Возможность

Проснуться всё-таки пришлось: следующим утром, правда, и по будильнику. Акутагава так и не смог прогнать Ацуши с кровати, поэтому заснули они в обнимку, переплетя руки и ноги. Светловолосый юноша забыл перевести будильник, поэтому проснулся ни свет ни заря, хотя теперь кафе было в пешей доступности, и у него оставался по меньшей мере час. Зато утро получилось неспешным: он не стал возвращаться ко сну, вместо этого осторожно выполз из объятий Акутагавы, который ещё спал, и решил приготовить им обоим завтрак. В эту овсяную кашу он вложил всю душу, не забыв красиво порезать фрукты и сделать чай, на выбор которого из коллекции Акутагавы потратил несколько минут. Вроде как должно было быть что-то бодрящее, хоть он и не разбирался. Но если Ацуши был так называемым «утренним человеком», то есть по утрам был полон сил и энергии, даже если не очень-то и выспался, Акутагава определённо не был одним из них — сразу после пробуждения он был сварливым и только ворчал каждый раз, когда Ацуши пытался с ним заговорить. Он более или менее стал похож на человека только после первой чашки дымящегося чая. Обычно его завтрак этим и ограничивался, но приготовленное Ацуши выглядело так аппетитно, что он не стал сопротивляться. Пока Акутагава медленно ел, Ацуши разглядывал его влюблёнными глазами. — Что? — он поднял на него всё ещё сонные глаза. — Ничего. Это ведь на самом деле был не сон, правда? — он взял со стола заколку, оставленную ещё вчера, и убрал чёлку. — Правда, — Акутагава упрямо игнорировал расползающийся по лицу румянец, который выдавал его смущение. — Здорово, — улыбка Ацуши была самозабвенной и мечтательной. — Пойдёшь сегодня работать? — Ага. Надоело уже бездельничать, — он зевнул и потянулся руками вверх. — Хочу трудиться! — Хорошо. Будь осторожен. И не забывай про программу, что я установил. — Конечно, — Ацуши улыбнулся. — Я буду в порядке, не волнуйся. Не волноваться после последних событий было невозможно. Первого похищения тоже не должно было случиться — никто этого не ожидал, и наверняка Ацуши тоже думал, что «будет в порядке», и всё же это произошло. Так или иначе, Ацуши всё же совсем не хотел сидеть дома взаперти, как принцесса в башне, поэтому позавтракав, они оба вышли на улицу и отправились каждый в свою сторону. Когда Ацуши пришёл в кафе, обнаружил там директора вместе с его племянником — мальчик пару раз заходил к ним раньше, и они были знакомы. Выяснилось, что хозяин попросил его поработать, пока Ацуши не было, но когда он вернулся, парень сразу же ушёл. Ацуши едва успел извиниться перед ним за то, что юноше пришлось пропускать учёбу, но он, кажется, совсем не был против: мальчик только улыбнулся, сказав, что бегать с подносами куда интереснее изучения математики. С непривычки он закрутился и даже перепутал пару заказов в начале рабочего дня, но быстро влился в темп работы и исправился. Всё же работать было намного интереснее, чем лежать в госпитале и смотреть в потолок. За то время, что он там провёл, Ацуши, казалось, весь пропитался этим стерильным запахом, и наконец вернуться в более привычную (даже какую-то приветливую, доброжелательную и родную) обстановку было очень приятно. Он дышал полной грудью, вдыхая аромат кофе, с улыбкой вручал стаканчики, рисовал незамысловатые узоры сливками и смешные рожицы на салфетках, желал хорошего дня: одним словом, делился своей радостью со всеми, кто был рядом. От того, как покупатели улыбались ему в ответ, на душе было спокойно и тепло, как и за окном. Хотя машины ездили туда и сюда, а люди постоянно куда-то спешили, каждый раз, когда открывалась дверь, кафе наполнялось не только звоном колокольчиков, но и пением птиц. Они щебетали, каждая на свой лад, и все голоса сливались в одну мелодию, которая так и дарила ощущение того, что лето совсем скоро. А лето в Японии было жарким. Ацуши всегда мечтал побывать у моря — в детстве, как только он впервые увидел его в каком-то старом фильме, он сразу же в него влюбился. Даже чёрно-белые кадры передавали то, как солнце играет на волнах, и от экрана прямо веяло этим зноем, от которого может спасти только прохладная солёная вода. После побега он был слишком занят решением своих трудностей, чтобы думать об этом, да и погода в начале весны не располагала к пляжным прогулкам, но сейчас, когда жизнь, наконец, начала налаживаться, он всё чаще думал о том, как бы поскорее воплотить эту мечту в жизнь. У него было очень много вещей, на самом деле, которые он ещё не успел совершить, но очень хотел — в голове образовался целый список, и напротив некоторых строк уже даже стояли галочки. И каждое событие с ним разделил Акутагава: первое любование цветущей сакурой, первая поездка на колесе обозрения, первое путешествие (хоть и небольшое) в другой город. Первая влюблённость, первые отношения и первый поцелуй. Он исследовал мир вокруг и самого себя, и от мысли, что в этом ему помогает любимый человек, Ацуши наполнялся просто неописуемым счастьем.

