Феникс в клетке

      Дни сменялись днями, а Бай Цзы Фэн, которого теперь все называли «Лянь Хуа», без устали продолжал обучаться искусству танца, дабы не ждать у пня кролика[1]. Услыхав как-то от хозяйки Южного Сада о грубости и резкости своих движений, он удвоил все усилия, с недавних пор занимаясь и по ночам – благо, духам не требуется каждодневный сон. Бай Цзы Фэн был упорен в своих начинаниях, хоть работа в публичном доме и не вызывала у него радости.       Для него само нахождение в Нань Юане было постыдно, и, не протяни Ян Лэ ему руку помощи на рынке, – Бай Цзы Фэн не преминул бы давно сбежать, но он был человеком слова, и ему вовсе не хотелось ходить у кого-то в должниках, тем более – у одного из демонов.       – Как скоро ты собираешься покинуть Лан Гэ? – спросила демоница в их первую встречу.       – Не знаю, Госпожа, – Бай Цзы Фэн немного смутился. – Видите ли, я и сам не могу ответить на сей вопрос. Быть может, я здесь на год, а возможно – и на все сто лет.       – Тогда в твоих же интересах работать усерднее, чтобы поскорее выплатить мне долг. Я отдала Чэнь Хао две сотни серебряных и спрошу с тебя ещё столько же – за оказанное доверие.       Услышав о сумме в четыреста серебряных, Бай Цзы Фэн на мгновение подумал, что ему показалось – ну не может чья-то жадность быть столь дерзкой и вызывающей. Заметив раздражение, ясно видневшееся у него на лице, Ян Лэ расхохоталась.       – Я могла бы попросить куда больше, – заметила она. – Тебе следовало бы поблагодарить меня за оказанную милость, ибо если Чэнь Хао всё же решил бы отправить тебя в тюрьму, ни через год, ни через сто лет, ты бы не покинул Лан Гэ, – ни один дух не сможет сбежать из Да Аня, в котором на каждом шагу расставлены ловушки для охоты на духов. Мимо него и муха не в состоянии пролететь незаметно, а осуждённых не выпускают даже на Да Бань Цзе, так что твоей участью было бы гнить там до скончания веков.       Бай Цзы Фэн не стал уточнять у владелицы Южного Сада о том, что такое Да Бань Цзе: ему и без пояснений стало ясно, что раз Ян Лэ столь ехидно на него посмотрела, упомянув «праздник переодеваний», то хорошего в нём явно мало.       Стребовав у демоницы большое зеркало, в котором он мог бы видеть своё отражение с головы до пят, Бай Цзы Фэн терпеливо оттачивал каждое движение, которым предстояло слиться в единый, полный чувств и изящества танец. Он не был поклонником высокого искусства, и, даже будучи Главой Бай Лао Ху, – не посещал заведений, в которых на холодное подавали вино, а на горячее – красавиц, так что каждый день для него превратился в самую настоящую пытку. Пытаясь аккуратнее выставить ногу или взмахнуть рукой, он мог преспокойно завалиться на бок в позорной позе.       – Госпожа, – щебетали куртизанки, хлопая когтистыми ладошками, когда он упражнялся вместе с остальными, – Госпожа, Лянь Хуа снова опростоволосился!       Почти оглушённый их звонким смехом, Бай Цзы Фэн падал на циновки, в очередной раз потеряв равновесие и преисполнившись стыда от скудности собственных навыков.       Он был излишне строг по отношению к себе: желая как можно скорее выучить новые движения, Бай Цзы Фэн за месяц пытался освоить то, что куртизанки практиковали годами. Пусть ему недоставало мягкости, он, всё же, был достаточно грациозен, и чистота его облика незамедлительно завораживала и притягивала к себе взгляд, скрывая несовершенства танца.       Бай Цзы Фэн невесомо скользил по полу так, словно он превратился в водную гладь. При каждом повороте тонкого стана, его рукава трепетали, точно крылышки стрекозы, а волосы отливали на свету серебром снега, усыпавшего заледеневшие ивовые лозы.       