Феникс в клетке

      На второй день поездки у Бай Цзы Фэна от досады начали ныть зубы: Чжао Мин Я за всё время не произнёс и трёх полноценных предложений, зато Чжао Ин Цзи, в самом прямом смысле этого слова, изливался красноречием по любому поводу и без него. Река не прекращала течь с его уст[1], и Бай Цзы Фэн, вынужденный безропотно кивать родному брату Главы Тао Хуа, оказался близок к тому, чтобы навсегда покинуть сей бренный мир, сведя счёты с жизнью, гнусно повязавшей его с главным болтуном клана.       «Чжао Мин Я не просто так предложил мне сделку, – рассуждал он, отмахиваясь от раздражения, точно от назойливой мухи, беспрестанно мозолящей глаза. – Ясно, как день, что он продолжает поиски Сердца Гуань Тяня, а потому и приблизил к себе единственного подозреваемого, который мог бы скрыться за время его отсутствия. Но зачем с нами поехал его старший братец?»       Поначалу Чжао Ин Цзи скакал, будто невзначай отделяя Чжао Мин Я от Бай Цзы Фэна, но, спустя несколько десятков ли[2], этот порядок пришлось изменить, ибо сыновья Чжао Цзуна скорее загнали бы своих жеребцов до пены в зубах, чем согласились мирно сосуществовать рядом друг с другом.       Добровольно вызвавшись ехать посередине, Бай Цзы Фэн смиренно улыбался, дабы унять повисшее в воздухе напряжение, но в душе был готов разрыдаться от позора: оба мужчины поочерёдно поглядывали на него, точно на персик раздора[3], что смутило бы даже самого искушённого, коим он никогда не являлся.       К вечеру, когда сумерки начали сгущаться, вся троица остановилась на ночлег в верховьях реки У Цзи[4]. Оставив Господ Чжао на небольшой полянке, Бай Цзы Фэн отлучился в кустики справить нужду, а вернувшись, обнаружил, что на скуле Чжао Ин Цзи красуется здоровенная отметина, по очертаниям совпадающая с выпуклым рисунком на перстне Главы клана, а нос Чжао Мин Я посинел и распух, и теперь напоминает запечённый батат, лопнувший на горячих угольях.       Вмиг растеряв остатки последнего терпения, Бай Цзы Фэн взобрался на поваленное дерево и замахал руками, привлекая к себе внимание братьев. Намереваясь отчитать обоих по всей строгости, он вдруг заметил тёмный силуэт, возникший за спиной Главы Тао Хуа.       – Осторожно! – крикнул Бай Цзы Фэн, потянувшись к Юэ Гуану – и очень вовремя – за считанные мгновения все трое оказались в окружении воинов, лица которых были скрыты под масками.       Обнажив мечи, убийцы ринулись в бой, да так стремительно, что совершенно не оставили Бай Цзы Фэну времени на раздумья. Он мог бы попытаться использовать одну из техник Тао Хуа, но это отняло бы у него слишком много сил, поэтому Бай Цзы Фэн оказался вынужден положиться на знания, перешедшие к нему от Бай Юаня.       Сосредоточившись на использовании Янь Сюэ[5], он довольно успешно отразил несколько атак, но наёмников становилось всё больше и больше. Клинок Чжао Мин Я порхал в воздухе, как крыло зимородка, сокрушая врагов направо и налево. Его техника была агрессивной и требовала определённой сноровки в управлении мечом, без которой он скорее отрубил бы себе пальцы, чем смог удержать в них Фэн Хуан.       Его старший брат действовал совершенно иначе: нацелившись наёмникам в область солнечного сплетения, Чжао Ин Цзи одним точным ударом вскрывал их грудную аорту, оставляя несчастных давиться собственной кровью. Надрез был таким тонким и аккуратным, что на его плащ не попало ни единой капли крови, тогда как Чжао Мин Я оказался выпачкан в ней с ног до головы.       Несмотря на все старания, Бай Цзы Фэну пришлось нелегко: создавая Юэ Гуан для девятнадцатого, он не мог предугадать, что однажды меч окажется в руках того, чьё тело практически полностью лишено Ци. Использование оружия подобного уровня было возможно для культиватора, находящегося на этапе внемления[6], тогда как он только-только приблизился к тому, чтобы завершить третью ступень этапа конденсации.       