Возможность

По окончанию своего рабочего дня Акутагава сразу направился к кафе, где работал Ацуши. Второй парень как раз заканчивал уборку в зале, и когда увидел его за окном, то только быстро улыбнулся и продолжил работу. Акутагава терпеливо ждал у дверей. Когда Ацуши к нему вышел, атмосфера стала какой-то напряжённой. Хоть он и улыбался, но было видно, что парню неуютно. Акутагава стиснул зубы, мысленно отчитав себя за вчерашнюю выходку. Однако когда Ацуши заметил, что Акутагава хромает, беспокойство за него прогнало весь дискомфорт. — У тебя болит нога? — вчера Ацуши этого не заметил, как и сегодня утром, но сейчас, когда они шли рядом, и Акутагава не мог поддерживать привычный темп, он обратил внимание. — Нормально, — Ацуши замедлился, чтобы Акутагава спокойно за ним поспевал. В ответ на его вопросительный взгляд он вкратце рассказал о своей встрече с лидером Мимик, опустив момент о том, что буквально мог умереть. Ацуши заметил, что о своём проигрыше говорить ему было крайне неприятно, и ещё ярче его негодование выразилось на лице, когда он подошёл к рассказу о том, что из музея его вытащил один из нижестоящих членов Мафии. Хотя он понимал, что конфликты — это неизбежная часть общения, но всё же до сих пор было очень неприятно. Это был первый раз, когда они поссорились практически на пустом месте — из-за какой-то недосказанности — и даже несмотря на то, что эта «стычка», к счастью, не затянулась, она всё же вышла довольно серьёзной и расстроила их обоих. Если бы он только знал об этом вчера, возможно, их небольшой (хотя запомнившейся и, однозначно, оставившей отпечаток) ссоры можно было бы избежать. Но он не знал — более того, не мог знать, пока Акутагава не рассказал ему. Потому и извиниться ещё раз что-то внутри ему как будто не позволяло, даже если хотелось. Было какое-то двоякое чувство: с одной стороны, он всё равно испытывал вину из-за того, что разозлился, не разобравшись в ситуации, а с другой всё же видел на это все причины. — Надеюсь, конфликт исчерпан. Я правда не хотел на тебя срываться, и впредь этого не повторится, — Акутагава рассчитывал на то, что Ацуши отнесётся с пониманием после того, как он рассказал ему, в чём было дело. — Конечно. Не злись на меня, пожалуйста, я… перенервничал, наверное, — Ацуши всё ещё волновался, что его слова или тон могли задеть Акутагаву — особенно после того, как у него и без этого был плохой день. — Всё нормально, мы оба хороши, — он махнул рукой и остановился, потирая ногу. Из-за длительной ходьбы боль становилась уже почти невыносимой, и если с этим он мог справиться, то идти дальше было действительно сложно. Ацуши положил руку ему на поясницу и легко подтолкнул, бережно поглаживая. Они были уже почти дома, и по приходе он собирался заняться его раной: Ацуши знал, что Акутагава слишком упрямый, чтобы хоть как-то подлечиться самостоятельно. Ему всегда было проще сказать, что он в порядке, и перетерпеть, даже если он, очевидно, не был в порядке. Ацуши приходилось латать Акутагаву так много раз, что это уже почти вошло в привычку, но он не был против — юноше нравилось заботиться о нём, в такие моменты он чувствовал себя полезным и нужным, и ему казалось, что он может хотя бы немного выразить свою благодарность Акутагаве таким образом. Он не ошибался, мафиози на самом деле ценил это. Хотя он и не признал бы этого вслух, но когда о нём заботились — было приятно. И это ещё не упоминая того, что при должном уходе раны действительно заживали быстрее. Они кое-как дошли до дома, Ацуши усадил Акутагаву на кровать. К этому моменту он уже едва стоял на ногах, а на брюках расплывалось пятно крови. Ацуши кинул ему шорты, чтобы тот переоделся, а сам в другом конце комнаты принялся собирать всё необходимое: антисептик, бинты, вата; не забыл он и про ёмкость с водой и чистое полотенце, чтобы