Возможность

Закрыв дверь, Акутагава прислонился к ней и закрыл лицо рукой. Он… действительно только что плакал в плечо Ацуши? Он не мог вспомнить последний раз, когда проливал слёзы не от физической боли — когда искры из глаз сыпались — а от моральной, и даже не был уверен, что такое было. Юноша даже будучи наедине с собой не позволял эмоциям брать верх, тем более, таким образом, и даже не поверил бы, если бы пару месяцев назад ему сказали, что он покажет такую слабость перед другим человеком. Но вот он здесь. Даже не заметил, как Ацуши получил его доверие, как быстро и без усилий подобрал нужные слова и растопил его сердце, как бы банально это ни звучало. Как легко он смог пробраться через стену, которую Акутагава выстроил вокруг себя, чтобы защититься. Если подумать — даже сестра не видела его слёз, несмотря на то, сколько они пережили вместе. Что бы ни происходило, всё, что он чувствовал, всегда оставалось внутри, и вот к чему это привело. Но он не злился. Ни на себя, ни на Ацуши, ни на кого. Не понимал, был в полном замешательстве, но он не злился. Это уже случилось, и ему не оставалось ничего, кроме как принять тот факт, что за такой короткий срок Ацуши успел заполучить его доверие целиком и полностью, и смириться с этим. Он был даже благодарен, на самом деле. Мало того, что времяпрепровождение с Ацуши давно уже поднимало ему настроение и отвлекало от проблем, сейчас он физически ощущал, насколько легче ему стало. С плеч как будто сняли тяжёлый камень, который не давал дышать полной грудью, сдавливая и подавляя волю. Но он не должен был к этому привыкать. Его всё ещё ждала целая куча работы, и нельзя было забывать о том, что ожидало его дальше. Однажды он уже позволил себе погрузиться в эту иллюзию обычной жизни слишком глубоко, и возвращаться было… болезненно. Он проверил телефон, на всякий случай. Пропустить ещё одно сообщение Мори совсем не хотелось, но его и не было: половина двенадцатого ночи, четверг, четвёртое мая, ни одного уведомления. Всё как обычно. Так, нет, не обычно. Четвёртое мая — завтра у Ацуши день рождения. Он давно запланировал, что как-нибудь порадует его в этот день, и после сегодняшнего инцидента его намерения только укрепились. Акутагава всё пытался придумать, что может сделать, когда вспомнил, что сестра говорила ему что-то о цветении глицинии во время их вчерашней прогулки. Он всё ещё помнил, каким счастливым выглядел Ацуши, когда они наблюдали цветение сакуры, так что эта идея показалась неплохой. Он решил поискать информацию в интернете: на самом деле, сейчас был как раз пик периода цветения глицинии. Судя по фотографиям в интернете, зрелище ничем не хуже, чем цветение сакуры. Один из крупнейших и известнейших парков Японии, где можно было полюбоваться этим явлением, находился в Асикаге — примерно в сотне километров от Иокогамы. Далековато, но это ведь его день рождения, в конце концов. Первый день рождения за пределами приюта. Акутагава подумал о том, что, раз уж им повезло встретиться, он сделает этот день особенным для своего друга. Проблема оставалась только в том, что завтра они оба работают, но решение нашлось быстро. Вернуться тем же вечером они бы не успели, да и тратить около четырёх часов в поезде за один вечер ради короткой прогулки по парку не хотелось. Он забронировал билеты на поезд в ту сторону на завтрашний вечер и обратно следующим утром. По субботам у него никогда не было утренних тренировок с Дазаем, и он рассчитал время так, чтобы как раз успеть к началу рабочего дня. Насчёт отеля он не стал заморачиваться, решив найти его уже на месте — вдруг у Ацуши будут какие-то предпочтения. Довольный проделанной работой, он лёг спать. Акутагава на самом деле надеялся, что Ацуши понравится его подарок, наверняка ведь он тоже считал этот день знаковым. И даже следующий день на работе прошёл достаточно неплохо. Утром от Хигучи он узнал, что Дазай уехал на задание до понедельника, и получил пару собственных поручений от Босса. Похоже, Мимик оказался опаснее, чем Мафия сочла изначально, поэтому все были заняты поиском информации о них. Акутагава только ждал, когда сможет сыграть свою роль в расследовании. Но терять бдительность относительно других группировок, подвластных Мафии, тоже нельзя было, так что им с Хигучи пришлось выполнять менее важные и интересные поручения. Девушка с каждым днём справлялась всё лучше, развивала навыки ближнего и дальнего боя, но иногда всё же переоценивала себя. Акутагаве пришлось сделать ей пару замечаний, но в целом работала она неплохо, так что Хигучи заметила, что семпай стал относиться к ней немного терпимее. Привык он, или она действительно смогла завоевать его расположение хотя бы частично — этого она не знала, да и не особо это было важно. Она просто была рада, что он стал к ней мягче, и продолжала стараться. После заданий они довольно быстро закончили все отчёты и даже обсудили рабочие планы на ближайшие дни, после чего оба вышли из кабинета и разошлись каждый в свою сторону: Хигучи направилась домой, а Акутагава прямиком к Ацуши. Он был в предвкушении — юноша хотел поскорее увидеть его сияющую улыбку.