Выпады противника очень скоро ослабили оборону Бай Цзы Фэна, и, в конце концов, прорвали её, оставив после себя ранения правого плеча и бедра. Когда один из наёмников вспорол ему бок, а затем нацелился в горло, Бай Цзы Фэн перестал сдерживать накопившуюся ярость, позволив ей вырваться наружу. Перехватив лезвие, устремившееся к его шее, он одним мощным ударом очертил в воздухе восьмёрку, отсекая голову и конечности врага от туловища.       Сменив Янь Сюэ на Фэн Шэнь, Бай Цзы Фэн умышленно использовал наиболее жестокие приёмы, дабы причинить врагам как можно больше страданий перед смертью. Чрезмерное использование энергии сразу же повлекло за собой разрушение нескольких меридианов, но Бай Цзы Фэн совсем не чувствовал боли. Мягко скользя по траве, он упивался духом смерти, исходящим от тех, кого только что коснулся Юэ Гуан, и движения его напоминали танец, зловещий и кровожадный.       Сражение уже подошло к концу, а он, обезумев, всё кружился по поляне, будто призрак, ожидающий щедрого подношения. Глаза Бай Цзы Фэна горели ярким огнём, а дух требовал крови. Казалось, он вот-вот опустится на четвереньки и припадёт устами к одному из тел, чтобы утолить охвативший его голод. Чжао Мин Я пришлось несколько раз тронуть его за плечо, прежде чем морок, одолевший Бай Цзы Фэна, наконец рассеялся.       – Говори, – произнёс Глава Тао Хуа. – Откуда тебе известны техники Бай Лао Ху? Свитки с их описанием хранятся в секретном архиве, куда могут попасть лишь члены правящей семьи.       – Не горячись, Мин-Мин, – сказал ему Чжао Ин Цзи. – Возникло недоразумение. Тебе ведь известно, что нельзя научиться утраченным техникам, руководствуясь одними лишь свитками. Даже мы с тобой не смогли бы это сделать, не имея наставника из Бай Лао Ху.       – «Ошибка»? – Чжао Мин Я указал ножнами на груду останков. – Сомневаюсь, что кто-то по ошибке смог бы разрубить человека на шесть частей одним лишь ударом.       Попятившись, Бай Цзы Фэн наступил на что-то твёрдое и нагнулся, заметив как в траве блеснул расколотый нефритовый жетон.       – Мой отец ещё в юности достиг этапа созидания, – отвечал он, небрежно стерев с жетона грязь и сложив на ладони обе половинки, образующие иероглиф «赵» – «Чжао». – Во всех свитках, упоминающих Бай Лао Ху, на первом месте стоит его имя, а уже потом – Чжао Цзуна. К двадцать одному году он достиг такого мастерства, – голос Бай Цзы Фэна предательски дрогнул, – что в честном бою сумел одолеть Главу Бай Лао Ху. Для чего мне свитки, если лучший ученик самого Бай Цзы Фэна не отказал бы мне в обучении?       – Верховный Заклинатель наставлял тебя? – недоверчиво переспросил Чжао Мин Я. – Как долго?       – Он лишь показал мне азы, – солгал Бай Цзы Фэн, не моргнув глазом. – Как видите, мои навыки не слишком хороши: к своему возрасту я даже не смог взрастить золотое ядро, так что отец оставил все попытки сделать из меня настоящего культиватора. Кстати говоря, – добавил он, протянув жетон Чжао Мин Я, – подле одного из наёмников случайным образом обнаружился фамильный знак, который, насколько я могу судить, не принадлежит ни Вам, ни господину Ин Цзи. Любопытно, откуда он там взялся? Ведь быть того не может, чтобы кто-то из Чжао нанял убийц, дабы избавиться от Главы клана?       – Хватит, – раздражённо перебил его Владыка. – Надо признать, ты очень складно обращаешься со словами. Не менее успешно, чем играешь роль дурачка, на которую я вдоволь насмотрелся. Ты весь соткан изо лжи, Цао Юань Лу, и это я презираю в тебе куда сильнее, чем кровь, связавшую тебя узами родства с Верховным Заклинателем.       – Довольно, Мин-Мин, – перебил его Чжао Ин Цзи. – Ты слишком мнителен. Разве у тебя есть причины сомневаться в Юань Лу?       