В одно из своих ночных занятий Бай Цзы Фэн почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он встретился глазами с демоном, удобно устроившемся в одной из развилок дерева, раскинувшего свои ветви у окна, перед которым он уже битый час кружился волчком.       Бай Цзы Фэн никогда ранее не встречал демона, который бы выглядел точь-в-точь как обычный человек: мало того, что одеяния незнакомца соответствовали моде среднего мира, так ещё и тело его не отличалось уродством. Ничто не выдавало в нём принадлежность к Лан Гэ, кроме прозрачных алых глаз, похожих на зёрна спелого граната.       Углядев постороннего, неизвестно сколько времени, наблюдавшего за ним тайком, Бай Цзы Фэн смутился и разозлился.       – Эй! – крикнул он незнакомцу, лениво потягивающему вино прямо из кувшина. – Подсматривать за людьми без их на то согласия – верх неприличия, даже для демона. Или, – он скривился совсем на манер Ян Лэ, – Вы хотите урвать бесплатных зрелищ, Господин?       – Полагаешь, твои навыки стоят того, чтобы за них платить? – спросил демон, не отрывая губ от кувшина, из-за чего Бай Цзы Фэн не совсем разобрал его ответ. – Я говорю о том, что ты танцуешь весьма посредственно, – пояснил демон, видя недоумение на лице духа. – Я за такое представление не отдал бы и ломанного медяка, – он с сожалением выбросил пустую флягу, облизнув губы.       Бай Цзы Фэну, который вот уже несколько месяцев занимался без отдыху, подобное замечание показалось неуместным и даже более того – возмутительным.       – Легко говорить, – сказал он холодно, не отводя от мужчины ясных серых глаз. – Если Вы действительно столь хорошо разбираетесь в танцах, что решили дать оценку моему, – спускайтесь и покажите, как надо, дабы у меня перед глазами всегда был пример и образец.       Демон усмехнулся. Спрыгнув с дерева, он покачал головой, мотнув длинным хвостом из мелких кос, в которые были вплетены золотистые бусины, и Бай Цзы Фэн услышал тихий звон металла.       – Лень, – бросил он, отворачиваясь от духа. – Да и нет у меня столько времени, чтобы тратить его на бездарного неумёху. Такому, как ты, до конца дней предстоит глодать чистые кости[2], нечего даже заглядываться на стол, до которого ты так никогда и не допрыгнешь.       Глядя на его спину, Бай Цзы Фэн не смог удержаться от ответной колкости.       – Вы пожалеете о том, что сказали мне сегодня! – крикнул он изо всех сил. – Когда-нибудь мы встретимся вновь, и Вы захотите, чтобы я станцевал для Вас, но я этого не сделаю ни за какие деньги!       Столкнувшись нос к носу с бессовестным демоном, посмевшим сравнить его с собакой, Бай Цзы Фэну стало совсем худо: нахальный незнакомец прошёлся по его давно набухшей мозоли, или, вернее сказать, с удовольствием станцевал на ней, дабы задеть посильнее[3].       Бай Цзы Фэн был огорчён, но у него не было ни времени, ни тела, дабы изливаться слезами, точно родник на пике Син Шань[4], а посему, погоревав пару мгновений, бывший Глава Бай Лао Ху спешно вернулся к исходной позиции, несмотря на охватившую его ярость.       Единственным, что у него оставалось, была гордость, и Бай Цзы Фэн не собирался так просто её лишиться. Вместо того, чтобы отнестись к оскорблению снисходительно, уличив говорящего в явном желании задеть, Бай Цзы Фэн продолжал винить лишь себя. Груз на его плечах рос, но Бай Цзы Фэн этого не замечал – чувство вины уже давно поселилось в нём, прогрызая извилистые лазейки, подобно плодовому червю, изъедающему сочный фрукт.       