой, за исключением того, что сну мешали мысли о Малфое и о его руке в её. О его глазах и боли, вспышку которой ей удалось уловить. О его словах и противостоянии ей. И после этого она и правда попробовала почитать, чтобы мысли перетекли в совершенно другое русло, но обернулось всё тем, что девушка уснула с книгой в руках прямо в сидячем положении, даже не заметив этого и на утро не вспомнив ничего из того, что было ею прочитано. — И, если честно, чувствую себя ужасно, — добавила Гермиона, опуская глаза к каше, которую совершенно не хотелось есть. Она не любила каши. — Послушай, Гермиона. После того нашего разговора… ну, ты понимаешь. Мне правда стало чуть легче. Как будто часть боли, хоть и небольшая, ушла, и я надеялась, что с тобой произошло то же, но тебе что-то мешает отпустить. Что тебя так сильно держит? Годрик, Джинни, пожалуйста… Пожалуйста, не спрашивай о таком. Я не смогу ответить честно… Взгляд Гермионы сам собой опустился на левое предплечье, которое олицетворяло собой всё. Её боль. Страх. Желание мести и кошмары, что преследовали во снах. И она понимала, что в ту секунду, когда Беллатриса вырезала это уродливое клеймо, что-то в ней надломилось. Трещина, что пошла по тонкому льду, распространялась, и под весом собственного тела Гермиона полетела вниз, в воду, которая была настолько холодной, что оставляла ожоги. Но не снаружи. А изнутри. И в тот же миг она поймала взгляд Малфоя. Настороженный и будто взволнованный. И её затрясло от резкого осознания того, что их главные ошибки были запечатлены на их руках. В одном и том же месте. Маленькие проколы, которые выросли в самые настоящие разрывы где-то там, в душах. Джинни замолчала, отводя взгляд в сторону, почувствовав, что прикоснулась к чему-то слишком интимному. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что Гермиона никогда не будет готова в полной мере открыть ей свою боль. Но она верила, что человек, с которым Грейнджер станет легче, уже нашёлся. И как бы ни было тяжело это признавать — Уизли смирилась с тем фактом, что Забини оказался прав. Между Гермионой и Малфоем действительно что-то происходило.***
Гермиона сидела напротив шкафчика, где хранились вещи, которые, как она надеялась, ей больше никогда не понадобятся. Сумка, подверженная заклятию незримого расширения. Мантия-невидимка, присланная Гарри не так давно. И тоненькое кольцо её матери. Обычное серебро, обвивавшее её палец словно виноградная лоза или веточка дерева. Всё ещё сверкающее так же, как и много лет назад, когда Джин подарила его своей дочери, маленькой одиннадцатилетней девочке, перед посадкой на Хогвартс-Экспресс. Гермиона помнила тот день. И те слова, что сопровождали подарок.— Даже когда тебе станет грустно и одиноко, когда ты особенно сильно будешь скучать по нам, часть меня будет рядом. Всегда, — женщина вложила в ладошку девочки лёгкое, маленькое колечко, которое только что сняла со своего пальца. Гермиона удивлённо подняла на неё глаза, готовая почти что усмехнуться. Она верила в то, что не будет скучать по ним ни дня, потому что наконец окажется там, где ей самое место. Маггловский мир не был ей домом, и девочка поняла это в тот самый момент, когда профессор МакГонаггал, любезно беседуя с её родителями, рассказала о том, что их дочь — необычный ребёнок.
