Возможность

Следующим утром особо лучше не стало. Когда Акутагава проснулся и вспомнил, что произошло, желание идти на работу пропало, словно его никогда и не было, как будто с уходом Дазая это потеряло всякий смысл. Он был подавлен и разбит. И хотя Ацуши изо всех сил старался поднять ему настроение, дарил ему всю любовь и заботу, какую только мог — ничего не помогало. Самое приятное пробуждение с нежным поцелуем в лоб и завтраком в постель отразились мимолётной, едва различимой улыбкой на лице мафиози, которую сразу же сменило пустое и безразличное выражение. Впервые в жизни он всерьёз задумался над тем, чтобы просто не прийти на работу. Прогулять. Он должен бы был чувствовать себя привычно, не испытывая никаких эмоций, но эта пустота отличалась от той, что он ощущал раньше. У него отняли то, к чему он стремился последние годы своей жизни, чему он посвящал себя. Причина стараться что-то делать исчезла, Акутагава был лишён своей главной и единственной цели. Теперь ему приходилось заставлять себя ходить на работу, стараться и выкладываться там. Мафия, как организация, никогда не значила для него так уж много — именно наставник был причиной, почему он с ней связался и продолжал работать. Сейчас, конечно, выбора особого не было — неважно, остался Дазай или ушёл, ему придётся и дальше выполнять приказы, только теперь от другого человека. Наверное, он мог бы переключиться, мог бы сделать своей целью получение признания в этот раз от Чуи — его нового наставника — только вот у Акутагавы были принципы. И отказываться от своих стремлений явно им не отвечало. Работа превратилась в череду бессмысленных убийств. Если раньше он видел уничтожение вражеских организаций как возможность продемонстрировать свою силу, а сложные задания зажигали блеск в глазах — сейчас он воспринимал всё только как лишние проблемы. Так прошло несколько дней — немного лучше становилось только дома. Ацуши изо всех сил старался поддерживать его, особо не надоедая, не задавая лишних вопросов и, одним словом, просто находясь рядом. Он чувствовал, что это именно то, что нужно мафиози, и был прав. Слова бы мало что изменили — но тот факт, что Акутагава не один, помогал справляться, и с каждым днём ему становилось чуточку легче. Через пару дней, когда слухи о предательстве правой руки Босса дошли до чинов ниже, к нему зашла сестра. Ацуши тогда ушёл прогуляться, чтобы не мешать им — он понимал, что для Акутагавы было бы полезно пообщаться с сестрой в такой тяжёлый для него момент, и, хоть они и были близки, они оба понимали, что их с Ацуши отношения далеки от семейных. Они тогда долго разговаривали: сначала о Дазае, о том, как ему продолжать работать и, в общем-то, жить без определённой цели, потом вспоминали прошлое и своих друзей. Тогда, в трущобах, думать о смысле жизни не приходилось — они были лишь детьми, которые изо всех сил пытались выжить. Но по этому поводу сестра сказала ему пару вещей, которые заставили Акутагаву пересмотреть ситуацию: если точнее, она спросила, действительно ли он хочет, чтобы смыслом жизни для него была одна определённая фраза от одного определённого человека. Не интереснее ли и не проще ли будет позволить жизни течь, как она течёт, ставить перед собой небольшие цели и переходить от одной к следующей? Он не смог достигнуть этой, и хотя сейчас казалось, что уход Дазая — это конец света, рано или поздно он сможет отпустить ситуацию. Не было ничего странного в том, чтобы сейчас чувствовать себя плохо — в конце концов, большая часть его жизни изменилась и ещё изменится с предательством наставника, ему придётся пересмотреть свои ценности и найти что-то, к чему он сможет стремиться, но пока… пока что можно было насладиться и бесцельным существованием. Хотя бы немного. У него был любимый человек рядом, и всё было относительно неплохо: тот, кто наполнял его жизнь не только смыслом, но и страданием, ушёл. И если ему нужна была цель прямо сейчас — можно было видеть её в том, чтобы добиться признания от себя самого, о чём и говорил Ацуши. Сам он, кстати, был уверен в том, что Акутагава его не послушает — из его уст это звучало просто смешно. Как человек, который до сих пор позволяет тирану из прошлого портить свою жизнь и полностью полагается на то, что от него слышал, формируя мнение о себе, может говорить о том, что Акутагава сам должен судить себя, не полагаясь на мнение других? Но именно поэтому его слова звучали убедительно для Акутагавы. Ацуши понимал его чувства, знал, каково ему, но сейчас мог видеть всю ситуацию полностью, со стороны — и так, очевидно, проще было делать выводы. Гин не сказала ему ничего прямо, только направила, чтобы юноша понял всё сам, и он был крайне благодарен ей за это. Для Акутагавы было важно прийти ко всем решениям и выводам самостоятельно, и сестра это понимала — он всегда был таким человеком. Единственным, чьи слова он мог впитать и поверить, не слишком осмысливая, был, пожалуй, Дазай.

