Феникс в клетке

      Проснувшись ни свет, ни заря, Бай Цзы Фэн ещё долго растерянно смотрел пред собой. В его сне Цао И Цзин всё ещё был невинным ребёнком, не успевшим озлобиться и предать своего учителя, и это изрядно сбивало его с толку.       Подумав о девятнадцатом, Бай Цзы Фэн со вздохом осознал, что снова проголодался. Приведя себя в надлежащий вид и причесавшись гребнем, нещадно дерущим волосы, он спустился к хозяину постоялого двора, чтобы стребовать с него приличный завтрак (как Бай Цзы Фэн уже успел заметить вчера вечером, кормили здесь и правда славно) и помощь в разрешении кое-какого вопроса.       Получив от постояльца десять серебряных монет, мужчина уплатил четыре из них слугам, приказав через половину часа сопроводить Его Щедрость прямиком к поместью Чжао, а сам начал прислуживать Бай Цзы Фэну, одну за другой ставя перед ним тарелки с кушаньями. Там была и жареная свинина с грибами, холодная лапша с кунжутным соусом, рыбьи головы, начинённые пряным перцем, сдобные булочки на пару и даже закуска со сладкими рисовыми шариками, традиционно подаваемая на Юань Сяо Цзе.       Когда гость, наконец, насытился, хозяин отвёл его на задний двор, где Бай Цзы Фэна уже ожидал видавший виды паланкин. С украшений на его панелях, некогда покрытых позолотой, краска сошла практически полностью; лишь кое-где её хлопья покрывали орнамент, изрядно просевший от ненадлежащего ухода или полного его отсутствия. Приставная лесенка из двух ступеней и вовсе куда-то исчезла – не иначе как была расколота на лучины для розжига или продана на рынке втридёшева.       Узрев средство своего передвижения, Бай Цзы Фэн нахмурился, но делать было нечего – он не знал дороги к поместью Чжао и мог положиться в этом вопросе лишь на владельца постоялого двора, который он выбрал по причине большой отдалённости от богатых районов Цин Хуай, где кто-нибудь мог признать в нём сына Верховного Заклинателя, начни он выспрашивать у прохожих о резиденции.       Поездка была довольно долгой и не совсем приятной, ибо при каждом шаге носильщиков, доски паланкина жалобно скрипели и трещали. Не раз и не два Бай Цзы Фэну казалось, что дерево вот-вот обломится и он ухнет вниз, растянувшись ничком на дороге, но, к счастью для него, всё завершилось относительно благополучно.       – Господин, – позвал его один из юношей, когда паланкин остановился. – Мы на месте.       Обрадованный Бай Цзы Фэн, у которого от долгого сидения скрюченным в три погибели совсем уж разнылась поясница, вскочил, едва не стукнувшись головой о крышу, и, не дожидаясь, пока слуги отодвинут занавеси, отдёрнул их сам, торопясь выбраться на свежий воздух.       Выйдя к поместью, он приложил ладонь к глазам, полуослеплённым ярким солнцем, вскинул голову, взглянув на ограждающие его стены, и из его горла вырвался тихий стон: у самых ворот была прибита табличка, содержание которой Бай Цзы Фэн так и не смог прочитать позапрошлой ночью. «Резиденция Главы Тао Хуа», – значилось на ней.       «Как такое возможно? – пронеслось у него в голове, прежде чем Бай Цзы Фэн успел скрыть своё удивление. – Резиденция Чжао выглядит в точности так же, как в моём сне. Почему? Неужто это в самом деле были воспоминания Цао Юань Лу?»       Его руки мелко затряслись от напряжения.       «Этого просто не может быть! – лихорадочно повторял про себя Бай Цзы Фэн. – Цао Юань Лу не мог выйти замуж в поместье Чжао, согласившись на брак с мужчиной! Невозможно!»       – Господин, – робко окликнул его носильщик. – Вы собираетесь войти? Нам подождать Вас здесь, чтобы сопроводить обратно?       – Нет, – отрывисто сказал Бай Цзы Фэн, – я передумал. Возвращаемся на постоялый двор.       