С того дня, как он впервые увидел в Нань Юане демона в человеческом обличье, одержимость Бай Цзы Фэна начала усугубляться, ибо он перестал тратить время на что-либо, кроме занятий танцами. Он не отходил от зеркала ни на шаг, внимательно наблюдая за выражениями своего лица, которые, по его мнению, могли сделать выступление безобразным.       Произнося имя девятнадцатого на завтрак, обед и ужин, Бай Цзы Фэн заставлял себя реагировать на него полным безразличием, до тех пор, пока на его губах не появилась улыбка, застывшая на них плотной восковой маской, которая, хоть и добавила его очертаниям явной мягкости, но не смогла избавить Бай Цзы Фэна от печали.       Его навыки как артиста медленно и верно улучшались, и вскоре наступил день, когда Бай Цзы Фэну предстояло впервые выступить пред гостями Нань Юаня, собравшимися в большой зале на первом этаже, где находилась небольшая сцена, окружённая столиками.       Накануне его дебюта в качестве танцовщицы Южного Сада, к Бай Цзы Фэну пожаловала сама хозяйка, которую он не видел вот уже несколько седмиц кряду.       – Ты до сих пор носишь эти лохмотья? – спросила Ян Лэ, будто только сейчас приметила, что Бай Цзы Фэн одет в то самое ханьфу, в котором он попал в Нань Юань. – Духи не могут изменить свой облик, и он сохранен таким, каким был в момент их смерти, но это не касается одеяний. Ты мог бы с лёгкостью заменить их другими, но не стал. Почему?       – Вы правы, – Бай Цзы Фэн внимательно оглядел замызганную ткань, и перед его глазами возникло окровавленное тело Главы Бай Лао Ху, распростёртое у ног девятнадцатого, – я мог, просто не имел на то желания. Но это – отнюдь не повод для беспокойства, Госпожа, я тщательно подготовлюсь к сегодняшнему вечеру, дабы ни один из приглашённых не покинул Нань Юань разочарованным, – он вскинул правую руку, наблюдая за тем, как по ней начинает расползаться полупрозрачная ткань, белее только что выпавшего снега, под которой виднелась рана, нанесённая ему Цао И Цзином.       По-прежнему улыбаясь, бывший Глава Бай Лао Ху осторожно провёл рукой по груди, наметив несколько косых линий, идущих от того места, где обычно располагается сердце. Следуя за движениями его пальцев, на ханьфу практически мгновенно появлялись тонкие бордовые струйки.       Казалось, будто они стекают прямо из дыры, оставленной Юэ Гуаном. Под взглядом Бай Цзы Фэна, рукава и подол его одеяний быстро покрылись пеплом, кое-где наслоившимся на алые брызги и кровоподтёки.       – Теперь Вы довольны, Госпожа? – спросил он, закончив. – Вне всякого сомнения, Вам хотелось бы видеть меня другим, но Вы нарекли меня именно «Лянь Хуа», что означает «лотос», чистый и прекрасный цветок, священный для Богов. Но правда в том, – Бай Цзы Фэн тронул пояс, добавив возле него ещё одно кровавое пятно, – что в храмы лотосы приносят уже срезанными. Мало кому известно, что Божие цветы способна вырастить одна лишь грязь. Они плавают в её толще, как крохотные жемчужины, но она не делает их уродливее, а вызывает большее желание к ним прикоснуться. Я мог бы выбрать лиловый шёлк, столь любимый здешними куртизанками, или – атласную лазурь, которая подчеркнула бы цвет моих глаз, но это всё… – Бай Цзы Фэн сделал многозначительную паузу, – давно уже приелось. Когда видишь что-то каждый день, оно очень часто надоедает, более приходясь не ко вкусу. Вы ведь согласны со мной?       Ответ на свой вопрос Бай Цзы Фэн услышал не от Ян Лэ – он прозвучал в восторженных возгласах демонов, пришедших поглазеть на нового работника Южного Сада, о котором до сих пор ходили одни лишь слухи.       