…

Ацуши этим вечером решил навестить Йоко-сан. Он зашёл в магазин, купил небольшой букет цветов и пару пирожных — после того, как они съехались с Акутагавой, и ему не надо было больше оплачивать аренду, у Ацуши, наконец, стали водиться какие-то свободные деньги. Это было даже странно: он привык жить от зарплаты до зарплаты, неделями копить на новую футболку, покупать только самое необходимое и отказывать себе в банальных вещах. Только с началом их совместной жизни он познал, каково это — не быть нищим. И это было прекрасно. Старушка встретила его с широкой улыбкой и даже обняла, на что он с радостью ответил. Они посидели на кухне пару часов, попили чай, поговорили — Ацуши хотел бы взглянуть на свою комнату (всё-таки он немного скучал по своему первому пристанищу), но узнал, что она уже нашла нового жильца. — Скажу по секрету, Ацуши-чан, с тобой было поинтереснее, — она немного грустно улыбалась. — Этот приходит в ночи, уходит рано утром, даже не здоровается. Но хотя бы платит исправно. Почти сразу после переезда к Йоко-сан Ацуши понял, что старушка нуждалась не только в квартиранте, но и в друге. Дети и внуки навещали её очень редко, и ей было одиноко: Ацуши же всегда был рад поговорить, и с ней они довольно много, хоть и не слишком близко общались. Они всегда могли просто обсудить погоду, последние события в городе, фильмы или книги — ничего особенного, но так им обоим не было скучно. И Йоко-сан действительно относилась к Ацуши почти как к своему внуку — сейчас, когда он тоже уехал, было видно, что ей немного грустно. Ацуши пообещал зайти к ней ещё как-нибудь, когда будет время, но когда Акутагава написал, что сестра ушла, всё-таки отправился обратно домой. После разговора с сестрой Акутагаве действительно стало лучше. Как будто он получил ответы на вопросы, которые мучили его последние дни, или, по крайней мере, теперь он знал, что ему делать, чтобы их получить. Гин довольно легко подобрала нужные слова, чтобы помочь брату — всё-таки, она знала его уже много лет, поэтому смогла сделать то, чего не смог сделать Ацуши. Пока он возвращался, они созвонились, и Ацуши даже по короткому телефонному разговору успел понять, что Акутагава уверенно движется по пути к тому, чтобы окончательно прийти в себя. Несомненно, он был достаточно сильным, чтобы пережить уход наставника, даже несмотря на то, как много он для него значил. По дороге домой Ацуши решил зайти в прокат и взять пару фильмов, чтобы скоротать вечер — он давно хотел посмотреть что-нибудь с Акутагавой. Он взял несколько разных дисков, чтобы был выбор, и даже один ужастик, хотя Ацуши очень не любил ужастики — у него в жизни было достаточно страха. С другой стороны, наверное, иногда и можно пощекотать нервишки. Акутагава встретил идею провести небольшую ночь кино даже с какой-то радостью. Возможность отвлечься от мыслей и переживаний была очень кстати. Они остановились на документальной ленте о подводных жителях. Выключили свет, взяли ноутбук в кровать, улеглись рядом, Ацуши пустил фильм. Однако уже через десять минут все эти морские создания остались забыты. В последние дни, что Акутагава ходил подавленным и обозлённым на весь мир, огрызался и ненамеренно грубил, Ацуши был очень аккуратным и старался особо его не трогать. За это время Акутагава изголодался по тактильному контакту, поэтому теперь, когда камень будто сняли с души, ему хотелось обниматься и целоваться со своим парнем до скончания времён. Ацуши был только рад. И целовались они долго. Сначала в щёку, в лоб и нос, потом в губы, лениво и мокро. Осторожно, совсем понемногу опускались ниже: к челюсти, шее и ключицам. Потом не только целовались, но и исследовали тела друг друга: они скромничали, стеснялись и краснели, но обоим хотелось быть так близко, насколько это было возможно. Комната освещалась лишь голубым экраном, а тишина нарушалась шелестом