Отвернувшись от таблички, один вид которой внушал ему неконтролируемый ужас, он уже собирался было опереться о плечо слуги, чтобы взойти обратно в паланкин, как вдруг, его локоть обвили чужие пальцы, резко потянув Бай Цзы Фэна назад, от чего он потерял равновесие, едва не подвернув ступню.       – Экий невежа, – громко произнёс кто-то над самым его ухом. Мужчина бесцеремонно развернул Бай Цзы Фэна лицом к себе, впившись в него взглядом. – И как ты только осмелился задуматься о побеге? – рявкнул он?       Увидев, кто стоит пред ним, бывший дух перестал вырываться. Прямо сейчас он возымел неудачу столкнуться с тем, чьё слово было основным законом Тао Хуа, подобно гласу Божиему для прихожан каждого храма. Назад дороги попросту не было.       – Сын Верховного Заклинателя Цао Юань Лу приветствует Чжао Мин Я, – Бай Цзы Фэн кивнул мужчине, избегая прямого поклона. – Надеюсь, всё это время Вы пребывали в добром здравии?       – Достаточно, – перебил его Глава Тао Хуа. – Мне известно, что у тебя язык без костей, но я – не отец, на меня подобные уловки не действуют. Стража! – вскричал Чжао Мин Я, – отведите моего гостя в зал для допроса и присмотрите за ним хорошенько, дабы у него не возникло повторного желания улизнуть отсюда.       Не успев и глазом моргнуть, Бай Цзы Фэн обнаружил, что уже следует по вайюаню[1] за своими сопровождающими – двумя крепко сбитыми детинами, о широкие лбы которых можно было колоть орехи. Внешний двор поместья Чжао был длинным, и, благодаря обильно высаженным в нём кипарисам, казался довольно мрачным, совсем как настроение Бай Цзы Фэна, не успевшего вовремя удрать.       «Что же, – со вздохом подумал он, спотыкаясь на каждом шагу, аки барашек, ведомый на заклание, – из слов Чжао Мин Я было ясно лишь то, что его батюшка питал явную слабость к Цао Юань Лу, которая и по сей день раздражает новоиспечённого Главу Тао Хуа. Если увиденное мною во сне – правда, то выходит, что несколько лет назад Цао Юань Лу стал супругом Чжао Цзуна. Какое счастье, что он давно скончался».       Пройдя вслед за воинами чрез вторые ворота, Бай Цзы Фэн сбавил шаг, внимательно разглядывая внутренний двор, что не укрылось от взора его охранников.       – Пошевеливайся, – прикрикнул один из них, когда Бай Цзы Фэн замешкался. – Даже одноногий калека-шут на городской площади – и тот двигается быстрее тебя.       Втолкнув пленника в постройку, расположившуюся прямо напротив ворот, стражник отворил одну из дверей, дав Бай Цзы Фэну крепкого пинка, сбившего его с ног, следом за которым раздался щелчок замка.       Вопреки всем ожиданиям бывшего духа, зал для допроса оказался большой светлой комнатой, в которой не было ни одного приспособления для пыток или орудия, способного нанести увечья человеческому телу.       По центру зала, прямо в полу был оборудован небольшой овальный пруд, в котором резвились золотые рыбки и крошечные, размером с указательный палец карпы. По одну сторону от воды стояло несколько стульев с высокими спинками, украшенными резными головами цилиня[2], напротив которых устроился широкий лежак и небольшой чайный столик.       Бай Цзы Фэн, которому была весьма любопытна личность Главы Тао Хуа, быстро приметил у лежака позабытую книгу, весьма ею заинтересовавшись, ибо ничто не может рассказать о человеке лучше его книг. Подойдя к столику, он осторожно взял её в руки, открыв на середине предполагаемый трактат. Каково же было его изумление, когда он наткнулся на картинку весьма похабного содержания, изобразившую момент соития беловолосого юноши с бессмертным, в котором Бай Цзы Фэн не без возмущения признал пресловутого Владыку демонов.       «Лянь Хуа в объятиях своего Господина», – гласила подпись к иллюстрации, весьма недвусмысленно намекая на личность любовника Чжао Ли, изогнувшегося под ним в развратно-кокетливой позе.       