Призрак чёрного нуменорца

      В этом году февраль в Итилиэне выдался на редкость холодным. Небо заволокло серыми тучами, целыми днями висевшими над землёй и почти не пропускавшими солнечные лучи, которые ближе к полудню всё же иногда осмеливались пробиваться сквозь густую неприветливую пелену. Воздух насквозь пропитался влагой, как если бы целый день шли дожди, на раскинувшихся вдоль полноводного Андуина холмах Эмин Арнен на самых высоких их участках белели рассыпанные снежные шапки.       Фарамир надел на начинающие мёрзнуть на ветру руки перчатки, поплотнее запахнул шерстяной дублет и, неторопливо пройдясь по крытой галерее, поднялся на небольшую смотровую площадку, вделанную между бойницами прямо на крепостной стене. Взору его открылось широкое плато, переходящее в равнину у подножья холмов, где постепенно строился и медленно как распускающийся цветок обретал жизнь новый город.       Сын последнего действующего наместника Дэнетора Второго носил титул князя Итилиэна почти десять месяцев и всё это время день ото дня поднимал из руин некогда самый богатый и величественный удел Гондора. Орки и харадрим, пытавшиеся укрыться в северных лесах после поражения в битве у Чёрных Врат Мордора, были полностью уничтожены, и последние несколько месяцев разведчики князя не обнаруживали никаких следов их пребывания на землях провинции. Сожжённые слугами Саурона поселения восстанавливались, и в них возвращались вынужденные прежде спасаться бегством люди, чтобы начать новую жизнь: возводить свои дома, возделывать поля и разбивать фруктовые сады. Главным же детищем князя Итилиэна был город Эмин Арнен, который основали в то же время, что и одноименную крепость, ставшую резиденцией князя и его жены принцессы Рохана Эовин. Западная часть нового города почти полностью отстроилась, и началось её постепенное заселение: открылись лавки и рынки, заработали таверны, ремесленные мастерские и лекарни. Всякий раз, посещая лично или наблюдая с высоты своего замка разрастающийся и расцветающий Эмин Арнен, Фарамир испытывал ни с чем несравнимую радость созидания. Наконец, после изнурительной и казавшейся вечной войны его любимые земли возрождались из пепла.       От созерцания своего творения Фарамира отвлёк оглушительный звон стали о сталь, доносившейся со внутреннего двора. По всей видимости, несмотря на холодную погоду и пронизывающий насквозь ветер Берегонд, как и обычно, заставлял своих подопечных упражняться в ближнем бою на мечах. Перейдя вслед за своим господином на службу в Итилиэн, старый гвардеец занимался отбором и обучением новобранцев. Князь спустился по каменной лестнице к месту, откуда раздавался звук боя, остановился на последних ступенях и, облокотившись на перила, некоторое время следил за тем, как молодые воины упражняются в отработке высокой стойки. Берегонд справедливо считал этот приём самым действенным для нанесения мощных нисходящих ударов, позволяющих быстро уничтожить противника.       Внимание Фарамира привлёк высокий, темноволосый юноша. Князь сразу отметил его проворность и способность как быстро избегать атаки соперника, так и столь же стремительно переходить в наступление, успешно используя даже долю секунды его замешательства. Понаблюдав за молодым воином ещё несколько минут и убедившись, что первое впечатление его не обмануло, Фарамир подозвал к себе как раз заметившего его Берегонда. — Кто этот одарённый юноша? — князь указал взглядом на заинтересовавшего его воина. — Его имя Налмир, господин, он служит в гвардии Итилиэна третий месяц и уже делает большие успехи. Его гибкости и скорости может позавидовать даже кошка королевы Бирутиэль. Думаю, если он будет продолжать в том же духе, из него выйдет толк.        