простыней, тихим, томным голосом диктора и звуком трения кожи о кожу. Изредка можно было услышать влажный звук поцелуя, тихий вздох или смущённый смешок. Прикосновения были нежными и нерешительными, Ацуши первым запустил руку под футболку Акутагавы и оглаживал худое тело широкими, мягкими движениями. Его пальцы были лёгкими, как пёрышко, он очерчивал его рёбра и не самые крепкие мышцы груди и пресса, расплываясь в улыбке, когда Акутагава вздрагивал от щекотки. Он был таким красивым и милым, что Ацуши, чтобы успокоиться, приходилось прятать лицо, утыкаясь носом в плечо Акутагавы и горячо выдыхая ему в шею. Акутагава тоже не отставал: мягкая кожа Ацуши была усыпана шрамами, и каждый раз, когда ладонь задевала рубцовую ткань, он проводил по отметине особенно нежно. Ацуши стеснялся своих шрамов, как будто они показывали, что он слаб, но Акутагава считал иначе. Все эти следы, показывающие, через что он прошёл, служили очередным напоминанием о том, что Ацуши под силу было оставаться добрым, искренним и любящим несмотря ни на что. Он не потерял свою человечность, не потерял себя — и, более того, он продолжал дарить свой свет людям вокруг. Это восхищало. И Акутагава делился своим восхищением. Он относился к нему с таким трепетом, с каким никто раньше не обращался с Ацуши, с такой любовью и преданностью, таким обожанием — от каждого его прикосновения и поцелуя Ацуши как будто начинал относиться к себе немного лучше. Словно Акутагава через касания помогал ему полюбить себя так, как любил его он — со всеми слабостями, шрамами и трудностями. Вместе с его прошлым и тем, как оно до сих пор портит ему жизнь. Рядом друг с другом они чувствовали себя живыми и счастливыми. Дальше объятий и поцелуев, во всяком случае, дело не пошло — никто из них пока не был готов к большему, они только начали изучать себя и друг друга, так что, получив достаточно привязанности и физического контакта, оба заснули почти одновременно. К фильму они ещё вернутся. На следующий день у Акутагавы была назначена первая тренировка с Чуей — его новым наставником. Он нервничал, собираясь на работу. — Ты какой-то дёрганый. Всё нормально? — когда они вместе пили чай утром, как обычно, Ацуши заметил, что Акутагава всё кусает губы и стучит пальцами по столу, что было для него необычно. — Да, — он поправил оборки на воротнике рубашки и сел ровнее. — А честно? — пускай Акутагава и доверял Ацуши, ему всё ещё было нелегко сразу рассказывать, в чём причина его волнения, если всё не было совсем плохо (как, например, вечером того дня, когда ушёл Дазай). Ацуши не давил на него, если видел, что он и вправду не хочет говорить, но чаще ему требовалось проявить совсем немного настойчивости и показать заинтересованность, чтобы мафиози сдался и поделился. — Сегодня первая тренировка с Чуя-саном, — Акутагава сделал глоток чая, — я должен его впечатлить. — Я уверен, у тебя всё получится. Он классный, — Ацуши откусил кусок от своего тоста. — Даже заходил ко мне, когда я лежал в больничке. — Ты не говорил. — Да как-то к слову не приходилось. В первый же день это было, я так удивился. — Да, он… всегда беспокоится о здоровье подчинённых. — Ну вот, значит и тренировка у вас должна пройти отлично. Всё будет хорошо, не беспокойся, — с улыбкой заверил его Ацуши. Акутагава кивнул, и хотя он остался напряжён, от души немного отлегло. Ацуши говорил с такой уверенностью, что ему трудно было не поверить. По приходе на Базу, Акутагава оставил вещи в кабинете и отправился в подвал, где проходили их тренировки с Дазаем, однако встретил Чую ещё по пути. — Ты куда собрался? У нас тренировка сейчас, — они столкнулись в лифте, Исполнитель поднимался наверх. — Ну… да, я туда и шёл, — Акутагава пришёл в замешательство. — В подвал, что ли? О, нет уж, мы будем заниматься в нормальном зале, — Чуя задрал подбородок, нажал кнопку верхнего этажа в лифте и скрестил