Узрев Бай Цзы Фэна воочию, они громко завыли, и Нань Юань едва не задрожал от их рыка – таков он был громогласен. Молчал лишь один демон – тот самый, похожий на юного заклинателя, с длинными тёмными волосами, убранными в косы.       Сидя в дальнем углу, он, как и в первую встречу, попивал вино прямо из кувшина, тогда как взгляд его остановился прямо на Бай Цзы Фэне: свечи у возвышения, на котором тот танцевал, случайно или намеренно были установлены таким образом, что их свет находился прямо позади духа, полностью подсветив его силуэт, и без того угадывающийся под воздушной тканью.       Движения Бай Цзы Фэна были до того плавными и уверенными, что зрителям казалось, будто он не танцует, а плывёт. Выполнив один из сложных поворотов, дух вдруг выставил левую руку ладонью кверху, при этом, сделав незаметный шаг назад. Этого не предполагала первоначальная композиция, и Бай Цзы Фэн не был до конца уверен в том, получится ли у него задуманное.       Приблизившись к свечам, обильно расставленным у возвышения, Бай Цзы Фэн ловко двинул плечом, уводя руку вбок, и приглашённые буквально задохнулись от криков, потому что в это самое мгновение сноп света прошёл через сквозную рану от меча, и в полутьме всем почудилось, будто он превратился в сердце, полыхающее в груди духа.       Утром следующего дня Ян Лэ нанесла Бай Цзы Фэну очередной визит.       – Один из элементальных демонов желает тебя видеть, Лянь Хуа, – сообщила она не слишком приветливо. – Полагаю, он хотел бы оказывать тебе поддержку.       – У меня есть выбор? – спросил Бай Цзы Фэн, и владелица Нань Юаня покачала головой.       – Я не могу отказать высшему демону во встрече с тобой, а ты – избежать её, – сказала она, хмурясь. – Я не до конца уверена в его намерениях, но своим выступлением ты смог обратить на себя его внимание, и лишь одной жрице судьбы известно, что он задумал.       Когда Бай Цзы Фэна ввели в залу, ту самую, в которой он вчера имел честь танцевать, там уже сидел один единственный гость – демон, взявший на себя смелость унизить его три месяца назад. Судя по столику, заставленному опустевшими кувшинами, он был уже порядком пьян, и Бай Цзы Фэн даже начал подумывать о том, что будет куда благоразумнее вернуться к себе, но тут демон повернулся, и взгляд его устремился к Бай Цзы Фэну, пригвоздив его к полу.       – Подойди ближе, – он взмахнул ладонью, подзывая Бай Цзы Фэна к себе, но дух остановился на расстоянии десяти шагов от него.       – Нет, Господин, – Бай Цзы Фэн выбрал одну из своих самых ослепительных улыбок, примерив её на лице, перед тем, как дать ответ. – Глупый пёс не желает смотреть на хозяйский стол, который слишком высок и далёк от него. Вчера он получил достаточно мяса для того, чтобы поголодать сегодня[5].       Демон ухмыльнулся.       – Получив одно подношение, кое-кто возгордился, решив, что и в его храме теперь будет много прихожан, – сказал он. – Занятно. До празднования Да Бань Цзе осталось менее трёх седмиц, тогда-то мы и посмотрим, кто ты: Бог, или же бродячий пёс, охраняющий его храм, – с этими словами, демон поднялся, оставив Бай Цзы Фэна в полном одиночестве. [1] В китайском языке есть идиома «守株待兔» – «в ожидании кролика», значение которой заключается в том, что нужно полагаться не на удачу, а на упорный труд. [2] Кости, на которых не осталось и кусочка мяса. [3] «触及的痛处» – давить на больное. [4] Син Шань (星山) – Звёздный пик – один из крупнейших кланов заклинателей, существующий в мире смертных. [5] Бай Цзы Фэн намекает на то, что получил хорошую плату за вчерашний дебют, чтобы не склоняться сегодня пред тем, кто смешал его с грязью.