убрать кровь. Акутагава побледнел и тяжело дышал. На ноге, вокруг открытой кровоточащей раны была большая тёмная гематома. Ацуши стиснул зубы и нахмурился, подавляя желание отвернуться: смотреть на это безобразие было физически тяжело. Первым делом он наложил жгут, чтобы остановить кровь, потом промыл рану. Хорошо было бы использовать проточную воду, но они оба понимали, что Акутагава попросту не дойдёт до ванной. Вокруг раны он разложил полотенце, чтобы избавиться от гематомы. Когда Ацуши принялся работать с самим пулевым отверстием, Акутагава начал тихо шипеть сквозь зубы, закрыв глаза и глубоко дыша. Ацуши обмахивал его ногу, чтобы хотя бы немного унять боль. Повезло, что не была задета кость или колено — выстрел пришёлся немного выше. И всё-таки из-за нагрузки на мышцы наложенный в госпитале шов разошёлся, и всё было достаточно плохо. — Совсем себя не бережёшь, — Ацуши пробубнил себе под нос, заканчивая дезинфекцию. Ацуши наложил повязку и перебинтовал его ногу. После этого он помог Акутагаве улечься и расположил его ногу повыше, чтобы избежать начала кровотечения, на подушках. Пока он собирал окровавленную вату, чтобы убрать, Акутагава быстро и поверхностно дышал. — Плохо? — наведя порядок, он вернулся в спальню и сел рядом с ним. Акутагава кивнул. — Побыть с тобой или оставить одного? — Воды, — во рту пересохло, ужасно хотелось пить. Ацуши принёс ему стакан воды, который Акутагава выпил залпом и вернул ему. Ацуши наполнил его снова, на этот раз Акутагава не был таким жадным и, допив, поставил его на тумбу. Ацуши остался с ним: когда он улёгся рядом, и мафиози уткнулся лбом ему в грудь, он почувствовал, что у Акутагавы поднялась температура. Он вздохнул и запустил руку ему в волосы. Акутагава нечасто получал ранения, и по большей части они были мелкими, потому и переносил он их спокойно, но в этот раз было ужасно больно. И хуже всего было то, что от этой боли было никуда не деться. Он тихо скрипел, пока Ацуши гладил его по голове, приговаривая, что всё будет хорошо и надо просто потерпеть. За ночь он несколько раз просыпался от боли, но Ацуши всегда был рядом и сразу начинал его успокаивать и убаюкивать, с готовностью приносил один стакан воды за другим и помогал передвигаться по квартире, когда требовалось (хотя пару раз он и порывался встать с кровати самостоятельно — только чтобы зашипеть от боли и схватиться за ногу). Боль немного поутихла только после второй таблетки обезболивающего, выпитой около трёх часов, и после этого он смог как-то доспать остаток ночи. Утром Ацуши серьёзно думал над тем, чтобы силой заставить Акутагаву остаться дома, потому что в его текущем состоянии работать было просто невозможно, но всё ограничилось тем, что он взял с него обещание, что мафиози сразу вернётся домой, если ему станет хуже. Он позавтракал сладким чаем (вообще-то, Акутагава считал, что добавлять сахар в чай — это извращение и неуважение к напитку и всем его ценителям, но еда в рот не лезла, а организму нужна была хоть какая-то энергия, так что пришлось отказаться от своих принципов на одно утро) с обезболивающим и поменял перевязку, после чего с горем пополам ушёл на работу. Ацуши выходить было ещё рано, а провожать его Акутагава запретил — сейчас меньше всего нужно было, чтобы их видели вместе, поэтому он остался дома ещё на какое-то время. Начало рабочего дня в Мафии прошло неплохо: Хигучи была на задании, поэтому ему не приходилось скрывать дискомфорт от боли, и он спокойно продолжил работу над отчётами, коих уже накопилось достаточно много. Девушка вернулась около полудня, и с собой она принесла новость о том, что лидер Мимик мёртв. В ответ она получила только очень неоднозначный взгляд: во-первых, Акутагава был раздосадован и зол от того, что не смог лично от него избавиться; во-вторых, ему стало интересно, кто