…

Акутагава уже успел поверить, что Мимик отступили, но не тут-то было. Они вернулись, и вернулись с новыми силами и, возможно, даже людьми. Снова по всему городу прошла волна стычек и конфликтов, но в этот раз они не ограничились преступным миром: они срывали правительственные встречи, посягали на городские структуры и один раз даже устроили перестрелку прямо на улице, среди бела дня. И, несмотря на всё это, Отдел по делам одарённых не вмешивался. Ходили слухи, что они намеренно оставили Мимик на Портовую Мафию, потому что то ли боялись, то ли не хотели терять людей, то ли ещё что. Все говорили разное, но ясно было одно: в Портовой Мафии было неспокойно. Её ожидали большие перемены. Акутагаву, во всяком случае, всё это мало волновало: он просто выполнял приказы, очищая город от незваных гостей, пока высшие чины — в частности Дазай — продолжали разрабатывать планы по тому, как избавиться от всей группировки разом. Было очевидно, что, не избавившись от их главаря, Мимик победить не удастся. Так прошло несколько дней: днём он занимался конфликтами по всему городу, делал кое-какие отчёты, чтобы после всего этого не зарыться в бумажках, если успевал, приходил домой поздно вечером. Его всегда уже ждал Ацуши, но он видел, что Акутагава сильно устаёт, поэтому не донимал его расспросами. Если у мафиози оставались какие-то силы, они ужинали вместе, после чего почти сразу отправлялись спать. Пару раз Акутагава всё же прогонял Ацуши спать отдельно, когда хотел себе немного пространства, и хотя поначалу юноша немного обижался из-за того, как резко говорил Акутагава (он никогда не старался выбирать выражения), он относился к нему с пониманием. Ацуши знал, что Акутагава не хочет его обидеть — просто привык так общаться, и это ему можно было простить за всё то, что он сделал для Ацуши. Но чаще они всё же засыпали вместе: Ацуши сидел в кровати с книгой, Акутагава заползал в постель и клал голову ему на колени. Тогда Ацуши начинал читать вслух, полушёпотом, или убирал книгу и рассказывал о своём дне, гладя мафиози по волосам. В таком положении он засыпал очень быстро и спал, как ребёнок, всю ночь напролёт. Друг с другом им обоим было комфортно, и хотя для Акутагавы всё равно было очень странно приходить в эту тихую, почти семейную идиллию после того, как он целый день окрашивал улицы города кровью врагов Организации, он привык очень быстро. С Ацуши было хорошо, и не было никакого смысла отказываться от него только из-за того, что с непривычки что-то казалось в этом неправильным, как будто он не заслуживает всего этого. Он бы не смог этого сделать, даже если бы захотел. И всё было относительно спокойно (относительно — ключевое слово) до определённого момента. Он участвовал в столкновении с Мимик в городском музее, и всё шло достаточно неплохо. Мафия потеряла несколько человек, конечно, но практически ни один конфликт не обходился без этого. Все прекрасно понимали, что люди в одинаковых чёрных костюмах — пушечное мясо, и на каждую вылазку они шли, как на смертную казнь. Немногим удавалось дослужиться до повышения, избежав смерти. Его атаки проходили успешно — члены Мимик не отличались ловкостью, скоростью или сильными способностями. Он расправился с ними так же легко, как и с теми, кто был ответственен за похищение Ацуши. В качестве оружия они использовали исключительно огнестрельное — оружие глупцов, как был убеждён Акутагава. Автоматы не спасли их от смерти, и убежать от Расёмона им тоже не удалось, разумеется. Он даже расстроился, потому что они были слишком слабы — то, что он легко с ними разделался, точно никак не впечатлило бы Дазая, а