Исповедь у дверей моего хозяина.

— Я…могу остаться здесь на ночь? — Мальчик придерживался за плечи мужчины, который сидя на корточках, вытирал ступни ребёнка мягким полотенцем. Даже это банальное проявление внимания заставляло сердце биться чаще. — Нет. Не сегодня. Наверное, если бы Гриша знал о том, что Арсению известно чуть больше, чем следует, он бы так очевидно не проиграл своим чувствам, но на мгновение ему захотелось именно проигрывать. Он обхватил его бёдра, прижимая парня к себе, отчего тот немного пошатнулся. Изувеченные ноги выглядели довольно отвратно, и будь на месте мужчины любой другой человек, он бы наверняка не захотел о них ласкаться. Но здесь, рядом с этим маленьким искусителем был именно хладнокровный бизнесмен, печально известный своим жутким детством, который жаждал завладеть этим мальчишкой, жалея, что в этой стране запрещена торговля людьми. Он бы купил его за любые деньги. Рабство… Он давно уже сам был рабом ребёнка, хотя бы потому, что засыпать без мыслей о нём он уже не мог. Щека, со слегка отросшей щетиной касалась мягких бёдер, легонько покалывая нежную кожу, когда мужчина мотал головой вверх-вниз, туда-сюда. Коварные сухие губы, расплываясь в слабой улыбке, нежно зацеловывали ляжки; горячий язык оставлял после себя полосы влаги на давно высохшем теле. Тепло от дыхания вызывало муражки, а сила грубых ладоней создавала ощущение принадлежности, какой-то защищённости. Парень осторожно дотронулся до макушки, ласково поглаживая её: здесь и сейчас слабым и разбитым был далеко не Арсений, и они оба это понимали. Выпускать парня из своих лап не хотелось. «Я монстр, — застряло со звенящей болью в голове, — чудовище, самое мерзкое существо, которое когда-либо существовало, а ты…даже не пытаешься отталкивать меня. Дурак.» Нет, конечно же, никто не хотел бы отпускать то, что заполучил с таким трудом, но мужчина опомнился, в очередной раз нащупав рубцы на ногах. — Сегодня я повезу тебя сам. Ты знаешь… Я… — Замолчав, мужчина поднялся, посмотрел на парня сверху вниз, и увлечённо начал рассматривать кудри волос, с которых ещё капала вода. — Нужно высушить тебе волосы. Тихо сидя на стуле, парень погружался в тягостные мысли. Сейчас он может поступить безрассудно, а потом будет отплачивать своей жизнью? Это глупо. Уходить? Нет, не сегодня. Сегодня он хотел быть рядом с хозяином. Безупречные локоны нежно взъерошились от порыва горячего воздуха. Руки подрагивали, пальцы на ногах поджимались. Халат, казалось, был в два, а то и три раза больше, чем Арсений, а потому спускался с нешироких плеч, открывая вид на соблазнительную шею и лопатки; выжженное меж лопаток клеймо создавало какой-то осадок на душе у мужчины. Атмосфера тяжелела. Руки Григория тряслись, а фен вместе с ними. Арсений зевнул, и его глаза смочились слёзной жидкостью. Необычайно странное ощущение скованности хлынуло к телу, когда мужчина выключил фен, смотал его, небрежно положил на ванну. В воздухе повисла гробовая тишина, и если бы они были дома у мальчишки, то капающие из крана капли воды, непременно бы звонко оттадавались о стены, нарушая этот беззвучный крик. Это помещение почему-то казалось куда уютнее, чем любая его конура, в которой он зависал с друзьями. Мысли о друзьях непременно были последним, что должно интересовать его сейчас. Друзья… Никита наверняка больше не хотел говорить. Вчера он с нескрываемым отвращением смотрел на это тело, когда мальчишка сидел с ним в комнате, голый и напуганный. Ни Арсений, ни Никита никогда ещё не устраивали беспричинных ссор. «Ему наверное было противно то, что я парень, а раздвигаю ноги перед кем-то. Будто одна из представительниц древней профессии.» — Никогда Арсений не был так задумчив, находясь в этом доме. Его мысли прервало то, что ему в макушку мужчина уткнулся носом и начал сопеть, свесив руки по обе стороны его маленьких плеч. — Ты так приятно пахнешь, — ласковым голосом произнёс брюнет, зарываясь носом в волосы, слегка навалившись на парня. Они оба очевидно хотели уюта и тепла, но не могли его получить ни от кого, кроме друг друга. Зависеть от чувств к мальчишке мужчина не желал, но погружался всё глубже в его кудряшки, окутывая его своей нежностью и заботой, не присущей ему от слова совсем. Точной причины перемены поведения мужчины мальчик не знал, но догадывался, что это лишь потому, что вчера был последний звонок.