Исповедь у дверей моего хозяина.

— До сих пор торгуешь телом, шлюхан? — задавал вопрос парень, сидящий на скамейке с банкой колы. — Э-эй, я бы попросил тебя не выражаться, я предпочитаю называть себя жрецом любви, да и ты сам знаешь, что у меня нет выбора, — сказал Сеня, покачиваясь на старых скрипучих качелях. — У тебя есть выбор. Если тебе нужны деньги, значит ты можешь пойти работать куда-нибудь на стройку или… Болтовню друга парень прервал, резко выкрикнув: «Да не могу я!» В воздухе повисло неловкое молчание; громкий скрип качелей стал тише, а потом и вовсе прекратился. «Почему он кричит на меня, чёрт, я его совсем не понимаю. Что я сказал не так, что жизнь содержанки ему не к лицу?» — такие мысли долго витали в голове у Никиты. — Я не могу, понимаешь? — тихо сказал Тёма, усевшись рядом с другом на старую скамейку. — У меня нет желания продаваться, просто… Мы с тобой, конечно, давние друзья, но я… На бабушке висит большой долг… — Настолько большой? — 7 лямов. — Ахуеть, и для чего? — Это стоимость операций, если не выплатит долг, тогда они вытрясут из неё душу, я не знаю, зачем она пыталась их спасти, Боже, я так устал, я уста-ал, Ник, — слова прервались слезами. Громко рыдая, Сеня втиснулся в объятия друга. Всхлипывая, он вытирал слёзы об чужой свитер; хватался руками за спину Никиты, который в свою очередь крепко обнимал его и молчал, задумываясь о чём-то далёком, о чём-то безбрежном, несбыточном. Иногда молчание прерывалось словами утешения и поцелуями в макушку. Арсений не успокаивался, а плакал громче, закапывался под одежду к Никиты, цеплялся за него и начал кричать от безысходности. Парень не знал, что делать, и отчаянно решил поцеловать его, чтобы тот замолчал. Соседи уже начинали кричать с балконов о нарушении общественного порядка, хулиганстве и прочей ерунде, но Никите было не до них — впервые он целовался с парнем. Ему было не противно, но он был в замешательстве, однако, жадно хватая друга губами, Ник постепенно терял рассудок. Было уже за полночь. Никита грубо касался шеи друга, принимая всю страсть его поцелуя; он был радостен и нетерпелив, окунув руки под одежду Сени, ему уже было сложно совладать с собой: он грубо подхватил друга за ягодицы. По банке с газировкой ударила нога парня и банка упала на асфальт, расплёскиваясь под ногами и громко шипя. Никита понёс к подъезду мальчишку, повисшего у него на шее. Пребывая в прострации они не понимали, как оказались внутри квартиры. Никита кинул друга на кровать, начал ласкать его шею и быстро стянул с него штаны, после чего, его желание низменных утех резко поубавилось. Сердце убавило в скорости, глаза перестали гореть. Это не то, чего он хотел. Он убрал от Арсения руки, медленно сел на пол и взялся за голову. Волна отвращения и страха накрыла его разум с головой, он испуганно трепал себя за волосы и улыбался, в его горле застрял ком. Он хотел кричать на друга, чьи большие зелёные глаз хлопали от недоумения, но не мог этого сделать, потому что боялся его ранить. — Э-эй, что такое? — тихо сказал Арс, легонько касаясь плеча своего друга. — Что это? — громко выкрикнул Ник, всё же не сдержав себя. — О чём ты? — Ты прекрасно знаешь, о чём я, неужели ты и на такое соглашался, тебе так нужны деньги, чёрт, давай я продам хату, почему ты не попросил помощи?! — Всё в порядке, мне не больно. Не волнуйся, мне много платят. Я скоро распрощаюсь с долгами. Никита медленно поднял голову и посмотрел на лицо Арса, потом на ноги. Столько гематом и шрамов он не видел ни на одном человеке за всю свою жизнь: прямая линия, на которую видимо накладывали швы, была сделана каким-то затупленным предметом, потому что шрам был очень широкий и неровный, словно кто-то хотел располовинить ногу, подобно куску мяса; синие и фиолетовые синяки, местами уже жёлтоватого оттенка были на бёдрах с внешней стороны; надрезы, очень маленькие, вырисовывающие какие-то картинки над коленями; странные впадины, будто там вырезали кусочки плоти. Он касался отметин, боясь причинить боль другу, а потом аккуратно приподнял футболку Сени, и его зрачки сузились от страха: картина продолжалась…