целью каждой его миссии он считал именно это. Но потом появился он: человек в той же одежде, что и остальные, с белыми волосами, собранными в низкий хвост. Он представился Жидом, и Акутагаву он явно знал: неудивительно, они явно под него копали, раз вышли на Ацуши. Когда юноша узнал, что мужчина является лидером Мимик, он сразу увидел свой шанс. Если убийство подчинённых не могло принести ему признание Дазая, то, избавься он от их главаря, точно заслужил бы похвалу. И он хотел победить в честном поединке, потому и бросил ему вызов вместо того, чтобы использовать какой-то хитрый трюк и внезапно атаковать. Но Жид не ответил, вместо этого задал какой-то странный вопрос по поводу того, может ли его способность освободить их души от «первородного греха». Акутагава воспринял это как насмешку, что быстро вывело его из себя, поэтому он, недолго думая, кинулся в бой. Жид сражался с ним будто бы играючи, словно уворачиваться от его атак было легче лёгкого, и каждым своим движением он злил Акутагаву только больше. Для нападения он использовал два револьвера: отстрелявшись от чёрных лент, он в один прыжок оказался прямо перед юношей. Акутагава быстро понял, что иностранец не просто читает его атаки — он буквально предвидел, откуда придёт следующий удар, и успешно уклонялся от них. Очевидно, навык был связан с его способностью — похоже, он видел будущее или что-то вроде того. За долю секунды револьвер оказался прямо у него перед лицом, и Акутагава едва успел превратить Расёмон в щит, чтобы избежать выстрела прямо в голову, но из-за спешки он не заметил второго пистолета, что привело к ранению в ногу. Он не сразу осознал, что произошло, и только через пару секунд почувствовал, как тёплая кровь пропитывает ткань чуть выше колена, а после этого и острую боль. Ноги задрожали, и он упал на пол. Он стиснул зубы от боли, когда противник направил ствол ему в голову. Акутагава не представлял, как вернётся к работе после позорного поражения, и как сможет смотреть в глаза Дазаю, когда тот будет знать, что он упустил шанс избавиться от Мимик. Перед выстрелом Жид сказал что-то о том, что через несколько лет Акутагава, может, и сможет исполнить «их мечту»: соединив это его высказывание с вопросом о способности, парень понял, что они просто искали достойной смерти. Он даже почувствовал какое-то уважение к нему, потому и извинился за то, что не смог стать для него достойным противником. Последней мыслью, пронёсшейся в его голове, было «прости меня, Ацуши». Он зажмурился и уже приготовился умереть. Ему не было страшно, больно или обидно, но у него было много сожалений. Он сожалел о том, что так и не смог добиться своей цели; о том, что втянул в свою жизнь Ацуши; о том, что сестра теперь останется одна. Он сожалел обо всём, что хотел сделать, но не успел. Сожалел о том, что не смог попрощаться. И всё же он был благодарен. Благодарен за то, что погибнет от рук сильного противника в самый лучший момент своей жизни. За то, что его жизнь хотя бы на своём закате смогла наполниться смыслом. Прозвучал выстрел, а за ним и второй, но он ничего не почувствовал. Акутагава открыл глаза и огляделся в замешательстве: его противник выронил своё оружие и отпрыгнул в сторону. В дверях стоял высокий мужчина в коротком пальто. У него в руке был пистолет, направленный прямо на лидера Мимик, а лицо было полно решимости. Он подошёл к нему, всё ещё держа Жида на мушке, и закинул Акутагаву на плечо. Это было не просто оскорбительно, он на самом деле почувствовал себя униженным: парень хотел было начать брыкаться, чтобы высвободиться, но от каждого движения ногу пронзала