Фарамир согласно кивнул головой, спустился с лестницы, сделал несколько шагов в сторону упражняющихся солдат. — Налмир! — крикнул он, привлекая к себе внимание. — Подойди сюда. Юноша обернулся на зов, встретился взором с Фарамиром, который сразу отметил про себя, что взгляд молодого воина пронзительный и столь же острый, как и его меч. Оставив поединок, Налмир немедленно приблизился к князю. — Господин, — почтительно поклонился новобранец. — Откуда ты, друг мой? — приветственно улыбнулся ему Фарамир. — Я родом из Бельфаласа, господин. — Ты хочешь стать великим воином, Налмир? — Мой отец погиб, когда участвовал в битве при Моранноне, — юноша невозмутимо смотрел командиру прямо в глаза, ни разу не опуская своих собственных и не отводя их в сторону. — Я хочу продолжить его дело. Фарамир кинул взор на руку молодого воина, по-прежнему сжимающую меч, затем снова взглянул ему в лицо: — Ты хорошо держишь удар и проводишь точную атаку. Не останавливайся на достигнутом и тогда в будущем ты, возможно, станешь большим мастером ближнего боя. — Благодарю вас, господин, — ответил Налмир, нимало не смущаясь такой лестной похвалы. — Стоит сказать спасибо Берегонду. Он многому научил меня. Уверенность, с которой держался юноша заинтересовала Фарамира ещё больше. Он помолчал с минуту, а затем спросил негромко: — Не желаешь ли сразиться со мной? — Это была бы большая честь для меня, господин, — молодой воин с готовностью принял предложение князя, и оно, казалось, ни капли не удивило его.       Берегонд сделал знак подать кольчугу и меч для своего командира, и поединок начался.       Налмир в самом деле оказался очень ловким противником, хорошо владеющим маневрами перемещения как по одной линии, так и по кругу. Его движения были быстрыми, но не суетливыми, и пару раз ему даже удалось заставить Фарамира отступить назад и поменять шаг.       Князь начал с самых простых вертикальных атак, чтобы проверить навыки юноши на себе, однако тот отразил их весьма хладнокровно и молниеносно. Тогда он сразу перешёл к ударам по диагонали, но, к его удивлению, молодой воин не поддался на эту уловку и не ошибся в защите. Фарамир должен был признать, что ему нравится, как Налмир держит руку и умело избегает перекрещивание запястий во время нанесения, и он позволил ему на недолгое время перехватить инициативу, чтобы дать возможность в полной мере проявить свои способности. В эти короткие мгновения, вероятно, увлёкшись пылом боя или по неосторожности, юноша зацепил мечом правое плечо своего командира, вынудив того резко отвести его назад. Броня также смягчила удар, пришедшийся на старую рану, полученную под Осгилиатом, но князь всё равно почувствовал острую боль, от которой он слегка вздрогнул.       Решив, что на сегодня уже достаточно, Фарамир согнул руку в локте, быстро выбросив её снизу-вверх, чем заставил соперника на секунду потерять равновесие. Следующим столь же стремительным выпадом он в мгновение ока выбил из рук юноши меч. — Очень хорошо, Налмир, — совершенно искренне похвалил его Фарамир. — Этому приёму Берегонд тебя тоже научит. — Ваше плечо, господин, — молодой воин пристально посмотрел командиру в глаза. — Я сильно задел его, простите.       Фарамир с досадой выругался про себя. Он почему-то был уверен, что юноша не заметит, какое неудобство доставил ему на самом деле его случайный удар. В последнее время плечо все чаще давало о себе знать, особенно в такую сырую погоду. Это обстоятельство несказанно раздражало Фарамира и заставляло чувствовать себя уязвимее чем обычно. Однако он никак не выдал своего недовольства: — Ничего страшного, — спокойно ответил князь, снимая кольчугу. — Небольшое напоминание об Осгилиате. Продолжай свои занятия.       