руки. — Я, конечно, не мастер, но ваши с Дазаем тренировки и тренировками-то назвать нельзя. Когда они зашли в зал, Акутагава едва сдержался, чтобы не показать удивление на лице. Он даже не подозревал, что на территории штаба есть настоящее додзё — просторное светлое помещение с большим количеством окон. На полу было мягкое покрытие татами, чтобы не получить травм при падении, зал был разделён на небольшие зоны, и в каждой можно было найти инвентарь для тренировок. В этом месте была потрясающая атмосфера, заряжающая силой и желанием совершенствоваться — совсем не так, как в тёмном сыром подвале, уставленном пустыми коробками, деревянными ящиками и всяким хламом. Там воздух буквально давил, и пахло плесенью — здесь же от одного нахождения Акутагаве казалось, что он совершенствуется. Они прошли в раздевалку в соседней комнате: там Чуя дал Акутагаве кэйкоги, переоделся сам и собрал волосы. Занятие они начали с разминки и разогрева. — Я никогда ещё никого не тренировал, — признался Чуя, — так что даже не знаю, с чего начать. Есть идеи? — Эм… — Акутагава действительно не знал, что ответить. Уже сейчас было очевидно, что подход Чуи разительно отличается от того, как понятие «тренировки» трактовал Дазай, так что приводить в пример их сессии было бы неуместно. — Я могу продемонстрировать, что умею. — Давай, — он встал в стороне, поставив ноги на ширине плеч и скрестив руки на груди. — Прямо здесь? — Акутагава недоверчиво посмотрел на своего нового наставника. Хоть Чуя и не видел его способность в деле, но Акутагава точно знал, что о её разрушительном действии он должен быть в курсе. — А где ещё? — Ладно, — он сделал глубокий вдох, концентрируя внимание, чтобы показать лучшее, на что способен. Его униформа подсветилась красным. — Расё- — Нет-нет-нет, — Чуя помотал головой и начал махать рукой. — Я знаю, что способность у тебя отличная, я хочу увидеть, что ты можешь без неё. Расёмон, только начавший формироваться из ткани костюма Акутагавы, пропал за долю секунды. — Я… не очень много над этим работал, — он сказал достаточно пустым голосом, хотя признаваться в этом Чуе было немного стыдно. Исполнитель был мастером многих боевых искусств, и Акутагава был наслышан о его собственном стиле ведения поединков: мало кто мог предсказать движения рыжеволосого мафиози, а если у кого и получалось (у Дазая, к примеру), никому не удавалось угнаться за скоростью его ударов. — Почему так? — Чуя выгнул бровь. — Я пробовал тренироваться самостоятельно, но стало только хуже, а с Дазай-саном… — Я понял, — кивнул Чуя. — Интересно. Но давай всё-таки попробуем, — Чуя взял мат, стоящий у стены, и кинул его на пол. Он ступил на него, жестом позвал Акутагаву к себе и встал в стойку. — Начинай. Акутагава сделал только пару нерешительных и неумелых движений, после чего Чуя сразу же уложил его на лопатки одним изящным приёмом. Подросток уставился на Исполнителя снизу вверх, не успев даже понять, что произошло. — Ещё раз. Акутагава встал на ноги и во второй раз пытался действовать быстрее, но всё закончилось точно так же. Они повторили «упражнение» ещё несколько раз, но это, разумеется, не дало никаких плодов. — Понятно, ты совсем ещё зелёный. Ну что ж, — Чуя сцепил пальцы в замок и вытянул руки ладонями вперёд, хрустнув костяшками, — будем учиться. И Чуя… действительно начал его учить: первым делом объяснил, как правильно падать, чтобы не пострадать — самая важная часть изучения любого боевого искусства — потом показал основные стойки и позиции. — Схватываешь на лету, — вслух заметил Чуя. Акутагава на самом деле быстро запоминал и учился. Когда они разобрались с тем, как правильно начинать любую схватку, Чуя показал ему основные движения для нападения и защиты. После каждой неточности Акутагава ждал поток оскорблений и унижений, но Чуя только исправлял его и подсказывал, как правильно. Исполнитель прекрасно