именно в Мафии оказался сильнее него (хотя он догадывался, что это, скорее всего, был Ода — и это только злило больше); ну, а в-третьих, испытал какое-то облегчение, когда узнал, что главная проблема последних нескольких недель решена. Но, несмотря на то, что новости были хорошими, и в Мафии в ближайшее время, казалось бы, должно быть спокойно, ближе к вечеру на Базе началась какая-то суматоха. По коридорам, где обычно было тихо, туда-сюда бегали люди в чёрных костюмах, кому-то постоянно звонили, разговаривали, несколько раз даже заглядывали к Акутагаве в кабинет и сразу же выходили. Они переглянулись с Хигучи после очередного такого случая, он кивнул ей в сторону двери, и девушка вышла из кабинета, чтобы узнать, что происходит. Вернулась она через полчаса, если не позже — никто не знал, что происходит, все суетились и отправляли её от одного человека к другому, и в итоге она так ничего и не выяснила. Разве что то, что произошло что-то из ряда вон выходящее. В одном из коридоров она встретила Чую, который должен был сейчас быть на операции заграницей. Он выглядел просто разъярённым, расхаживал вдоль стены вперёд и назад, безуспешно пытаясь кому-то дозвониться, так что девушка не рискнула спрашивать у него, в чём дело. Других Исполнителей нигде не было видно. Так продолжалось до самого вечера: потом этот балаган немного поутих, низшие чины стали потихоньку расходиться домой, Хигучи тоже ушла. Через некоторое время после этого Мори вызвал Акутагаву к себе. Когда юноша зашёл в кабинет, Мори стоял во главе стола, за которым сидели остальные Исполнители. Большинство из них выглядели спокойно, и только Чуя нервно стучал пальцами по деревянной поверхности и грыз губы. Его пригласили сесть, и когда Акутагава расположился вместе со всеми, Мори начал собрание. — Для начала, я хотел бы попросить всех сохранять спокойствие, — он глянул на Чую, Исполнитель откашлялся и сел ровнее. — Многие уже в курсе, но для остальных сообщаю, что Дазай-кун покинул Мафию. Глаза Акутагавы округлились, и он начал крутить головой, пытаясь увидеть реакцию остальных. Коё только закатила глаза, а Чуя стиснул челюсти и стукнул кулаком по столу. — С этого момента он считается предателем, — Мори кинул на рыжеволосого Исполнителя очередной раздражённый взгляд. — Тем не менее, несмотря на то, что мы потеряли талантливого Исполнителя — для Портовой Мафии этот инцидент далеко не первый, и на нашу деятельность это никак не повлияет. Подросток всё пытался осознать, что только что услышал. Дазай… предал Мафию? Ушёл? Это не укладывалось в голове, но он ведь не ослышался? Он не мог ослышаться. — А собрал я вас в первую очередь для того, чтобы поздравить с получением разрешения на работу нашей Организации как организации одарённых, — Мори пытался держать лицо, но было видно, что внутри у него кипят самые разные эмоции. Однако понять, какие именно, было непросто. — С ним Портовой Мафии откроются новые высоты. О каких высотах он говорил, если только что потерял, пожалуй, своего самого важного подчинённого? Чего могла достигнуть Организация, правая рука лидера которой вот так просто предала её? Акутагава старался прогнать эти мысли, потому как они заметно подрывали его преданность Портовой Мафии, но это было непросто. — Задания, оставшиеся невыполненными Дазай-куном, я поручаю тебе, Акутагава-кун, как его бывшему подчинённому. Операции, на которые он должен был отправиться в составе Двойного Чёрного, тебе придётся выполнять самостоятельно, Чуя-кун, — Чуя посмотрел на Босса пару секунд и кивнул. — Также ты продолжишь тренировки Акутагавы-куна. На этом пока всё, вы можете идти. Исполнители откланялись и по очереди покинули кабинет. Акутагава вышел последним. — Я давно говорила, что этому мальчишке нельзя доверять, — Коё фыркнула, когда они зашли в лифт, задрав