Лицо Чжао Мин Я скривилось.       – Отвратительно, – произнёс он, сквозь зубы. – Поверить не могу, что ты позарился на объедки, упавшие со стола давно почившего отца. Однако Цзи, – Чжао Мин Я сделал многозначительную паузу, – как сильно бы ты ни вожделел этого лиса, ты никогда не сможешь его заполучить, потому что он обведёт вокруг пальца всех, включая тебя.       «Объедки? – зло повторил про себя Бай Цзы Фэн, изо всех сил сжав рукоять Юэ Гуана. – Объедки, значит?»       Прикусив губу, он отвернулся, наклонившись над одном из трупов, чтобы снять с него маску, но вовремя отдёрнул руку, заметив, как из-под фигурной меди показались первые пунцовые цветы, напоминающие волдыри от ожога, очертания которых быстро темнели, сливаясь в одно кровавое месиво.       Бай Цзы Фэн плохо разбирался в том, что касалось разного рода зелий, но ему было достаточно одного взгляда на тело, чтобы в голове возникло название «Шунь Цзянь Син»[7], принадлежащее одному из сложных тактильных ядов, используемых наёмниками для сокрытия личности. В случае опасности достаточно было слегка прижать к лицу смазанную им маску, чтобы яд начал разъедать кожу, лишая убийцу основных опознавательных примет.       Мысленно повторив название, Бай Цзы Фэн вдруг осознал, что ему известно, как изготовить Шунь Цзянь Син. Для начала необходимо добыть несколько крупных пресноводных рыбин, извлечь из них желчь и смешать её с соком молочая. Желчь несколько раз нагревается и остужается, чтобы действие сока усилилось, а затем, в яд добавляются известь, масло из семян ясенца и немного толчёной киноварной пасты для цвета.       На мгновение его виски обожгло резкой болью, а потом Бай Цзы Фэн увидел свои руки, держащие липкий нож. Он сидел на полу небольшой комнатки, а на столе перед ним лежал цзюань, в котором подробно описывался способ разделки рыбы, наиболее пригодный для того, чтобы извлечь желчный пузырь, не повреждая его.       – Юань Юань! – крикнул кто-то, и Бай Цзы Фэн вздрогнул, услыхав чужое имя, давно уже ставшее ему привычным. Вытерев руки тряпицей, он поднялся и подошёл к двери, поравнявшись с незнакомым юношей.       – Юань Юань, – повторил парнишка, – хозяин интересуется, готово ли то, что он поручил тебе сделать?       – Почти, – отвечал Бай Цзы Фэн. – Шунь Цзянь Син осталось окрасить киноварью, а в Лян Ван добавить немного слюды.       Попрощавшись с посыльным, он склонился над одним из ларей, накрытым связкой высушенных цветов акации. Вытащив баночку с киноварной пастой, Бай Цзы Фэн принялся растирать её содержимое в ступке вместе с семенами мака. Его движения были лёгкими и уверенными, словно он являлся лекарем или травником, которому приходилось делать подобное каждый день.       Наблюдая за руками Цао Юань Лу, Бай Цзы Фэн заметил на одной из них то, что удивило и одновременно напугало его – тонкая белая отметина в виде месяца, видневшаяся у основания большого пальца левой руки, была как две капли воды похожа на шрам, имевшийся у него при жизни.       «Кто я? – подумал Бай Цзы Фэн, опустив глаза на дрожащие ладони. – И кем был ты, Цао Юань Лу? Фрагменты твоей жизни не сходятся один с другим, как если бы они были обрывками шкур двух разных волков, но какая из них принадлежит истинному тебе? Та, что скрывает несчастного мальчика, несомого в паланкине к поместью Чжао, или та, под которой лежит травник и убийца, похититель Сердца Гуань Тяня?»       «Некоторые из воспоминаний, принадлежащих тебе, я вижу столь отчётливо, что мне начинает казаться, будто я сам проживал их когда-то, и чем дольше я нахожусь в этом теле, тем сильнее стирается грань между мной и тобой. Однажды она исчезнет вовсе, и тогда я потеряю себя окончательно».       