понимал, что ошибки — это абсолютно нормальная часть обучения, потому и относился к ним более чем спокойно. В первое время это шокировало. Акутагава понял, что, когда пытался научиться чему-то самостоятельно, действовал в корне неправильно. Хватался сразу за сложные приёмы и движения, абсолютно забыв про основы, изнурял себя и не давал передышки. Конечно, таким образом он только вредил себе и своему телу, но сейчас, под наблюдением и с поддержкой умеющего человека, процесс проходил совсем иначе. Каждую несложную схему Чуя разбивал для него на ещё более простые, элементарные движения, чтобы подросток понял, как именно нужно двигаться, а не просто слепо пытался повторить его приёмы, не вникая в саму суть — а это было необходимо для того, чтобы со временем тело само начало подсказывать ему, как двигаться. Чуя не ждал от Акутагавы, что он в первый же день даст какие-то невероятные результаты, но всё же он его удивил. По тому, что говорил Дазай, у него были… не самые впечатляющие умственные способности, однако парень оказался весьма одарённым. Он очень старался, и у него почти всё получалось. Чуя не забывал о том, чтобы хвалить его — не нахваливать. Он не наказывал его за неудачи, но поощрял успехи, таким образом фокусируя внимание на том, в чём он хорош, а не наоборот. И всё же иногда у него были проблемы с тем, чтобы облечь свои мысли в слова: Чуя, по большей части, двигался интуитивно, поэтому не всегда мог объяснить, что именно делает. Он решил, что обязательно надо зайти в свободное время за советом к Коё или Хироцу — они были куда опытнее него в обучении. В целом, Исполнителю даже понравилось тренировать Акутагаву. Он сам вспомнил основы, которые уже подстёрлись из памяти, и как будто стал относиться к своим движениям более ответственно, когда знал, что за ним наблюдают и учатся. Это оказалось полезно для них обоих. Через пару часов парень уже явно выдохся, но даже тогда он не хотел заканчивать сессию. Исполнителю пришлось объяснять Акутагаве, что, если он будет работать слишком много — эффект будет такой же, как если он не будет делать вообще ничего. Только после этого он признал, что уже устал, и согласился закончить тренировку — её завершением была растяжка. — Теперь надо поесть, чтобы мышцы восстановились, — сказал Чуя после того, как они переоделись обратно. — Предлагаю наведаться к твоему другу. Акутагава кивнул, и они покинули Базу. После тренировки он действительно ужасно проголодался, но каким-то образом, несмотря на физическую усталость, был полон сил и энергии на каком-то другом уровне. Каждое слово похвалы от Чуи вселяло в него всё больше уверенности и давало всё больше мотивации — Акутагава, наконец, познал все прелести настоящей, уважительной тренировки. И это было именно то, чего ему так не хватало при обучении у Дазая. Они зашли в кофейню — Ацуши встретил их с улыбкой чуть шире, чем при приветствии остальных гостей, и проводил за свободный столик. Чуя выбрал что-то из их особого летнего меню, Акутагаве посоветовал взять что-нибудь с высоким содержанием белка для того, чтобы мышечная ткань восстановилась быстрее, так что младший мафиози остановился на мясном блюде. Они озвучили свой заказ и уже начали светскую беседу, но через пару минут их прервал звон посуды и громкий, явно разъярённый голос. Они оглянулись. — Что вы себе позволяете?! — мужчина в дорогом костюме стоял около стола и отчитывал Ацуши. Парень с виноватым видом склонил голову. — Не кафе, а забегаловка какая-то! Чёрт-те что! — Простите, — Ацуши низко поклонился ему, но посетитель не слушал. — Даже заказ не могут принести, как надо! Ноги моей здесь больше не будет! — человек вышел из заведения, громко хлопнув дверью. Люди в кафе, коих было немного, через пару секунд вернулись к своим тарелкам, а Ацуши продолжил убирать со стола: содержимое стакана, который лежал там перевернутый, было разлито