Но, пусть было стыдно в этом признаваться, Гермионе было совсем немного страшно. Именно поэтому она не начала спорить в попытке отвергнуть подарок. — Но это твоё любимое, кольцо. Я не… Как же ты будешь без него? — растерянно спросила она, всё ещё сжимая серебро в своей руке, боясь отпустить. А Миссис Грейнджер лишь улыбнулась, спокойным тоном отвечая: — В этом и заключается его ценность. Гермиона тяжело вздохнула. Она носила его каждый день во время войны, с тех самых пор, как стёрла родителям воспоминания. Скучала по ним каждый день. Каждую секунду. И по ночам, засыпая, перебирала серебряную веточку на пальце и клялась себе, что, как только война закончится, она вернёт свою семью. Этот подарок дарил ей надежду. Напоминал о том, что нужно оставаться сильной для того, чтобы одержать окончательную победу. Символизировал собой всю её волю. И Грейнджер надеялась больше никогда его не надевать. Ведь это означало бы, что вновь настали тёмные времена. Она оставила его там, в маленьком мешочке в шкафчике, не готовая признаться себе в том, что всё снова рушится. Пока что время не пришло.***
Ей пришлось попросить Джинни о помощи, чтобы без проблем выйти из гостиной чуть раньше, чем за полчаса до отбоя. На её удивление Уизли не стала расспрашивать. Они повторили тот же трюк, который Гермиона много раз до этого проворачивала с Гарри и Роном. Она накинула на себя мантию-невидимку на лестнице, где никого не было, и спустилась в гостиную, осторожно огибая сокурсников. Когда Грейнджер уже подошла к выходу, Джинни с другой стороны назвала пароль портрету и незаметно выпустила её наружу, а сама прошла внутрь, словно ничего не произошло. Малфой уже ждал её. Он чуть ли не подпрыгнул от неожиданности, когда из-за двери показалась одна только летающая голова, но Гермиона не успела этого заметить. — Значит, у Поттера всё это время действительно была мантия-невидимка, — констатировал он, разглядывая ткань, которую девушка уже успела снять, показываясь ему полностью. — Да, была. Предупрежу сразу — она не такая вместительная, как кажется, и нам придётся идти довольно… близко друг к другу, чтобы она укрыла нас обоих, — сказала она, не смотря на него и чувствуя, как её щёки слегка покраснели. Она пыталась морально подготовить себя к тому, что они будут практически прижиматься друг к другу. Пыталась заставить себя не волноваться по этому поводу и надеялась, что её не будет трясти изнутри, как вчера, когда она всего лишь прикоснулась к нему. Но её мысли всё равно разлетались в разные стороны. — Когда выдвигаемся? — Вровень с отбоем. Макмиллан и Патил уже должны подниматься на верхние этажи, они всегда начинают патруль с них, — Драко поднял взгляд на часы, что всё ещё висели над дверью, а потом вновь посмотрел на Гермиону. — Забини будет неподалёку на случай, если какой-то учитель окажется рядом. Грейнджер моментально выпрямилась, расширив свои карие глаза до состояния галлеона. Упёрла руки в бока, яростно метая искры. — Ты рассказал Забини? — Блять, Грейнджер, — закатил глаза Малфой, — это всего лишь дополнительная страховка. Успокойся. Она выдохнула. Гермиона не готова была доверять кому-либо со Слизерина, кроме Малфоя. Она опасалась каждой детали, из-за которой что-то могло пойти не так, любого отхождения от изначального плана. Но не могла не согласиться с тем, что страховка не была бы лишней. Если Забини действительно ничего не знал — всё было замечательно. А она верила, что своими словами Драко именно на это ей и намекнул. Минуты пролетели стремительно, и Гермиона даже не заметила, как пришло время им с Драко выходить. Она расправила мантию, делая слишком глубокий вдох, чтобы успокоить взволнованное сердце. Но её тело всё равно предательски вздрогнуло, когда он подошёл к ней слишком близко. Так, что она слышала его неравномерное дыхание. И, возможно, стук