подбородок. — Ане-сан, давайте не сейчас, — Чуя расхаживал по периметру всего лифта. Акутагава чувствовал себя ребёнком, наблюдающим за ссорой взрослых. Он до сих пор не осознал, что услышал от Мори: Дазай ведь не мог просто взять и уйти из Мафии, правильно? Он ведь Исполнитель, Демонический вундеркинд Портовой Мафии, один из Двойного Чёрного. Он не мог предать Организацию, он достаточно умён, чтобы осознавать последствия, которые обещали быть крайне кровавыми. Когда они спустились, Чуя направился сразу на улицу, а Акутагава пошёл за ним, не зная, что делать. Прямо у дверей Исполнитель остановился, чтобы закурить — когда поджечь сигарету не вышло, он ударил стену так, что во все стороны поползли трещины. Справившись с зажигалкой, он быстрым шагом направился на парковку. — Чуя-сан, — Акутагава едва поспевал за ним. — Вы собираетесь искать Дазай-сана? — Да, — наземная парковка была во внутреннем дворе штаба, что означало, что им нужно обойти почти всё здание. — Этот ублюдок не мог просто взять и исчезнуть! — Позвольте мне помочь, — Акутагава попытался игнорировать боль и ускорить шаг, насколько это возможно. — Мне всё равно. Я убью его, когда найду, задушу своими грёбаными руками! — он сжал свободную руку в кулак и выдохнул большое облако дыма. — Это же надо! И хотя вдоль здания он шёл с такой скоростью, что это можно было запросто назвать бегом, завернув за угол, Чуя остановился, как вкопанный. На месте его машины стояла дымящаяся груда покорёженного металла. — Какого… — Чуя стоял, не веря своим глазам, несколько секунд. — Твою мать! — его машина, в которую он столько вложил, и в которой души не чаял, превратилась в кучу металлолома. И не когда-то — а когда его партнёр и лучший друг предал Организацию, которой он посвятил всего себя в последние три года своей жизни. Потрясающий день. — Твою же мать! Что за херня! — он подошёл к изуродованному транспортному средству. Огня уже не было, да и взрыва они не слышали — значит, она была взорвана уже давно, хотя он только сегодня днём экстренно вернулся из командировки, и тогда она ещё была в порядке. Акутагава только со стороны смотрел за тем, как Чуя в очередной раз теряет то, что ему дорого. Он не знал, что делать и что сказать, но наблюдать за тем, как Исполнитель сходит с ума от бешенства, было страшно. Но времени сокрушаться не было, и они оба это понимали, поэтому Чуя отрыл в кармане пальто ключи от машины Мафии, на которой он приехал из аэропорта, и поспешил к ней. Акутагава едва за ним успевал: Исполнитель не собирался ждать, и он прекрасно это осознавал. Первым делом они проверили домашний адрес Дазая: Чуя, к счастью, не один раз был у него, поэтому прекрасно знал, где он живёт. Исполнитель сказал Акутагаве ждать у входа, на случай, если Дазай ещё не ушёл, и они разминутся, а сам отправился к квартире. Когда у него появилась свободная минута, Акутагава отправил Ацуши короткое «Не жди меня сегодня.», чтобы не повторять ошибок прошлого, так как понимал, что сегодня ночью они, скорее всего, ещё долго будут искать Дазая, и во все глаза принялся искать хоть какие-то признаки недавнего пребывания его наставника в округе, но ничего. В квартире тоже было пусто — и не просто «пусто»: не было никаких следов того, что кто-либо когда-либо там жил. Когда они собирались ехать на проверку следующего места, Чуе позвонил Мори. — Да, Босс? — Чуя-кун, ты ведь не отправился на поиски Дазай-куна? — он говорил так, будто уже знал ответ на этот вопрос, и он его абсолютно не устраивал. — Или ты собираешься последовать его примеру? — Нет, конечно, нет, — Чуя шумно сглотнул и достал из кармана пачку сигарет. — Я предан только Организации. — Хорошо. Я надеюсь на твою разумность, Чуя-кун, — Босс повесил трубку. Чуя резко выкрутил руль и направил автомобиль в противоположную сторону. — Босс запретил искать