по всей поверхности и капало на пол. Он выглядел расстроенным. Акутагава проследил взглядом за нарушителем покоя: он перешёл дорогу и остановился, закуривая сигарету. Потом он скрылся за ближайшим поворотом. — Прошу меня простить, — он поклонился Чуе и быстрым шагом вышел из кафе, отправившись за скандалистом. Он нагнал его в безлюдной арке между домами. Тихие шаги отражались эхом от стен, и, когда они поравнялись, вокруг его шеи тут же были обёрнуты чёрные ленты. Акутагава за горло поднял его над землёй с помощью способности: человек хватался руками за Расёмон и болтал ногами в лаковых туфлях. Он смотрел на него, широко раскрыв глаза и стремительно краснея. — Сейчас ты пойдёшь и извинишься перед парнем, на которого только что накричал, — Акутагава говорил очень тихо, но его слова были тяжёлыми, как будто он мог убить только ими. — И если ослушаешься — пеняй на себя, — чёрное лезвие, окутанное красными искрами, оказалось у его горла и оставило едва ощутимый порез прямо под воротником. Показалась капля крови. — Всё ясно? Он кое-как кивнул, и Акутагава поставил мерзавца на землю. Он оттянул галстук и откашлялся. — Я тебя знаю, — он смотрел на него снизу вверх с видом полного бешенства. — Ты из Портовой Мафии. Акутагава никак не отреагировал на его смелое заявление: его показывали по телевидению, неудивительно, что какой-то щегол его знает. — Твоему Боссу это не понравится, — он достал из нагрудного кармана платок и вытер тёмную кровь с шеи. — Я смотрю, ты плохо меня понял, — его пальто снова заискрилось. — Ладно, ладно! Я извинюсь, — он выпрямил спину и отправился обратно. — Ты за это ещё ответишь, — он пробормотал себе под нос, когда отошёл достаточно далеко, чтобы Акутагава не услышал. Пустая угроза: Босс Мафии никогда не лез в личные разборки подчинённых, тем более за пределами работы, так что, если бы его слово что-то для него и значило (что вряд ли), Мори, скорее всего, только отправил бы его заниматься своими делами. Мафиози подождал полминуты и не спеша пошёл за ним. Он наблюдал за происходящим через окно с другой стороны дороги: мужчина зашёл в кафе, остановился перед Ацуши и слегка поклонился, что-то сказав. Парень сразу начал махать руками и смущённо улыбнулся. Когда мужчина встретился взглядом с Акутагавой, то склонился ниже и произнёс что-то ещё. После этого он вышел и зашагал в неизвестном направлении. Акутагава немного выждал и вернулся в кафе. К этому моменту на столе уже стояли их тарелки. — Что ты с ним сделал? — спросил Чуя вполголоса. — Сказал пару слов, — ответил Акутагава с безразличным лицом. — Ну даёшь, — Чуя усмехнулся. — Он так распинался тут. Ацуши лавировал между столами с подносами в руках и выражением замешательства на лице, но улыбнулся, встретившись глазами с Акутагавой. Когда Чуя отошёл, Ацуши подошёл к их столику и начал наводить порядок. — Всё нормально? — А? — он уже убрал всю посуду и собирался уходить. — А, да, не волнуйся. Такое нередко случается, я уже привык, — Ацуши улыбнулся, поджав губы. Акутагава только нахмурился — мысль о том, что он позволяет посетителям так с собой разговаривать, не радовала, но такова, наверное, судьба всегда обслуживающего персонала: клиент всегда прав. Когда Исполнитель вернулся, они расплатились и отправились обратно на Базу. После своего ухода Дазай оставил целую кучу проблем и ещё большее количество невыполненных заданий — создалось впечатление, что он месяцами избегал какой-либо работы кроме той, что интересовала его лично, поэтому в последние дни им было, чем заняться. И хотя сейчас они уже, по большей части, разгребли весь этот завал — пришло время заниматься и своими миссиями. И после победы над Мимик их было на удивление не так много. Пока не было ясно, о каких «новых высотах» говорил Мори, поздравляя Исполнителей с получением разрешения на работу, но, возможно, это просто не касалось Акутагавы.