Подойдя к Се Ину, мирно пасущемуся в отдалении на берегу, Бай Цзы Фэн достал из седельного мешка флягу, и, запрокинув голову, поднёс её к пересохшим устам, но жажда его с каждым последующим глотком становилась лишь сильнее. Он пил и пил, так, словно вода вдруг обратилась чистейшим вином, способным развеять его тоску и утолить печаль.       Опустошив бутыль, Бай Цзы Фэн попробовал восстановить ток энергии, но все его попытки лишь усилили внутреннее кровотечение.       «Проклятие, – прошипел он. – Наивно полагая, что небольшого количества Ци хватит для того, чтобы управлять Юэ Гуаном, я был слишком беспечен. В результате моего легкомыслия несколько меридианов оказались сильно повреждены, а нижний даньтянь близок к разрушению».       Пошатнувшись, Бай Цзы Фэн схватился рукой за седло, пытаясь удержаться на ногах. С каждым вдохом его головокружение всё усиливалось, а тело стремительно немело, становясь деревянным. Когда кто-то подхватил его сзади, Бай Цзы Фэн лишь улыбнулся, бесстыдно позволив себе расслабиться в чужих объятиях.       – Господин Ин Цзи, – шепнул он, – кажется, мне следует заранее поблагодарить Вас за оказанную помощь.       Прижав его к груди, точно маленького ребёнка, мужчина громко выругался.       – Цао Юань Лу, – хрипло ответил он, – если ты ещё хоть раз посмеешь обратиться ко мне именем брата, я зашью тебе рот, дабы в следующий раз ты вёл себя повежливее.       Не услышав обращённой к нему угрозы, Бай Цзы Фэн потерял сознание на руках Чжао Мин Я, в последний момент упредившего его падение в воды У Цзи. Провалившись в долгий тяжёлый сон, продлившийся почти целый день, он, тем не менее, чувствовал, что кто-то ухаживает за ним, накладывая повязки на раны, полученные в бою.       Подобная хворь уже случалась с Бай Цзы Фэном при жизни. Его последний ученик вошёл в поместье Бай, достигнув возраста совершеннолетия, и, по негласным законам мира заклинателей, уже должен был к этому времени обзавестись мечом, но девятнадцатый никак не мог позволить себе столь дорогую покупку, и Бай Цзы Фэн собственноручно выковал для него Юэ Гуан, добавив в сплав серебра и стали несколько капель своей крови, которая должна была усилить свойства меча, но вместо этого сделала его дух ещё более непокорным.       Юэ Гуан был своенравен. Пытаясь совладать с упрямым клинком, Цао И Цзин однажды сам попал под его влияние. Дух меча захватил контроль над сознанием мальчика, наполнив девятнадцатого смертоносной волей к убийству. Ток Ци в его теле изменился, а энергии стало слишком много. Вместо того, чтобы свободно двигаться по меридианам, она начала разрывать их изнутри. Тогда-то Бай Цзы Фэну и пришлось вмешаться, переместив часть Ци из тела девятнадцатого в своё собственное.       Сразу же после этого он слёг с тяжёлой лихорадкой. Проникнув в его золотое ядро, энергия Цао И Цзина повлекла за собой преждевременное старение, заставив волосы побелеть, а тело – ослабнуть. С того дня Бай Цзы Фэн был вынужден большую часть времени проводить на пике Син Шань, дабы хоть немного стабилизировать Ци купанием в целебном источнике Фу Син[8].       Отстранившись от управления Бай Лао Ху, он передал часть полномочий Бай Лю Ин, оставив за собою лишь контроль над культивацией учеников. Так прошло четыре долгих года.       С каждым последующим, Бай Цзы Фэну приходилось всё чаще покидать клан, отправляясь на Син Шань, ибо время, однажды обратившееся против него, и не думало замедлить свой ход, и пусть лицо его оставалось таким же молодым, как и прежде, но внутренние органы один за другим медленно приходили в негодность, а кости истончились, став лёгкими и хрупкими, как у птицы.       В тот день, когда воины Тао Хуа вошли в Бай Лао Ху, Бай Цзы Фэн как раз возвращался с источника, но его повозка не успела пересечь границу. Сосредоточившись на медитации, он пришёл в себя лишь услыхав треск тетивы и голос девятнадцатого, которого он оставил в полном уединении чуть менее двух седмиц назад.       