…

Однако Ацуши… забыл о своём дне рождения. Напрочь. Предыдущим вечером он был слишком занят мыслями об Акутагаве: он давно заметил и прекрасно понимал, что тому намного тяжелее, чем он показывает, но, убедившись окончательно, он не мог не переживать. Безусловно, работа в Мафии предполагала стойкость, но он даже начал волноваться за здоровье Акутагавы. Он неоднократно слышал, что долгое подавление эмоций может серьёзно сказаться на нервной системе, да и не только. Ацуши решил, что обязательно сделает всё, чтобы хотя бы рядом с ним Акутагава даже не думал о том, чтобы скрывать, что на самом деле чувствует. А днём он был занят на работе, из-за чего даже толком не обратил внимания на дату. Хотя, на самом деле, даже если бы и обратил — вряд ли что-то изменилось бы. В приюте этот день был совершенно таким же, как обычно, и даже немного хуже: конечно, мальчику хотелось праздника. Хотелось, чтобы хотя бы один день в году его не задирали и не ранили, не били и не запугивали. Он не просил никаких подарков или даже внимания, просто немного… терпимости. Чтобы его оставили в покое хотя бы ненадолго. Хотя бы в день его рождения. Но для директора эта дата была, напротив, как красный флаг. Он считал своим долгом напомнить Ацуши о том, что это проклятый день, потому что он родился, чем сделал всем вокруг только хуже. Он пытался заставить Ацуши ненавидеть этот день так же сильно, как он ненавидел себя, и всё продолжал говорить ему все эти разбивающие сердце вещи. Говорил, что настоящим праздником станет день его смерти. Для мальчика это было невыносимо. Он был всего лишь ребёнком, который не сделал ничего плохого, и всё равно каждый день на протяжении всей своей жизни слышал только пожелания смерти, которых становилось ещё больше в день его рождения — так что Ацуши действительно невзлюбил пятое мая. Эта дата никогда не приносила ничего хорошего. В общем-то, даже хорошо, что он забыл о ней. В противном случае, ему было бы, скорее всего, намного хуже, чем сейчас. А так, у него было вполне неплохое настроение, как и обычно. Заметив за стеклом Акутагаву в конце рабочего дня, он ещё немного повеселел. В кафе было уже пусто — до закрытия оставались считанные минуты, и он почти закончил убираться в зале. Он помахал своему другу через окно, жестом приглашая зайти, но Акутагава только отрицательно покачал головой и постучал по запястью, где обычно носят часы, как будто поторапливая. Ацуши удивился, но только пожал плечами и продолжил уборку, немного ускорившись. — Привет! Ты спешишь? — спросил Ацуши, закончив с уборкой и выйдя из кафе. — Да. Пойдём, — Ацуши пришлось пробежаться, когда Акутагава быстрым шагом направился в неизвестном направлении, пока сам он запирал двери заведения. — Ты чего? Куда мы идём? — На станцию, — Акутагава не остановился и даже не замедлил шаг. До поезда оставалось не так много времени. — И куда мы поедем? — Ацуши шёл рядом с ним, высоко подняв брови. Он совсем не понимал, что происходит. — Увидишь. — Эй, ну скажи! — Ацуши надул губы, как ребёнок, хотя от этой спешки и игры в догонялки у него было какое-то шутливое настроение. Он понял, что у Акутагавы есть какой-то план. — Увидишь, — он только глянул на него через плечо и сверил дорогу. Ацуши пытался подглядеть в билете, куда они едут, но Акутагава внимательно следил за тем, чтобы не испортить сюрприз. Они расположились на соседних местах. — Долго хоть ехать? — спросил Ацуши, когда поезд уже тронулся. — Да. — А куда? — Не скажу. — Блин, — Ацуши пытался поймать Акутагаву, задав второй вопрос сразу же после того, как получил ответ на первый, но у него не вышло. Он чувствовал себя забавно: у него впервые было такое внезапное, ещё и секретное приключение. Половину пути Ацуши ломал голову над тем, что же задумал Акутагава, и почему каждый раз, когда они встречались глазами, на его лице появлялась какая-то лукавая полуулыбка. Ацуши только щурился, а один раз, когда снова попытался застать его врасплох своим внезапным «Ну скажи-скажи-скажи!» и снова остался ни с чем, показал ему