Огонь страсти

— Верно, Лукина? — невозмутимо повторила Маша. — Иди ты к черту! — С трудом выдавила она, обессиленно откинув голову на подушку. Третьякова насмешливо хмыкнула.

***

-Что ж судя по твоему ответу мои выводы ошибочны. Но, может быть, то что я сделаю дальше, понравится тебе больше.— все так же ровно спросила Маша, прежде чем начать изощренную пытку, призванную окончательно свести ее с ума. Лукина чувствовала, как кончики пальцев неспешно скользят по ее телу: по ладоням, шее, животу, по ногам и тыльной стороне коленей, по бокам, по внутренней стороне рук и бедер, по ключицам, запястьям и лодыжкам. Эти прикосновения оставались легкими и дразнящими, руки Третьяковой порхали то тут, то там, нигде не задерживаясь надолго. Вскоре Лаура начала извиваться на кровати, тщетно пытаясь избежать невыносимых в своей остроте ласк. А если не избежать, то хотя бы заставить Машу дотронуться до нее там, где ей хотелось. Но она и не думала отзываться на это невысказанное требование, продолжая методично доводить ее до исступления. Каждое новое прикосновение не утоляло, а еще больше разжигало и без того мучительную жажду. Лаура бессильна была ей помешать и делала единственное, что могла сделать…снова и снова пыталась высвободиться. Ее желание стремительно росло, и движения становились все более беспорядочными и лихорадочными. В какой-то момент она не выдержала и начала тихо всхлипывать. — В чем дело, Лаура Альбертовна? — с явной насмешкой поинтересовалась Маша, чьи руки кажется обладали способностью находиться сразу везде. — Может, ты хочешь о чем-то меня попросить? Закусив губу Лаура собрала остатки своей решимости. — Нет! — с вызовом ответила она. — Ни за что. — Отлично… — рассмеялась Маша с нескрываемым одобрением — Знаешь, Лаура, я была бы серьезно разочарована, ответь ты «да». Мы же только-только начали. Лукина невольно застонала, и Маша вновь тихо рассмеялась. — Будем считать это научным экспериментом. — Она наклонилась так близко, что Лаура могла почувствовать тепло её тела. Третьякова легонько проследила языком контур ее уха. — Ведь мы пытаемся выяснить, сколько ты выдержишь и как долго сможешь противиться требованиям своего тела. Верно? Её губы принялись неторопливо играть с мочкой уха, и Лаура задрожала, в который раз молча проклиная интуицию Маши, позволяющая ей играючи обнаруживать чувствительные точки. — Я не хочу, чтобы ты просила меня только потому, что решила уступить мне, — хрипло прошептала она. — Мне нужно, чтобы ты просила, потому что не можешь не просить. И не пытайся обмануть меня… Я все равно почувствую разницу. — мягко предупредила Третьякова. — Помни, одно наказание тебя уже ждет. — Но ты так и не соизволила сказать, в чем оно заключается.— напомнила она голосом настолько тихим, что он скорее походил на вздох, нежели на звук. — Я не соизволила? — удивленно переспросила Маша и кровать заскрипела, когда она поднялась на ноги. — В самом деле? Насколько мне помнится, тебе предоставлялся шанс услышать обо всем в подробностях, но ты его упустила. Полагаю, будет гораздо интереснее, если все, что произойдет дальше, станет для тебя сюрпризом. Верно? Маша замолчала и мягко коснулась губами ее лба. — Не двигайся, Лаур — распорядилась блондинка, а минутой позже она услышала, как скрипнула дверца шкафа на кухне. Мария в самом деле вернулась очень быстро и кажется не с пустыми руками. Глухие звуки доносившиеся откуда-то сбоку, свидетельствовали о том, что она не спеша расставляет у кровати какие-то предметы. — Возможно, мне и впрямь лучше этого не знать, но… что ты там делаешь? — не выдержала брюнетка. Единственным ответом на ее вопрос стало тихое «Т-с-с», которое мимоходом бросила Третьякова не прекращая своих таинственных приготовлений. Лукиной так и не удалось понять, чем же она занята, долетающие до нее разрозненные шумы и шорохи ничуть не проясняли ситуацию. Лукина задохнулась, ощутив, как язык блондинки касается тыльной стороны ладони, неторопливо прослеживает каждый выступ и линию, затем переходит к пальцам… В заключение Маша быстро обхватила их губами — каждый по очереди, после чего повторила все заново с другой рукой. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы вновь ввергнуть Лукину в едва успевшее рассеяться туманное состояние возбуждения. Но, разумеется, на этом Третьякова не остановилась и продолжала ласкать языком кожу. Неспешно, методично, не пропуская ни единого участка, без труда отыскивая наиболее чувствительные места. С рук и плеч на бока и живот, оттуда к ногам, медленно опускаясь от бедер к коленям, а потом дальше к ступням. Постепенно щекочущие, невыносимо возбуждающие прикосновения её языка омыли все ее тело, за исключением заострившихся кончиков груди и еще больше увлажнившегося участка между бедер. К тому моменту когда Третьякова наконец завершила свое неторопливое исследование, Лукина бесконтрольно стонала, судорожно мотая головой из стороны в сторону. Ей казалось, что она сгорает на медленном огне. Но, тем не менее, в глубине души брюнетка жаждала, чтобы она продолжала дразнить ее несмотря на то, что это было невыносимо. — О боже, Третьякова! — выдохнула она, уже готовая махнуть рукой на гордость. — Я больше не могу… дотронься до меня, пожалуйста…