Слегка кивнув Берегонду, он развернулся и, не оглядываясь, покинул внутренний двор. Фарамир поднялся наверх в их с Эовин супружеские покои. Просторные комнаты, выходящие окнами на солнечную сторону, соединялись с небольшим зимним садом, разбитым по приказу его жены. Княгиня сама высаживала и поливала привезённые с разных уголков Средиземья диковинные цветы и растения, и благодаря её стараниям сад оставался зелёным и благоухал тонкими дивными ароматами даже в середине февраля. Вот и сейчас, проходя мимо, Фарамир увидел Эовин, сидящую на коленях перед небольшой глиняной вазой. Полы её длинного платья устилали белый камень, которым был вымощен сад, а сама она низко склонилась над каким-то тонким ростком, выбивающимся из земли. По всей видимости, внимание княгини было полностью поглощено её новым цветком, так, что она даже не заметила, как муж подошёл к ней и остановился за спиной. — Что ты делаешь, душа моя? — позвал любимую Фарамир. Его голос заставил Эовин слегка вздрогнуть от неожиданности. Она обернулась, и Фарамир увидел, каким воодушевлённым огнём горят её прекрасные светлые глаза. — Господин мой, — улыбнулась супругу княгиня. — Ты всё время так тихо подходишь. Когда же я научусь слышать твои шаги до того, как ты приблизишься? — Значит, из меня всё же вышел неплохой разведчик, — пошутил Фарамир, присаживаясь рядом с ней на корточки. — Я не хотел тебя испугать. Расскажешь мне, что вызвало у тебя такой интерес? — Тсс, — Эовин приложила палец к губам и заговорщицки указала на росток. — Смотри, сейчас он раскроется прямо на наших глазах.       И в самом деле, тонкий зелёный стебелёк, точно живое существо, зашевелился в вазе, вытягиваясь всё выше и выше и выпуская один за другим узкие зелёные листья. Затем на его вершине появился крошечный тугой бутон. Прошло ещё пара минут, и бутон начал медленно распускаться, явив на свет золотистый как весеннее солнце цветок, напоминающий по форме звезду. — Настоящее чудо, верно? — спросила Эовин, прочитав во взгляде мужа неподдельное изумление. — Как это возможно, госпожа моя? Ты полила его одним из своих волшебных зелий? — Нет, вовсе нет, — княгиня повернулась к Фарамиру, сжала его руки в своих.       Лицо Эовин светилось от счастья, и её радостное возбуждение мгновенно передалось и ему тоже. — Что же это тогда, если не волшебство? — Эланор, цветок эльфов, — пояснила княгиня. — Пока ты ездил по делам в Эмин Арнен, во дворце побывал принц Леголас. Ты его помнишь, один из девятерых хранителей? — Разумеется, я его помню. — К сожалению, принц торопился и не мог дождаться твоего возвращения, но он выразил тебе своё глубокое почтение и попросил дозволения лесным эльфам заселиться в северных уделах Итилиэна. Я с радостью дала ему такое разрешение от твоего имени, и Леголас преподнёс мне в дар цветок эланор как знак дружбы между его собратьями и людьми Эмин Арнен, — Эовин уже не могла сдерживать счастливый смех. — Ты понимаешь, что это значит? Эльфы вернутся в Итилиэн! — Это подлинное счастье, душа моя, — Фарамир прижал любимую к себе, от сообщённого ею известия сердце его едва не выпрыгнуло из груди. — Я и мечтать не мог о подобном. Усилия по возрождению Итилиэна стали давать плоды. Тень Мордора навсегда исчезла с наших земель. Эовин кивнула, поудобнее устроилась в объятиях мужа, положила голову ему на плечо. Улыбка по-прежнему не сходила с её уст: — Леголас сказал, его подданые привезут с собой саженцы деревьев, которые произрастают в Лесном королевстве, и засадят их вместо тех, что были сожжены орками. Пройдёт совсем немного времени, и Итилиэн вновь превратится в самый красивый край Гондора. Наши дети будут гулять по этим чудесным рощам и познакомятся с настоящими эльфами, о которых мы с тобой в своё время узнали лишь из древних легенд. — Да, Средиземье постепенно возрождается, — Фарамир едва