язык. — Это похищение! Говори, куда мы едем! — Ты не хочешь знать, как выглядит настоящее похищение. Не скажу. После этого он оставил попытки раскусить его замысел и со вздохом отклонился к окну. В этой части Японии он ещё не был, но океана отсюда не было видно, значит, они ехали куда-то на север. За окном виднелись только поля и жилые кварталы, изредка сменяющиеся зелёными холмами. Темнело, но закат совсем не было видно. Акутагава сидел рядом и читал книгу, и Ацуши сам не заметил, как задремал. Приехали они уже затемно. Акутагава разбудил Ацуши, когда они подъезжали к своей остановке, парень довольно быстро проснулся и взбодрился. — Скажи хотя бы теперь, где мы. Мне не нравится… не знать, где я, — Ацуши сказал, зевнув и протирая глаза. — Немного осталось, — они вышли из поезда, и первым делом Акутагава открыл карту. Парк должен был быть где-то недалеко. Он не ошибся. Как только они вышли со станции, в паре сотен метров показалась разноцветная подсветка — вернее, сама подсветка была белой, но, отражаясь от ярких лепестков самых разных цветов, свет переливался чудесными розовыми, сиреневыми, фиолетовыми и красноватыми оттенками. Когда Ацуши заметил эту красоту, он, наконец, понял, куда его привёл Акутагава. К тому моменту, когда они подошли, Ацуши улыбался от уха до уха. Было очень красиво. Акутагава украдкой наблюдал за его реакцией, и, конечно, был рад видеть, что его друг счастлив. Его улыбка светила как самое настоящее маленькое солнце. — С днём рождения, — сказал он, когда они подошли к самому входу в парк. Ацуши вскинул брови и повернулся к нему. — Что? Подожди… какое сегодня число? — Пятое мая, — Акутагава изогнул одну бровь, когда Ацуши широко раскрыл глаза и закрыл рот рукой от удивления. — Я забыл… — прошептал он, так и не убрав руку. — О чём? — Что сегодня мой день рождения. А ты… это… подожди-ка, — шестерёнки в голове Ацуши завращались, и он начал потихоньку всё понимать. — Это подарок? Мне? — Ну… да, — Акутагава в недоумении смотрел на Ацуши. Он сложил брови домиком, а губы у него задрожали. В глазах блеснули слёзы. — Почему ты плачешь? Что-то не так? — Нет, всё отлично, — Ацуши попытался вытереть слёзы кулаком, как ребёнок. Никто никогда не делал раньше такого для него, и он был на седьмом небе от счастья. — Я растроган! — он крепко обнял Акутагаву, пряча лицо в воротник чёрного плаща. Акутагава только улыбнулся — не совсем та реакция, которой он ожидал, но, похоже, Ацуши на самом деле был рад. — Пойдём, — он провёл рукой по светлым волосам, Ацуши отстранился и вытер слёзы тыльной стороной ладони, широко улыбаясь. — Спасибо, Акутагава, — он последний раз шмыгнул носом и пошёл за ним, улыбаясь лучезарно и совершенно счастливо. Первым делом они прошли к аллее, ограниченной только цветущей глицинией: деревья росли по обе стороны от дорожки, и их ветки нависали сверху, как самый красивый потолок. Земля была усыпана розовыми, сиреневыми и белыми лепестками, и Ацуши всё не мог перестать оглядываться, людей вокруг почти не было. Он не мог поверить, что Акутагава подумал о нём и подготовил эту поездку. Он весь светился от переполняющего изнутри счастья и поглядывал на Акутагаву полными благодарности глазами, всё пытаясь подобрать слова, чтобы выразить её. Внутри у него было так тепло, а в животе кружили бабочки. Впервые в жизни ему не хотелось, чтобы день рождения заканчивался, и он был так несказанно рад, что разделяет его именно с Акутагавой — с каждым взглядом в его сторону в голове что-то тихонько щёлкало, пока не встало на место, и в этот момент он окончательно убедился в том, что чувствует, смотря на него. Это была влюблённость. Ацуши давно уже думал об этом: о том, что, наверное, при общении с простыми друзьями сердце не должно так переворачиваться в груди; что он не должен так сильно тосковать по нему; что то, как он хочет постоянно прикасаться к нему, обнимать и просто быть рядом, что-то да значит. Это было похоже на то, о чём он читал в некоторых книгах: правда, это всегда происходило между мужчиной и женщиной, и