…

Ацуши любил музыку. Он слушал её не так часто, как хотелось бы, ввиду нехватки времени, но Ацуши любил музыку. Любил то, как разные инструменты сочетаются в одну мелодию, любил чудесные голоса певцов и любил то, как тело просилось в пляс, стоило ему включить что-то весёлое и ритмичное. Любил то, как последовательность аккордов может задавать и менять настроение, превращать обычный вечер в настоящее танцевальное состязание с самим собой или делать его меланхоличным и задумчивым. Любил то, как артисты выражают свои чувства через стихи и голос и любил находить в текстах себя — в такие моменты он понимал, что не один такой в этом мире. Поэтому сегодня, когда он пришёл домой, Ацуши сразу же включил один из своих любимых альбомов, чтобы поднять себе настроение. День выдался не самым приятным, но он не хотел унывать, и в этом ему всегда помогала музыка — в частности старые американские или европейские песни. Он кружил по квартире, закрыв глаза и представляя себя в каком-нибудь поле, усыпанном цветами, тихо напевая слова, которых не понимал — но наверняка это было что-то про любовь. В такие моменты Ацуши чувствовал себя живым и счастливым, одновременно с ощущением того, что ничего в жизни не имеет значения — в хорошем смысле. Никакие заботы, никакие самодовольные павлины, ничто не должно портить его настроение, потому что всё это не играет никакой роли. Он жив, он может дышать, чувствовать и любить — что может быть важнее этого? Ацуши был так увлечён, что не заметил, как Акутагава вернулся домой. Он стоял в дверном проёме и наблюдал за неуклюжими, но такими искренними движениями, и улыбался. — Ой! — Ацуши столкнулся с ним, выполняя движение, очень отдалённо напоминающее лунную походку. Он обернулся и густо покраснел. — Давно ты пришёл? — Не знаю, — Акутагава заключил Ацуши в объятия. — Застукал меня и улыбается… — он отвернулся, в шутку надув губы, а потом искоса посмотрел на него и ухмыльнулся. Ацуши выскользнул из его объятий и утянул Акутагаву за собой в центр комнаты. — Ты что делаешь? — он чуть было не споткнулся. — Танцую, — Ацуши держал Акутагаву за руки и кружился вместе с ним. Светловолосый парень только ахнул, когда Акутагава перехватил его руки и взял ведущую роль на себя. Он двигался намного более изящно и умело, чем сам Ацуши. — Никогда бы не подумал, что ты умеешь танцевать. — Почему нет? — он закрутил его в каком-то хитром движении. — Не знаю. Ты где-то занимался? — у Акутагавы сразу изменилась осанка, шаги были уверенными, а движения смелыми. — Сестра научила, — темп песни замедлился перед завершением, а когда заиграла следующая, они остались просто стоять в обнимку. — Полезный навык. — Здорово, — Ацуши поцеловал его в щёку. — Научишь меня? — В другой раз, — Акутагава отпустил парня, подошёл к шкафу и достал оттуда полотенце. Когда он вернулся из душа, Ацуши уже лежал в постели. Вечер плясок утомил и его тоже, да и время было позднее. Перед сном они только обсудили, как у кого прошёл день — когда Акутагава рассказывал про тренировку с Чуей, Ацуши заметил, что интонация у него была совсем не такой, как при разговорах о его предыдущем наставнике. Ацуши даже не знал его имени, но уже успел возненавидеть этого человека — ему было достаточно рассказов Акутагавы и его слёз. Больше всего на свете подросток не любил несправедливость и жестокость — а с его другом и парнем учитель обращался несправедливо жестоко. Никогда не давал ему того, в чём он нуждался, зато принёс очень много боли и страданий — его просто не за что было уважать. Зато сейчас, когда Акутагава уже отошёл от его ухода, начал постепенно отпускать (ему всё ещё было тяжело временами, когда он вспоминал о недавнем прошлом, но он продолжал двигаться вперёд, несмотря на это) и получил в наставники человека, который действительно стремится его чему-то научить и понимает, как правильно это сделать — он выглядел несколько счастливее. Ацуши был невероятно рад мысли о том, что Чуя, как новый учитель, сможет дать Акутагаве то, что было ему необходимо — потому что он давно уже заслужил признание и одобрение.