сердца, но не была уверена, что это не её собственное отдаётся шумом в ушах. Малфою пришлось пригнуться, чтобы мантия укрывала их до самого пола. Они прижимались друг к другу бок о бок. И Гермиона понимала, что Драко, скорее всего, до безумия неудобно не только из-за позы, но и из-за довольно медленного темпа, в котором они шли с восьмого этажа до подземелий. Ей даже в какой-то момент захотелось извиниться перед ним — хотя и не было понятно, за что. Она не была виновата в том, что рост Драко сильно отличался от её — практически на целую голову. На протяжении всего пути они не вымолвили ни слова. Грейнджер мечтала поднять взгляд и посмотреть на его лицо, но осекалась каждый раз, возвращаясь к пустым коридорам и холодным стенам замка. Она прислушивалась к каждому шороху. К вою ветра за окном. К тихому дыханию Драко практически рядом с её ухом, чёрт бы его побрал. На всём пути им посчастливилось никого не встретить. И даже Забини не было на входе в подземелья, из-за чего Гермиона нахмурилась и всё же вопросительно взглянула на Малфоя. А он закатил глаза, словно связался с самой глупой девушкой на планете. Ну конечно, Мерлин. Блейз где-то прятался, чтобы не привлечь к себе случайно внимания, но увидеть преподавателя, который пойдёт в ту же сторону. Грейнджер облегчённо выдохнула, когда они остановились у нужной двери. Она так давно не заходила в эту часть замка, что почти почувствовала ностальгию по тому времени, когда им с Гарри и Роном приходилось спускаться сюда на уроки профессора Снейпа. Она вспомнила мрачность его кабинета, в котором всегда царила мёртвая тишина во время урока, и только стальной голос Северуса разносился по классу. Она ненавидела этот класс. Ещё раз оглядевшись по сторонам и прислушавшись, Гермиона слегка скинула мантию, так, чтобы если что быстро спрятаться под ней вновь. Она пропустила Малфоя вперёд, чтобы он открыл дверь и впустил её внутрь. Но Драко на несколько мгновений замер, глядя на росписи дерева. А Грейнджер мечтала увидеть его выражение лица в тот момент, но была вынуждена смотреть на его напряжëнную спину в ту секунду, когда он просто опустил свою ладонь на ручку двери. Она легко открылась, представляя их глазам темноту помещения. В этот момент Гермиона почти засветилась от счастья. Ей даже не до конца верилось в то, что всё оказалось действительно настолько просто. Надежда внутри из маленького, практически засохшего семечка разрослась корнями по всем внутренностям, освещая их изнутри словно солнце. Она чувствовала это тепло внутри себя. Малфой отошёл, давая ей возможность пройти вперёд. И она уже была на пороге, когда почувствовала, что упёрлась в стену. Что? На её лице, наверное, была написана чистая паника. Она протягивала руки в пространство, выглядевшее совершенно свободным, но раз за разом натыкалась на невидимую стену, не способная пройти дальше. Нет, нет, нет, нет… — Грейнджер, — она почувствовала, как Малфой схватил её за руку, отводя от входа. Его голос оказался еле слышным шёпотом. А прикосновение снова принесло за собой стаю птиц, что разлетелись мурашками по её телу. Гермиона послушно отошла, а потом слегка приоткрыла рот в удивлении, когда Драко спокойно прошёл внутрь, не почувствовав никакой преграды. В ней заиграли зависть и разочарование от того, что у неё не было возможности самой осмотреть помещение в поисках ингредиентов, которые могли бы пригодиться ей в других зельях. Но эти ощущения пришлось задвинуть в дальний угол сознания, когда Малфой нетерпеливо посмотрел на неё. Грейнджер осторожно достала смятую в несколько раз бумажку из кармана своей мантии, и Драко протянул руку за барьер, чтобы взять её и сумку, в которую нужно было сложить все взятые склянки. После он беззвучно зажёг кончик своей палочки Люмосом и начал выискивать каждый пункт списка. Малфой двигался изящно и