коснулся губами волос на макушке жены и опять посмотрел на цветок, раскрывшийся ещё больше за время их разговора. — Мы живём на пороге новой эпохи, Эовин. — Пока длилась наша с ним беседа, меня не покидала мысль о том, как прекрасны эти создания, Фарамир, — в задумчивости проговорила княгиня. — Они очень красивы, но не той земной красотой, которая есть у людей. Одним своим присутствием эльфы будто излучают необъяснимый по своей природе внутренний свет. — Так и есть, душа моя, — согласился с ней Фарамир. — Эльфы — любимые дети Эру, он сотворил их совершенными, и несмотря на все беды и потрясения, которые довелось пережить Арде за время её бытия, они не поддались злу. В них нет ни гордыни, ни алчности, ни ненависти, ни каких-либо других пороков, которые навечно исказили мир людей. Потому мы и находим их столь удивительными и прекрасными. Большое счастье, что Леголас и его собратья оказали честь поселиться бок о бок с нами.       Эовин позволила себе ещё несколько минут понежиться в объятиях супруга, сорвала с его губ пару тёплых, ласковых поцелуев. Затем вдруг резко выпрямилась, точно вспомнила о чём-то важном: — Я совсем забыла тебе сказать, — роханка вытащила из своего широкого рукава небольшой свиток. — Это письмо пришло из Минас-Тирит, пока ты был в городе. На нём печать короля Элессара.       Фарамир принял от жены свёрнутый трубкой лист пергамента, сорвал сургуч с оттиском, сделанным собственной рукой правителя Гондора, пробежал глазами содержащиеся в письме строчки. Послание оказалось очень кратким — Элессар требовал немедленного присутствия своего наместника в столице. — Похоже мне снова придётся ненадолго тебя покинуть, — князь поцеловал Эовин в висок и, выпустив из своих объятий, поднялся на ноги. — Государь срочно вызывает меня к себе. Если отправлюсь тотчас же, быть может, мне повезет добраться до вечера. — Счастливого пути, господин мой, — встала вслед за ним Эовин. — Надеюсь, дела не задержат тебя в столице слишком долго.       Фарамир слегка кивнул жене головой и на прощание коснулся губами её лба. Когда он покинул зимний сад, Эовин вновь вернулась к своему наблюдению за эльфийским цветком. Княгиня едва дотронулась пальцем до лепестков эланора, как чудесное растение повернуло к ней свою золотистую головку, будто желая поприветствовать свою новую хозяйку. Эовин счастливо рассмеялась — сердце её вмиг наполнилось великой радостью. Итилиэн в самом деле возрождался.       Несмотря на поздний час, в который князь прибыл в Минас-Тирит, правитель Гондора сразу же согласился с ним встретиться. Войдя в приёмную залу короля, Фарамир увидел его стоящим вполоборота к окну. Элессар был облачён в очень скромную, без единого знака отличия тёмную одежду, лицо его, как показалось князю, выглядело задумчивым и будто бы уставшим. Они обменялись обычными приветствиями, после чего Фарамир вопросительно посмотрел в прозрачные светло-серые глаза Арагорна, ожидая услышать причину, по которой потребовалось его срочное присутствие. Король, сразу уловив его безмолвный вопрос, подошёл к столу, взял с него сложенный пополам лист бумаги и протянул своему наместнику: — Я хочу, чтобы ты это прочитал, друг мой, — негромко произнёс Элессар. Князь Итилиэна забрал из рук правителя письмо и развернул его. Едва увидев первые несколько слов, Фарамир почувствовал, как в груди его что-то оборвалась. Отказываясь верить написанному, он вновь и вновь перечитывал будто горящие огнём строки, и с каждым разом, напряжение, сковывающее его тело, лишь возрастало. «Государь! — гласило послание. — Ты, верно, думаешь, что достиг триумфа и каждый в Гондоре готов поднять кубок во славу короля. Но ты не ведаешь, что тот, кого ты называешь своим другом, предаст тебя. Сын Дэнетора не смирил гордыню. В день, когда ты пойдёшь войной на Харондор, у брода Пороса он обнажит меч против тебя».       