острая боль. Он чувствовал, как с каждой пульсацией из раны вытекает всё больше крови, и пятно на брюках расползается. Кружилась голова, а в теле совсем не было сил, поэтому всё, что он мог делать — выкрикивать ругательства, чтобы спаситель поставил его на ноги. Мужчина выбежал из музея, неся Акутагаву, и назвал своё имя: Ода Сакуноске. Акутагава использовал способность в качестве опоры, чтобы опуститься на землю, и хотел было проткнуть его насквозь, но он выстрелил в Расёмон несколько раз. Приземлившись на ноги, Акутагава почувствовал, как по всему телу от раны в ноге прошла болевая волна, словно его ударили током, и упал на одно колено. — Я слышал о тебе от Дазай-сана, — они остановились в паре метров друг от друга. — Ты один из нижестоящих членов. — Верно. — Я также слышал, что ты его друг, — Акутагава поднял глаза на человека, стоящего перед ним. — Это правда? — Я не называю друзьями кого попало, — Ода повременил несколько секунд перед ответом, хотя и не изменился в лице. В голове прозвучало каждое слово Дазая о том, как ему никогда в жизни не одолеть Одасаку, что он услышал от него после своего последнего провала. Кровь внутри забурлила, и он почти физически ощутил необходимость доказать наставнику обратное. Он не мог даже стоять на ногах, но желание убить человека, стоящего перед ним, было настолько сильным, что сопротивляться ему было невозможно. Он должен был доказать Дазаю, что может. Должен был доказать, что в силах одолеть кого угодно, и неважно, насколько силён противник. Он атаковал его своей способностью, но по тому, как двигался Одасаку, быстро стало ясно, что он такой же, как и его предыдущий противник. Их движения не были похожи ни на кого больше, они действительно знали, куда он отправит ленты в следующий раз: не угадывали, а знали. Это невероятно сильно бесило, но он даже не успел разозлиться, потому как Ода подлетел к нему за считанные секунды и ударил под дых, выбив из лёгких весь воздух. В глазах потемнело, и Акутагава потерял сознание. Очнулся он уже в госпитале. Во время операции в музее солнце только заходило, а когда он пришёл в себя, луна уже была высоко. Голова трещала, нога была туго перемотана бинтами, но никаких капельниц или датчиков подключено не было — значит, он был в порядке. Акутагава осторожно поднялся на ноги, переоделся в свою одежду и, хромая, вышел из палаты. Медсестра сказала ему, чтобы он отлежался хотя бы до утра, но юноша проигнорировал. Покинув Базу, он проверил телефон: как и ожидалось, целая куча сообщений и пропущенных звонков от Ацуши. Неудивительно, ведь была уже глубокая ночь, а от Акутагавы не было ни весточки о том, почему он задерживается: юноша переживал. Однако у Акутагавы совсем не было сил что-либо объяснять или в принципе общаться. Он хотел прийти домой и лечь спать, а перед этим, желательно, кого-нибудь убить. Он был так невероятно зол в первую очередь на себя, что до дома, кажется, дошёл только благодаря этому гневу. И с каждым шагом он не то что не угасал — напротив, становился только сильнее. — Акутагава! Наконец-то, я так волновался! Где ты был? — Ацуши выбежал в коридор, когда услышал, как открывается дверь. Мафиози проигнорировал его и прошёл мимо. — Эй! Я с тобой разговариваю! — Ацуши сказал слишком грубо неожиданно даже для самого себя, но за этот вечер он настолько себя извёл, что когда увидел Акутагаву живым и (как ему показалось) невредимым, даже разозлился, что он заставил его так волноваться. — Отстань от меня, — Акутагава огрызнулся в ответ, скинув пальто и уковыляв в ванную. — Пропадаешь непонятно насколько, не отвечаешь на звонки, что я должен