Дазая, — он холодно сообщил Акутагаве, затянувшись. Было очевидно, что внутри у него резко стало очень пусто. — Эй, Акутагава, — он старался звучать непринуждённо, — выпьешь со мной? — Простите? — У меня дома завалялась бутылочка Петрюса. Отпразднуем, — он смотрел на дорогу с непричастным лицом. — Всё равно этот подонок только портил всем жизнь, а? — Я не- — Ладно тебе, — Чуя нервно усмехнулся. — Как скажете, — Акутагава не стал больше спорить. Он не понимал, почему именно Чуя настоял на том, чтобы он ехал с ним, но вспомнил, что он помог ему, когда понадобилось скрыть нахождение Ацуши в госпитале — поэтому Акутагава не был против того, чтобы сделать то, о чём просил Исполнитель. Причина поведения Чуи была в том, что он попросту не хотел оставаться один. Они подъехали к небоскрёбу в центре города: всю дорогу Чуя курил одну сигарету за другой и барабанил пальцами по рулю, Акутагава всё пытался осознать происходящее. Неужели он действительно больше никогда не увидит Дазая? Неужели он так и не смог добиться своей цели, так и не смог получить его признания? От этой мысли сердце в груди сжималось. Он не мог даже представить, что просто не успеет, что наставник бросит его абсолютно неожиданно, так и не сказав слов, которые он так желал услышать. И что ему теперь делать? Квартира Чуи находилась на одном из самых высоких этажей. Он открыл дверь, приложив ладонь к биометрическому замку, и дал пройти Акутагаве. Жилище было просторным, интерьер был выполнен в красных тонах. Квартира выглядела очень дорого и сделана была со вкусом — хотя Акутагава был у Чуи впервые, каждая вещь так и кричала о том, что это его дом. Он прошёл за ним на кухню. — Я всё ждал повода её открыть, — кухня отделялась от большой обеденной зоны барной стойкой. Чуя достал из верхнего ящика вино и два бокала, поставил их на стойку и с характерным звуком откупорил бутылку. — Отличный день, по-моему. — Чуя-сан… — хотя Чуя говорил всё это с усмешкой, по тому, как он держал себя, было очевидно, что он едва сдерживает желание разнести всё вокруг к чёртовой матери. — Знаешь что, Акутагава? Пошёл он, — он наполнил бокалы и опрокинул один из них. Чуя, вообще-то, был ценителем, и обычно смаковал вино, но сейчас он хотел просто напиться до потери памяти, чтобы стереть этот вечер из своей жизни. Акутагава не знал, как ему вести себя в этой ситуации. Чуя сразу же наполнил свой бокал снова. Акутагава рассматривал жидкость цвета крови, но не притронулся к бокалу, который Чуя подвинул к нему. — Попробуй хоть. Это вино старше тебя, — они сидели друг напротив друга на высоких стульях. Акутагава сомневался: он никогда раньше не пробовал алкоголь и не был уверен в том, как он на него подействует, но из уважения к Исполнителю сделал небольшой глоток. Вкус был странный, но приятный: терпкий, сладковатый и богатый. Чуе никогда не надо было слишком много, чтобы опьянеть, и уже после второго бокала щёки у него покраснели, и он начал рассказывать Акутагаве истории о заданиях Двойного Чёрного, параллельно проклиная Дазая. Акутагава знал, что они были ближе, чем просто напарники по работе, но не догадывался, как много его бывший наставник значил для Чуи. По его рассказам быстро стало очевидно, что они были хорошими друзьями, так что неудивительно, что его внезапный уход так сказался на Исполнителе. Они сидели так несколько часов, и когда Акутагава допил свой бокал, то и сам начал ощущать воздействие алкоголя на организм. Хотелось спать и разговаривать. — Знаешь, Акутагава, он ведь очень большие надежды на тебя возлагал. Но он никогда не говорил об этом, а? — язык у Чуи заплетался, Акутагава с трудом сохранял концентрацию, чтобы понять, что он говорит. — Нет. — Ну конечно. Этот урод никогда не говорит, что думает, — Чуя фыркнул и закурил. — Ещё попробуй догадаться, что у него на уме, — он