Фарамир опустил письмо, ощутив, как, кажется, впервые в жизни у него дрогнула рука. Глубоко вдохнув, он вскинул взгляд на внимательно наблюдающего за ним Арагорна. Лицо государя было совершенно спокойно и лишено какого бы то ни было выражения: он просто смотрел и ждал. — Откуда оно пришло? — чужим голосом спросил, наконец, Фарамир. — Письмо было среди прошений, поступающих мне из Минас-Тирит, — столь же невозмутимо ответил ему Элессар. — Государь, это клевета, — чувствуя глубокое отвращение ко всему происходящему, вымолвил Фарамир. — Я и мысли бы не допустил… Король приподнял руку и покачал головой, будто прося его не унижаться подобными оправданиями. Он приблизился к князю вплотную, опустил ладонь ему на плечо: — Фарамир, — всё так же тихо и отчётливо произнося каждое слово, заговорил Арагорн, глядя ему прямо в глаза. — Я хорошо знал твоего брата. Мне известно, сколько ты сделал для Гондора, рискуя своей жизнью, я также хорошо знаю, какая благородная кровь течёт в жилах сыновей наместника Дэнетора. Читая это письмо, я не поверил ни одной строчке. — Благодарю вас, государь, — отозвался Фарамир, однако не испытал при этом ни малейшего облегчения. Внутри него всё клокотало от возмущения и злости. Элессар, вероятно, прекрасно видя его состояние, несильно хлопнул князя по плечу, чтобы этим дружеским жестом снять хотя бы малую долю напряжения, повисшего в комнате. — Садись, — потребовал он, сам однако же остался стоять на ногах. Взял со стола длинную изогнутую трубку, расположился у окна и закурил, в задумчивости глядя в спустившуюся над городом темноту. — Я бы не стал беспокоить тебя понапрасну и не обратил бы даже внимания на это письмо, если бы в нём не упоминался Харондор, — продолжил после недолгого молчания Арагорн. — Никто из моих лордов, кроме тебя, не знает о замыслах об объединении королевства. А это может означать лишь одно — в твоём окружении есть изменник, Фарамир.        Князь прекрасно понимал, о чём сейчас говорит Элессар. План похода против не подчинившихся новому королю народов Южного Гондора они готовили вместе и в строжайшей тайне. Даже следопыты Итилиэна, проводившие разведку по обоим берегам реки Порос, не знали об истинных целях порученного им задания. — Мы должны как следует подумать над тем, кому выгодно столкнуть нас лбами, друг мой. Кто хочет, чтобы я поверил в твоё предательство, кто желает новой междоусобной войны в дни, когда Гондор едва оправился от потерь предыдущих битв с Мордором. — Не знаю, государь, — Фарамир всё ещё с трудом мог поверить в случившееся. — Я сам в полной растерянности. До настоящего момента я был уверен, что у меня нет таких врагов. — В этой истории много подводных камней, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, — Арагорн перевёл взор с тёмного окна на своего наместника, замершего в мрачном оцепенении. — Ты принадлежишь к величественному роду наместников, державших власть в Белом городе на протяжении многих веков. Среди них было немало великих правителей, которые своими мудрыми решениями не только из столетия в столетие спасали его от посягательств врага, но и превратили в одно из могущественнейших королевств. Твой дед и твой отец отчаянно сопротивлялись Саурону, ты сам готов был умереть, чтобы сохранить Гондор для будущих поколений. И вот после всего, что тебе довелось пережить, едва отпраздновав долгожданную победу, ты должен был отдать свою страну, — Элессар пренебрежительно скривил губы. — Безродному Бродяжнику Арагорну с северных земель. Такое решение способно ударить по самолюбию любого человека. — Вы наследник Исилдура, государь, это всем известно. И вы сделали для королевства гораздо больше чем