хотя это немного настораживало, Ацуши не видел в этом проблемы. Он хотел закутать Акутагаву в свою любовь, как в пуховое одеяло, чтобы ему было мягко и тепло, и всегда быть рядом. — Это Асикага, — Ацуши почти подпрыгнул на месте, когда рядом с ним раздался тихий голос Акутагавы. Он слишком глубоко задумался и даже не заметил, как они подошли к концу аллеи. — Тебе ведь понравилось цветение сакуры, вот я и подумал… — он мягко улыбался, но не смотрел Ацуши в глаза. — Мне очень нравится, правда, — Ацуши понял, что, наверное, по его лицу Акутагаве показалось, что его что-то не устраивает, хотя это было совсем не так. — Так красиво, что дух захватывает. Это мой первый… хороший день рождения. — Как я и думал. — М? — Ацуши вопросительно посмотрел на Акутагаву. — Мне показалось, ты бы хотел, чтобы этот день стал особенным. Первый день рождения в свободной жизни, всё-таки, — Акутагава остановился и оглянулся, когда Ацуши замер в нескольких шагах от него. Тот посмотрел в небо и вздохнул. — Ты такой… такой! — Ацуши не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства. Каждое слово Акутагавы трогало его ещё больше, задевая тонкие струны, отчего в сердце разливалась самая красивая музыка. — Перестань, — Акутагава отвернулся, покраснев. — Пойдём дальше. Он неосознанно протянул руку Ацуши, и тот с охотой её принял, несильно сжав его ладонь. Руки у Ацуши были прохладные — к вечеру холодало, а он опять был в одной футболке. Акутагава убрал свою руку, сцепленную с Ацуши, в карман, и переплёл их пальцы вместе, чтобы немного согреть его. Они подошли к мосту через небольшую речку (ручей, скорее) — вода была кристально чистой, и можно было видеть крупные камни, покрывающие его дно. Они слышали только тихое журчание, шелест листьев и дыхание друг друга, стоя совсем рядом. Перила с обеих сторон моста обвивали зеленые стебли, и Ацуши отпустил руку Акутагавы, чтобы сложить локти на поручне и заглянуть в ручей. В воде отражался сиреневый свет и звёздное небо, тут и там сновали небольшие красно-оранжевые рыбки кои, а вдоль берега росли самые разные цветы, ненавязчивый аромат которых распространялся по всему парку. Акутагава стоял рядом и наслаждался видом вместе с Ацуши. Они оба ощущали умиротворение, единение с природой и друг другом. И хотя пейзаж был действительно завораживающим, Акутагава не мог оторвать глаз и от Ацуши тоже. Его спокойная улыбка, розовые щёки, золотые глаза и в целом красивое лицо приковывали к себе взгляд, и он не смог отвернуться, даже когда Ацуши искоса посмотрел на него и повернул голову, вопрошающе приподняв брови. Они смотрели друг другу в глаза какое-то время, и Акутагава чувствовал, как в груди колотится сердце, но не мог и не хотел ничего с этим делать. Ацуши прикусил губу, как будто хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Он отстранился от ограждения и зашагал дальше, снова взяв Акутагаву за руку и увлекая за собой. Брюнет не сопротивлялся. Они подошли к следующему «экспонату»: большая, старая, раскидистая глициния стояла в центре небольшой полянки, и её ветви разрослись так сильно, что держались только благодаря деревянным опорам. Всё вокруг было усыпано розовыми лепестками, и над головой свисало множество соцветий. Они подошли к самому стволу, где ветви, а с ними и цветы, были гуще всего. Ацуши, сомневаясь, вглядывался в лицо Акутагавы, который в это время водил рукой по шершавой коре дерева. Он хотел сказать ему, хотел признаться, но было так страшно. Так страшно, что он всё испортит, что его чувства не взаимны и Акутагава не захочет больше с ним общаться, что он поторопился… и всё же Ацуши был не из тех, кто может скрывать или замалчивать свои мысли и чувства. Как только он пришёл к своему выводу, сразу решил, что должен сказать. И будь что будет. — Акутагава, можно… сказать тебе кое-что? — в горле пересохло, и руки дрожали почти так же сильно, как его голос, а лицо налилось краской, но пути назад не было. — Конечно. Что-то не так? — Нет. Наоборот… — кто бы мог подумать, что это настолько