Отшвырнув чунь хуа[3], Бай Цзы Фэн ещё долго поминал недобрым словом демона воздуха, не только нарисовавшего акт его слияния с Чжао Ли, но ещё и распространившего паршивый сборник чунь хуа среди смертных.       «Негодник Ши Ю! – бранился он, борясь с искушением испортить личную вещь Главы Тао Хуа, – столько лет уж прошло, а эта пакость всё ещё гуляет по среднему миру. Боюсь представить, для каких целей её использует Чжао Мин Я».       Наругавшись вдоволь, Бай Цзы Фэн пересёк комнату, усевшись на один из стульев.       «В ногах правды нет», – решил он, устраиваясь поудобнее.       Заметив, что поясное украшение пострадало во время падения, Бай Цзы Фэн раздражённо снял обломок, засунув его в рукав[4], а после – начал пересчитывать ажурные оконные перегородки[5] и занимался сим до тех пор, пока дверь не открылась.       – Чувствуешь себя в точности, как дома, – сказал вошедший Чжао Мин Я. – Неужто вспомнил прежние деньки, проведённые в поместье?       Бай Цзы Фэн, смирно ожидающий его на протяжении нескольких часов, здорово разозлился, заслышав в голосе Владыки неприкрытую насмешку.       – Не понимаю, о чём идёт речь, – ответил он язвительно, но в то же время – спокойно. – Разве не Вы пригласили меня посетить резиденцию Чжао? Я вёл себя именно так, как и полагается гостю.       – «Вызвал», – поправил его Глава. – Я не приглашал, а вызвал тебя. Расположившись напротив, он вольготно растянулся на лежаке, подложив под голову руку, у самого запястья которой виднелся кривой рубец. – Скажи-ка мне, Цао Юань Лу, – произнёс он, после недолгого молчания, – тебе известно, почему ты здесь?       – Нет, – Бай Цзы Фэн поморщился. – Но, могу предположить, что это неофициальный визит, – добавил он, нехотя. Если бы у Главы имелся повод для моего обвинения в чём-либо, он прислал бы в Инь Чжу не письмо, а стражников.       – Верно, – Чжао Мин Я скупо улыбнулся. – Коли мы так хорошо понимаем друг друга, не соизволишь ли ты сказать, где сейчас Сердце Гуань Тяня, которое ты давеча прихватил с собою из хранилища Цин Хуай?       Бай Цзы Фэн исподлобья взглянул на Главу Тао Хуа. «Экий дурачина, – читалось в его глазах, – неужто ты не видишь уровень моих духовных сил? Как я мог украсть что-то из городского хранилища?».       – Сердце Гуань Тяня? – переспросил он. – Понятия не имею, что это такое и для чего предназначено.       – Вот как? – Чжао Мин Я бросил ему на колени шнурок, прикреплённый к нефритовому жетону. С одной стороны, на камне была выбита перечёркнутая семиконечная звезда, а с другой – значилось имя Цао Юань Лу. – А это узнаёшь?       – Да, – сухо произнёс Бай Цзы Фэн, внимательно осмотрев знак. – Это моё. К досадному сожалению, я обронил его где-то.       – Не «где-то», – снова поправил его Глава, – а в хранилище Бин Цян[6]. Твой жетон был найден у самого входа сразу же после того, как в Бин Цян пробрался вор. Как ты можешь это объяснить?       Бай Цзы Фэн прикрепил нефрит к поясу и наклонился, слегка коснувшись пальцами водной глади.       – Властителю Тао Хуа и без того известно, что я не являюсь заклинателем, – сказал он. – С каких это пор хранилище Цин Хуай стало проходным двором, куда может пожаловать человек, даже мало-мальски не знакомый с культивацией? Или же, Вы намекаете на то, что я, обладая столь скудной Ци, смог разобраться с охранниками Бин Цяна?       Вместо того, чтобы возмутиться его наглости, Чжао Мин Я громко расхохотался.       – Разумеется, я и не предполагал, что ты на такое способен, – холодно произнёс он. – Скорее всего, кто-то помог тебе в этом деле. Если ты вернёшь то, что украл из Бин Цяна, я не буду расспрашивать тебя о сообщнике и милостиво отпущу восвояси, поэтому, принеси мне Сердце Гуань Тяня, пока я согласен торговать с тобой своей благодетелью.       – Не могу, – Бай Цзы Фэн ударил ладонью по воде, перепугав всех рыбок, – я никогда не видел то, о чём Вы говорите, равно как и не бывал в хранилище Бин Цян, но, если Вы желаете попросить моей помощи в поисках украденного, – я мог бы согласиться, если Вы хорошо меня об этом попросите, Господин.       На мгновение Бай Цзы Фэну показалось, будто воздух в допросной начал вибрировать, становясь более эфемерным и густым, точно во сне, а затем, он ощутил, как его голову сдавили невидимые тиски.       – Говори, – лениво произнёс Глава Тао Хуа, поднявшись и подойдя к Бай Цзы Фэну. Его чёрные глаза нетерпеливо поблёскивали, и бывший дух понял, что его разум вот-вот окажется в подчинении Чжао Мин Я. – Куда ты спрятал артефакт?       Запрокинув голову, Бай Цзы Фэн сделал над собой усилие, силясь оставаться в сознании. От напряжения, у него пошла носом кровь, окрасившая худое лицо в багряный цвет.       – Не знаю, – пробормотал он. – Я ничего не крал.       – В самом деле? – вкрадчиво спросил Чжао Мин Я. – Если не ты, то кто же ещё мог под покровом ночи обронить жетон с твоим именем? Кому ты его доверил?       В глазах Бай Цзы Фэна потемнело. Пошатываясь, он встал, двигаясь точно, как завсегдатай таверн, налакавшийся вина.       – Я НИЧЕГО НЕ КРАЛ, – повторил он, сквозь зубы, – мне нечего сказать по этому поводу.       Бай Цзы Фэн был зол на себя за то, что, обманувшись обстановкой помещения, он расслабился, в конце концов заглотив наживку в ловушке, расставленной для него Главой Тао Хуа. Техника влияния работает лишь на том, чей разум открыт для посягательств, так что ошибка была целиком и полностью на его совести.       Внезапно снаружи послышались чьи-то шаги, следом за которыми раздался громкий женский голос.       – Мой Повелитель! – позвала служанка, дважды стукнув по двери допросной, – Госпоже Чжао Цзы Хэ стало хуже!       Давление на разум Бай Цзы Фэна постепенно стало ослабевать, ибо отвлёкшийся Владыка не мог одновременно контролировать его и беседовать с кем-то третьим.       – Ежели сестра умрёт, – крикнул Чжао Мин Я, – я лично вырою могилу для лекарей, которые проводили её на тот свет. Так им и передайте. Не может быть, чтобы от сонной лихорадки не существовало ни одного снадобья.       «Сонная лихорадка?» – подумал Бай Цзы Фэн, и в голове его всплыло одно из воспоминаний о Лан Гэ, связанное с работой в Нань Юане. В то время, среди посетителей Южного Сада был демон, именуемый Ше Мо[7], вспомнив о котором, Бай Цзы Фэн решил попытать удачу.       – Я знаю, как вылечить сонную лихорадку, Господин, – сказал он. – Хотите заключить со мной сделку? [1] Вайюань (外院) – внешний двор, существующий наряду с внутренним в некоторых особо крупных поместьях Китая. Пройдя через первые ворота, обитатели дома попадали в небольшой дворик, ведший в вайюань. Внешний двор, как правило, шёл параллельно внутренней северной стене, в которой находились вторые ворота, ведшие во внутренний двор (нэйюань). [2] Цилинь (麒麟) – мифическое животное с головой дракона, на которой, в зависимости от изображения, бывает один или два рога. [3] Чунь хуа – дословно – «весенняя живопись», «весенний рисунок» (春画) – изображения весьма фривольного содержания, с участием одного или нескольких героев. [4] Усянь сю – «рукав усянь» (无限袖) – (бесконечный, неограниченный). Рукав усянь может уместить в себя бесчисленное множество предметов. Его вместительность зависит от духовных сил заклинателя, поскольку использование усянь сю требует Ци, как и любой другой артефакт. Понятие рукава абстрактно и растяжимо: в действительности он может выглядеть как бусина на серёжке или иной предмет одежды. [5] Пересчитывал оконные перегородки – иначе говоря – ворон считал от безделья. [6] Бин Цян (冰墙) – «ледяная стена» – хранилище Цин Хуай. [7] Ше Мо (蛇魔) – змеиный демон.