думать? — Ацуши смотрел на него, сильно нахмурив брови и стиснув зубы. Акутагава сжал фаянс раковины так, что он еле слышно треснул. — Оставь меня в покое, тигр, — процедил он сквозь зубы, но Ацуши всё не отступал. — Я волновался за тебя! Сложно одно сообщение написать, чтобы я знал, что всё в порядке? — Акутагава не отвечал, всеми силами подавляя гнев внутри. — Хватит меня игнорировать! Когда Акутагава попытался выйти из ванной, Ацуши встал в проходе и не выпустил его. — Скажи хоть что-нибудь! — Акутагава только стиснул зубы и попытался его оттолкнуть. — Да что с тобой?! — Ты оглох, что ли? Отвали от меня, — когда Ацуши только нахмурился сильнее, не сделав никаких движений в сторону того, чтобы пропустить Акутагаву, он не выдержал. Мафиози схватил его за воротник и прижал лопатками к стене. Ацуши сначала широко раскрыл глаза, а потом зажмурился и отвернул голову, вытянув шею. Акутагава смотрел на него несколько секунд, шумно дыша через нос и стиснув зубы, как будто хотел что-то сказать, но сдерживался. Он отпустил его, не произнеся ни слова, отвернулся и ушёл в спальню. Ацуши стоял, прижавшись к стене, и смотрел ему вслед, пока дверь не закрылась. Это был первый случай с их знакомства, когда Ацуши на самом деле его испугался. Он и правда подумал, что Акутагава его ударит. Он шумно сглотнул и прошёл на кухню. Там Ацуши дрожащими руками налил себе стакан воды и сел за стол, чтобы немного опомниться. Заходить в спальню было как-то немного страшно. Он постучал в дверь и медленно её приоткрыл. Акутагава лежал в кровати, отвернувшись к стене. Ацуши лёг на футон, стараясь не издать ни звука. Он пролежал так несколько минут, смотря в потолок и кусая губы. — Ты злишься? — Нет. — Прости. Просто я очень волновался и- — Это может подождать до завтра? — фыркнул Акутагава. — Я хочу спать. — Конечно, извини. Спокойной ночи. Ацуши попытался проглотить ком в горле. Он чувствовал себя ужасно виноватым из-за того, что повысил на Акутагаву голос, хотя и из-за его реакции тоже был расстроен. Сейчас он понимал, что тот был чем-то разозлён, но Ацуши ведь не мог знать этого, когда он только пришёл. Он действительно не находил себе места целый вечер, поэтому к моменту его возвращения нервы были на пределе, и он сорвался. Его ведь тоже можно было понять — он не просил ничего сверхъестественного, только чтобы Акутагава дал ему знать, что он в порядке — у него и так опасная работа, и в свете последних событий причин для беспокойства было предостаточно. И всё же тот факт, что он накричал на него из-за того, что сам себе надумал, не выходил из головы. Мало ли, что у него случилось сегодня на работе, ссора явно не сделала лучше никому из них. Акутагаве не спалось по похожей причине: хотя он всеми силами пытался отрицать, что испытывает вину, потому что ему это не пристало, и вообще Ацуши сам спровоцировал ссору, но под ключицами неприятно тянуло. Он не хотел, чтобы проблемы на работе влияли на его состояние дома, влияли на их отношения, не хотел срываться на Ацуши — он ведь ни в чём не виноват. Он даже не знал, что случилось — конечно, он нервничал. Наверняка трудно провести целый вечер наедине только со своими тревожными мыслями без возможности узнать, что происходит на самом деле. Его зажмуренные глаза и испуганное лицо в тот момент, когда Акутагава потерял над собой контроль на долю секунды, не выходили из головы. Он действительно подумал, что Акутагава мог поднять на него руку, и это была его вина. Он сам заставил его так думать — несмотря на то, что всегда старался оградить его от возможных угроз, подарить безопасность и чувство защищённости. Он