упёрся локтем в столешницу и подпёр голову кулаком. — Ты заслуживаешь наставника намного лучше, чем этот ублюдок. Я бы и дня под его руководством не выдержал, — от того, как они говорили, у Акутагавы появилось такое чувство, будто Дазай умер, а они были на поминках. — К чёрту его. — Я просто хотел, чтобы он меня признал… — пробормотал он себе под нос. Вино развязало юноше язык, и держать его за зубами просто… не хотелось. Он понял, что в ближайшее время лучше отправиться домой, чтобы не наговорить слишком много. Чуя ещё немного пожаловался на Дазая, Акутагава его не слушал. Он всё думал о том, что ему теперь делать — юноша привык добиваться своих целей, даже если с трудом, но сейчас у него просто отняли эту возможность. Он больше не сможет работать на Дазая, больше не сможет показать ему свои способности, больше не сможет получить то, что ему нужно. Он чувствовал себя отвратительно беспомощным. Солнце уже поднималось над горизонтом, когда Акутагава извинился и стал собираться уходить. Чуя его не держал — поблагодарил за то, что он составил ему компанию, сказал на прощание пару приободряющих слов и проводил до двери. На улице было свежо, город ещё спал, и только некоторые птицы своим щебетом нарушали звенящую тишину. Он немного прошёлся, подышал воздухом и вызвал такси. Всю дорогу до дома он пытался понять, что чувствует: он был зол, ему было больно и обидно, но при этом сил на то, чтобы злиться или грустить, просто не было. Он был в отчаянии, руки опустились, и он не знал, зачем ему продолжать работу, если он не сможет исполнить своё главное и единственное желание. Он тихо зашёл домой: свет в квартире не горел, Ацуши его послушал и лёг спать. Он зашёл в ванную и открыл кран раковины, упёрся в неё руками и долго смотрел, как течет вода. Юноша умылся и уставился на себя в зеркало, и впервые за последние недели он увидел в отражении такого слабого и беспомощного человека. Он ничего не мог сделать с тем, что Дазай ушёл. Ушёл и оставил его ни с чем. Когда он вышел из ванной, встретил Ацуши. Он стоял в проходе, завернувшись в одеяло, прищурившись от света и протирая глаза. — Всё нормально? — спросил Ацуши, зевая. — Мой наставник ушёл. Он предал Мафию, — услышав интонацию Акутагавы, Ацуши моментально проснулся. Он широко раскрыл глаза. — Ты… ты в порядке? — он знал, насколько много его учитель для него значит. — Нет, — он прошёл мимо него в спальню. Ацуши поспешил за ним. — Я могу что-то сделать? — Акутагава сел на кровать, положил локти на колени и спрятал лицо в руках. Он едва сдерживал слёзы: плакать хотелось от злости, бессилия и обиды. Ацуши сел рядом с ним и обнял его за плечи. Акутагава повернулся к нему и уткнулся лицом Ацуши в плечо, стиснув зубы. — Я ненавижу его, я ненавижу его так сильно, — он хмурился и сжимал футболку Ацуши у него на спине, пока слёзы впитывались в ткань на плече у парня. Ацуши обнял его в ответ, ласково гладил по спине и по волосам. — Я просто хотел, чтобы он признал меня, я ненавижу его! — Рюноске… — каждое его слово ощущалось так, будто Ацуши проходились ножом по сердцу. Он даже представить не мог, каково сейчас Акутагаве, если он — всегда стойкий и сдержанный — сдался под напором эмоций. Ацуши видел, как много он работал, сколько сил тратил на получение признания от своего наставника, и за то недолгое время, что они общались достаточно близко, он уже успел возненавидеть этого человека. Что трудного было в том, чтобы сказать ему пару тёплых слов? Он ведь даже не просил большего, и Ацуши был более чем уверен, что Акутагава давным-давно заслужил похвалу. Он был сильным, смелым и ответственным, выкладывался на заданиях так, что домой приходил абсолютно без сил — он был достоин того, чтобы его признали. — Ты самый сильный на свете, — у Акутагавы началась настоящая истерика, он уже не мог перестать