я. Только слепой или безумный станет отрицать такую очевидную истину. Кроме того, народ Гондора вас принял. Кому нужно было затевать столь нелепую и бесчестную игру? — И тем не менее, окажись письмо, что ты держишь в руках, правдой, у тебя нашлось бы немало сторонников. Тот, кто задумал развязать войну между нами, прекрасно знает об этом. Саурон пал, но до истинного мира и покоя в государстве ещё далеко. Злоба и зависть рождается не только в глубинах Мордора, её не меньше скрывается и в людских сердцах, — Элессар поднёс руку к пламени одной из горящих свечей и потушил огонь, сжав его двумя пальцами. — Нам нельзя допустить новую междоусобицу, Фарамир. Послание королю лишь первый шаг. Я буду внимателен к тем, кто меня окружает, но судя по тому, откуда тянется нить, сам клубок находится в Итилиэне. Найди того, кто так низко предал тебя, выясни, откуда стали известны сведения о Харондоре и по чьему приказу действовал этот человек. — Мне самому не терпится узнать правду, — хмуро выдавил из себя Фарамир. — О наших с вами планах на военную кампанию из моих приближённых знал только Берегонд, но он верно служит мне много лет и будет последним, кого я стану подозревать. — Я знаю это, но, как видишь, круг осведомлённых оказался шире.       В зале снова воцарилось долгое молчание. Князь едва ли мог описать все страсти, которые кипели у него внутри. Больше всего его давило отвратительное и ни с чем не сравнимое чувство униженности от внезапного удара в спину. И хотя Элессар ни в чём не обвинял его и не лишал своего доверия, Фарамир не мог заставить себя посмотреть в его сторону. Присутствие короля угнетало его с каждой минутой всё больше. — Какие мысли ещё тебя тревожат? — Арагорн был слишком прозорлив, чтобы позволить утаить от себя что-либо. — Прошу, откройся мне. Фарамир выпрямился во весь рост и все же сумел взглянуть Элессару в лицо. Быть может ему показалось, но в бездонных глазах государя читалось самое настоящее, искреннее участие. — Я не хочу сказать, что подвергаю сомнению ваше доверие и очень благодарен вам за него, но это письмо… оно будто яд. Каждое слово в нём точно отравлено. — Верно, письмо словно яд, — медленно изрек правитель Гондора, подступая к нему вплотную. — И, как я погляжу, несколько капель этого яда всё же смогли просочиться в твою душу. Я сказал, что ни на мгновение не усомнился в тебе, однако же ты не можешь мне поверить, — Элессар еле заметно усмехнулся. — Послушай, Фарамир, ты один из немногих, кому позволено заходить ко мне не сдавая оружия. Прочитав вчера утром это злосчастное письмо, я не изменил нашей традиции, — король указал взглядом на закреплённый на поясе гондорца меч. — Разве такой мой поступок не свидетельствует о том, что я по-прежнему убеждён в твоей преданности и всё также считаю тебя своей правой рукой? Взгляд глубоких, точно море, серых глаз короля стал очень серьёзным: — Перестань терзаться понапрасну, — очень твёрдо вымолвил он. — Мне нужны твоё хладнокровие и здравый рассудок. От того, какие шаги мы предпримем в будущем, зависит очень многое, — Арагорн слегка кивнул головой, давая понять, что не собирается больше его задерживать. — А теперь возвращайся в Эмин Арнен. Я буду ждать от тебя новостей.       Неподвластная никаким бурям выдержка Элессара в конце концов возымела своё действие — Фарамир почувствовал, как слишком надолго утраченное самообладание постепенно возвращалось к нему: — Разумеется, государь.       Малая толика гнева ещё стучала в его гудящих висках, когда он одним махом вскочил в седло. Возбуждение всадника тотчас передалось его коню. Жеребец взметнулся на дыбы и стрелой пустился в темноту опустевших улиц Минас-Тирита. Гулкий стук его копыт по мостовой ещё долго отзывался эхом в тишине ночного города.