очень надеялся, что завтра, когда они поговорят, Ацуши сможет простить его и не потеряет к нему доверие — это было бы хуже всего. Признать вину было сложно, но извиняться следующим утром ещё сложнее. Акутагава проснулся пораньше и приготовил для него завтрак, но с самого пробуждения Ацуши избегал его и не смотрел в глаза, как будто боялся. — Слушай, мне жаль, — Акутагава знал, что Ацуши любит сладкое, и надеялся, что оладьи на завтрак поднимут ему настроение, но он к ним даже не притронулся. — Я… не должен был этого делать. И этого больше не повторится, я обещаю. — Всё нормально, — Ацуши натянул улыбку, но было очевидно, что она неискренняя. — Ты обижаешься? — Ацуши отрицательно покачал головой. — Боишься? — Не знаю, — он сухо сглотнул и сделал глоток чая. — Вчера точно испугался. — Прости, Ацуши, — от этой грустной улыбки на лице Ацуши сердце кровью обливалось. Акутагава не мог простить себя за то, что подорвал его доверие таким образом. — На работе был паршивый день, но я не должен был приносить это домой. Я просто… не знаю, я не хочу оправдываться, ты имеешь право злиться. — Я не злюсь, — Ацуши тяжело вздохнул. — Я ведь первый это начал. Просто в следующий раз… отправь хотя бы одно слово, чтобы я знал, что ты в порядке, ладно? Я очень переживал за тебя, правда. — Написал бы, если бы мог. Я вернулся домой сразу после того, как очнулся в госпитале, — Ацуши вопросительно поднял брови. — Сейчас времени нет, но я вечером всё расскажу. — О, ладно, — он опустил голову. Акутагава встал из-за стола, подошёл к Ацуши и крепко поцеловал его в щёку. — Прости. Я люблю тебя. Это был первый раз, когда Акутагава произнёс это вслух. Ацуши покраснел, как и сам мафиози, который к этому моменту уже вышел в коридор и обувался. Уходить вот так, посреди разговора, на самом деле не очень-то хотелось, но ему уже надо было поторопиться, чтобы не опоздать на работу, что было сложно, учитывая состояние его ноги. Задерживаться в такое непростое для Мафии время тоже совсем не хотелось, чтобы ненароком не подвести Босса или Дазая. Ему надо было быть готовым к тому, чтобы в любой момент отправиться на задание (хотя в глубине души он и надеялся, что сможет отсидеться сегодня в офисе — ходить было совсем трудно), поэтому юноша стиснул зубы и отправился на работу, стараясь сильно не хромать. Утром он выпил таблетку обезболивающего, чтобы хоть как-то облегчить своё состояние, но каждый шаг как будто отправлял разряды тока вверх по всему телу, лекарство всё никак не действовало. В кабинете от Хигучи он узнал, что Боссу доложили о его ранении, поэтому сегодня он мог заниматься документацией в штабе. Акутагава старался этого не показать, но он испытал огромное облегчение, просто сев за стол. Выяснилось, что после его отключки у Оды состоялась целая беседа с Жидом, и теперь лидер Мимик был настроен умереть именно от его рук, потому что увидел в нём достойного человека. Неизвестно, было ли это связано с тем, что их способности были схожи, или с чем-то, что он услышал от него во время их разговора, но это радовало: может быть, получив более конкретную цель, они перестанут громить город? Хотя какой-то мерзкий осадок всё равно остался: мало того, что Дазай считал Одасаку человеком куда более сильным, чем Акутагава (в чём он сам убедился вчера вечером, хотя признавать это не хотелось), ещё и противник его был того же мнения. Опять кто-то оказался лучше, чем он. Всегда есть кто-то лучше. В любом случае, сейчас ему оставалось только надеяться на то, что следующая возможность получить признание наставника не заставит себя долго ждать, и разбираться со своими отчётами.