плакать и проклинать своего учителя, и голос Ацуши почти утонул в его сокрушениях. — Тебе не нужны его слова, чтобы знать это. — Но я хотел! Я хотел их услышать! Это всё, о чём я просил! — Акутагава задыхался, не в силах сдержать слёзы, которые текли по лицу непрерывным потоком. Он посмотрел на Ацуши и снова прижался к нему. — Почему он сделал это? Почему он ушёл? Почему он оставил меня? — Не знаю, Рюноске, я не знаю, — Ацуши было физически больно видеть его таким. Он хотел помочь, хотел заверить его в том, что Акутагава силён и ни в чём не виноват, но он понимал, что ему нужно было услышать эти слова не от него. Ему оставалось просто быть рядом и помочь ему справиться с собой. — Я убью его, я найду и убью его. Сначала заставлю признать меня, а потом убью, — Ацуши обнимал его крепче, пока Акутагава захлёбывался слезами и пустыми угрозами, помогал ему не утонуть в подавляющем гневе и боли, какую он никогда раньше не испытывал. Сердце щемило так невыносимо сильно. — Пожалуйста, Рюноске, успокойся, — Ацуши не мог слышать, как Акутагава проигрывает своим эмоциям, теряет над ними всякий контроль. — Ты не мог ничего сделать. — Если бы я смог сам одолеть Мимик, если бы я успел, — он не мог перестать убиваться. — Если бы я был сильнее- — Это уже случилось, Рюноске, перестань, прошу тебя, — он посмотрел ему в глаза, обхватил лицо ладонями и убрал с порозовевших щёк слёзы. — Это не твоя вина. — Но я не успел, — Ацуши смотрел на него глазами, полными сочувствия и любви. — Что мне теперь делать? — Ты должен понять, что ничьи слова тебя не определяют, — он продолжал вытирать слёзы, которые всё не переставали течь из серых, наполненных болью глаз Акутагавы. — Только ты вправе определять свою силу и ценность. — Но он же… он вытащил меня из трущоб, учил и тренировал. Я хотел, чтобы он видел меня сильным, — Акутагава опустил голову. — Главное — это то, каким видишь себя ты, — Ацуши убрал волосы с его лица и поцеловал в щёку. — И ты обязательно сможешь сам осознать свою силу. Я очень тебя люблю и верю в это всем сердцем, — он обнял его крепко-крепко, после чего отстранился и ушёл на кухню за водой. Акутагава остался сидеть на кровати, слишком измученный этим днём и неожиданным выплеском эмоций, чтобы встать. Ацуши вернулся и сел рядом, поил его прохладной водой и гладил по волосам. Акутагава успокоился, место всей этой бури эмоций заняло безразличие и апатия. Он понял, что очень устал, на самом деле. Они улеглись спать: Акутагава отвернулся к стене, Ацуши лежал на спине и смотрел в потолок, задумавшись. — Тигр, — Акутагава едва слышно привлёк его внимание. — Да? — Ацуши повернул к нему голову. — Обними меня, — он сказал ещё тише, даже не повернувшись к Ацуши. Он не привык о чём-то просить, потому был смущён, но очень сильно хотелось ощутить, что рядом кто-то есть. Ацуши без лишних слов обнял его со спины. Он просунул руку под подушку, чтобы было удобнее, а вторую расположил так, чтобы гладить Акутагаву по голове. Он несколько раз поцеловал его в макушку и всем своим существом пытался забрать часть его боли или хотя бы дать понять, что он рядом, что ему не надо проходить через это в одиночестве. Что он всегда поддержит его и сделает всё возможное, чтобы помочь. И Акутагава чувствовал это. Ему всё равно было очень больно и тяжело, но он понимал, что было бы намного хуже, будь он один. Тепло тела Ацуши, его поцелуи и мерное дыхание, успокаивающие слова — всё это дарило чувство защищённости, он знал, что у него есть, на кого положиться. Он знал, что, как бы плохо ни было, он всегда есть рядом, всегда обнимет, поддержит и поможет. Всегда скажет то, что Акутагаве так нужно услышать, не осудит его и не осмеёт. Не использует его слабости против него, но поможет с ними справиться. И он ценил это, даже если сейчас не было сил сказать об этом.