сложно, — всё хорошо… даже очень. Акутагава заметил, что Ацуши был не просто красным, его щёки буквально пылали, а руки дрожали, как будто у него был озноб. — Ты в порядке? — он приложил руку ко лбу Ацуши, чтобы проверить, нет ли у него температуры, но понять это было сложно, когда всё его лицо горело. — Д-да. — Тогда в чём дело? Говори, не бойся. — Мне кажется… — Ацуши кусал губы от волнения, из-под чёлки поглядывая Акутагаве в глаза. — Нет, не так… — Тигр, что случилось? — Ты мне нравишься, — он выпалил скороговоркой, широко раскрыл глаза и зажмурился в следующую секунду. Акутагава оцепенел. — Нравлюсь?.. — Ацуши закрыл лицо руками и не решался посмотреть на Акутагаву. Тот, в свою очередь, почувствовал, как румянец расползается по щекам прямо до ушей. — В плане?.. — В романтическом, — Ацуши всё никак не мог оторвать рук от лица. — О… — это всё, что смог ответить Акутагава. Они стояли так, под деревом, оба красные и смущённые до ужаса. Ацуши боялся сказать ещё хоть слово, Акутагава не знал, что ответить. На самом деле, он просто пока не был готов признаться даже самому себе в том, что Ацуши тоже ему нравится, вообще-то, так что признание выбило его из колеи. Он не хотел подпускать его так близко, не хотел привязываться — по опыту он знал, что чем важнее человек — тем больнее его терять, а он был уверен, что рано или поздно потеряет Ацуши, хотя и не хотел об этом думать — но он знал это. Однако сейчас… что-то внутри не позволяло отвергнуть его — и промолчать тоже. Он не хотел оставлять его без ответа, не хотел заставлять ждать и бояться. Не хотел обманывать. Смотря на него, испуганного и волнующегося, Акутагава понимал, как много Ацуши для него значит. Понимал, что чувства, которые он испытывал, просто увидев его, уже явно больше, чем дружеские. В глубине души он хотел ответить ему, хотел сказать, что его чувства взаимны — и с каждой секундой это желание поднималось всё ближе к поверхности, пока не нашло выход через слова. Простые, но такие пугающие. — Ты мне тоже. Ацуши поднял голову, как испуганный зверёк, и уставился на Акутагаву, шокированный. Если бы он был настоящим тигром — уши, до этого прижатые к голове, оказались бы у него прямо на макушке. — Т-ты не шутишь? — Нет. — И это… это правда? — Ацуши на самом деле не верилось. Он не любил себя так сильно, что в голове просто не укладывалось, что он может кому-то нравиться — тем более, кому-то вроде Акутагавы: такому умному, интересному и красивому. Он боялся, как бы это не оказалось розыгрышем или одолжением. — Мои слова ни к чему тебя не обязывают… — Я знаю. Это правда, — он взял Ацуши за руки и убрал их от его лица, совсем как тогда, когда они любовались сакурой. Ацуши тоже вспомнил тот вечер — свет сегодня был таким же мягким и тёплым, как в прошлый раз, но сегодня Акутагава казался ему ещё красивее. Его взгляд изменился, и изменилось то, как Ацуши его видел. Губы снова дрогнули, растягиваясь в улыбке, и по щекам покатились слёзы. Они так и стояли, смотря друг на друга и улыбаясь, как зачарованные. Оба не знали, как себя вести и что делать дальше, оба были смущены, но… счастливы. Ацуши не придумал ничего лучше, чем обнять Акутагаву. — Я такой счастливый сейчас, — прошептал он ему в плечо. А Акутагава… он тоже был счастлив, на самом деле, но он боялся. Совсем немного, но он невольно начал заглядывать в будущее, и прекрасно понимал, что, если они станут ближе, Ацуши будет подвергнут ещё большей опасности, чем сейчас. Он не хотел этого, но сопротивляться себе и своим чувствам казалось невозможным в эту конкретную секунду. Он хотел остаться в его объятиях дольше, хотел быть рядом и быть вместе. Ему казалось, что это стоит того, чтобы рискнуть. Тем более, ему было известно, что многим в Мафии удаётся даже заводить семью и жить почти нормальную жизнь. К тому же, неужели он не сможет защитить Ацуши? Они оба уже не были детьми, и хотя взрослым человеком он тоже пока не мог себя считать, но Акутагава был готов оградить Ацуши от того мира, где он жил. Это стоило того, чтобы попытаться.