тихо, так, что не было слышно стука стекла друг о друга и того, как он опускал баночки в сумку. Он с удивлением отметил чары, наложенные на маленький клатч, но продолжил своё занятие с особенной осторожностью. Гермиона всё это время наблюдала за ним, стараясь не расслабляться и прислушиваться к каждому шороху. В какую-то секунду Драко замер, словно что-то случилось, и резко схватил её за руку, втягивая за собой в подсобку. Грейнджер охнула, зажмурившись, готовая уже врезаться со всей силы в барьер, но ничего не почувствовала. Только то, что её спина осторожно соприкоснулась со шкафом. Она открыла глаза, с удивлением отметив, что Драко закрыл за ними дверь и стоял безумно близко. Она дышала ему в шею, касаясь руками груди, а его ладони упирались в полки позади, и в ней снова поднялось это странное чувство — тревога, смешанная с напряжëнным наслаждением. — Что ты… — прошипела Гермиона, нахмурившись, но Драко так посмотрел, что она моментально заткнулась. Он опустился ближе, к самому уху, и Грейнджер рвано вздохнула, когда почувствовала его дыхание. — Там кто-то есть. Забини сообщил мне. И теперь она молчала, напряжëнно дыша не из-за него, а из-за страха. Спустя всего несколько мгновений за дверью послышались приглушëнные шаги. Гермиона прикрыла глаза, чувствуя тремор изнутри, но отчего-то понимала, что совершенно не беспокоилась за себя. Она не боялась попасться преподавателям и позже предстать перед МакГонаггал лично, ведь знала, что сможет всё объяснить. Она опасалась за то, что будет с Малфоем, если их поймают. Представила в голове уже сотню сценариев, в каждом из которых её словам не верят и исключают Драко из школы. А затем отправляют гнить в Азкабан. А виновата во всем она. Годрик, что я наделала? Как я могла так поступить с ним? — Грейнджер… Она подняла подбородок, выбрасывая себя обратно в реальность. В которой всё ещё было в порядке. И посмотрела прямо ему в глаза, собирая себя по кусочкам из паники, чтобы в её карих блистала уверенность. Потому что я никогда не убегаю от ответственности. Что-то было в этом моменте. В том, как его дыхание касалось её лица, как его запах доносился до неё, выбивая из колеи, как его руки стояли по бокам её плеч, а её ладошки касались его груди. Что-то плескалось и перекатывалось в его на этот раз светлых серых глазах, которые она способна была разглядеть даже в кромешной темноте. Она услышала, как Драко тяжело сглотнул. И почувствовала резкую необходимость в свежем морозном воздухе, осознавая, что его аромат сбивает её мысли и дыхание. Никогда раньше она не оказывалась к нему настолько близко. Не ощущала эти едва уловимые нотки, напоминающие ей диссонирующую сексту, что сама по себе звучала тревожно и неприятно, но при образовании в ней трезвучия переливалась приятным минором. Гермиона вспоминала, что даже в тот момент, когда он поцеловал её, всё чувствовалось как-то иначе. Словно они оба оказались в состоянии аффекта, не способные уловить каждую деталь цветов их общего калейдоскопа. И ей захотелось повторить. Но на этот раз распробовать каждый миллиметр подаренных ощущений. Она уже было потянулась к нему, ведомая опьянением, но Драко слегка повернул голову в сторону двери, снова напряжённо сглотнув. — Всё чисто. Мы можем возвращаться, — на резком выдохе произнёс он своим охрипшим непонятно отчего голосом. И Грейнджер словно очнулась, отодвинув руки от его тела. Где-то в горле заиграло разочарование в том, чего так и не случилось. Откуда-то изнутри поднялась тоска. Момент развеялся, оставив за собой лишь тонкую нить воспоминания, наполненного его дыханием и глазами, в которых, она могла поклясться, танцевали чёртики желания. Но Гермиона, похлопав глазами и помотав головой, стряхнула с себя наваждение. Ведь у них всё получилось. Ей удалось раздобыть компоненты зелья, чтобы разгадать ещё одну загадку.