Смахнув выступившие на лбу капли пота, Бай Цзы Фэн встал, и, тяжело опираясь на Лянь Хуа, как на посох, вышел из повозки, остановившись напротив Цао И Цзина.       – Что ты здесь делаешь? – спросил он, будто не замечая младшего возницу, в груди которого засела стрела, принадлежащая девятнадцатому. – Разве я не сказал, что твоё духовное уединение продлится девяносто дней? Когда мы вернёмся в Лоян, мне придётся со всей строгостью наказать тебя за непослушание.       Цао И Цзин нахмурился.       – Фэн-гэ, – тихо произнёс он, после долгого молчания. – Фэн-гэ, скажи, ты когда-нибудь жалел о нашей встрече?       – Нет, – Бай Цзы Фэн протянул руку, намереваясь потрепать девятнадцатого по плечу. – И ты об этом знаешь. До сего дня я ни на мгновение не разуверился в своём желании принять тебя в качестве своего воспитанника, – взгляд Бай Цзы Фэна скользнул по лицу юноши, отметив брызги, расположившиеся чуть ниже подбородка. – Не знаю, чья кровь попала на твоё тело, А-Цзин, но ещё не поздно всё исправить.       Девятнадцатый качнул головой.       – Нет! – пронзительно крикнул он. – Фэн-гэ ошибался с самого начала. Не следовало подбирать меня на улице! Не следовало быть таким добрым и справедливым! Всё это время я лгал Фэн-гэ, – Цао И Цзин поднял дрожащей рукой Юэ Гуан, направив его на Бай Цзы Фэна, – так почему же обманутым себя чувствую именно я?!       Усмехнувшись, Бай Цзы Фэн разжал пальцы, позволив Лянь Хуа упасть.       – Всё хорошо, А-Цзин, – произнёс он. – Учитель всегда будет на твоей стороне. Даже если три мира отвернутся от тебя, учитель… – он не успел закончить из-за лезвия Юэ Гуана, которое вошло в его грудь, застряв меж рёбер. Тяжело закашлявшись, Бай Цзы Фэн осел на землю, судорожно хватая ртом воздух. Несколько минут его тело конвульсивно подёргивалось, прежде чем обмякло окончательно.       Присев рядом, Цао И Цзин прикрыл его остекленевшие глаза, взгляд которых по-прежнему был устремлён на него, а затем стал осторожно вытягивать конечности Бай Цзы Фэна вдоль тела, пока они ещё не начали костенеть.       – Хорошего перерождения, Фэн-гэ, – беззвучно сказал он. – Надеюсь, в следующей жизни ты не повстречаешь человека, похожего на меня.       Когда его ладонь случайно коснулась пальцев учителя, девятнадцатый неловко сжал их в кулаке и держал так до тех пор, пока не увидел, как на лицо Бай Цзы Фэна упала первая небесная слеза. Ледяные капли из сизых туч, разверзшихся над Бай Лао Ху, омыли лицо почившего Главы клана и его последнего ученика.       Девятнадцатый сидел, сгорбившись, и за пеленой дождя казалось, будто не мужчина, а маленький мальчик склонился над растерзанной тряпичной куклой, наколотой на острие меча.       Дух Бай Цзы Фэна видел, как Цао И Цзин гладил израненной рукой его волосы, оставляя на их серебре алые следы, и как страшно кричал, прижимая к себе холодное тело. Будь он жив, это растрогало бы его, но теперь Бай Цзы Фэна переполняла одна лишь обида, жгучая и всепоглощающая.

***

      Чьи-то ладони в очередной раз отёрли его разгорячённое лицо, и Бай Цзы Фэн вздохнул, открыв затуманенные глаза.       – Цао Юань Лу? – произнёс знакомый голос, и он повернул голову, встретившись взглядом с Чжао Мин Я, накладывающим на чистую тряпицу мазь коричневого цвета. – Как ты себя чувствуешь?       – Лучше, – Бай Цзы Фэн поморщился, учуяв неприятный запах. – Что это за дрянь?       – Сейчас ты находишься не в том положении, чтобы капризничать, – Глава Тао Хуа склонился над ним, приложив компресс к раненому плечу. – Потерпи немного, скоро всё заживёт и даже шрама не останется.       Когда пальцы Чжао Мин Я скользнули по коже, слегка пощекотав её, Бай Цзы Фэн едва удержался от смеха, напрочь позабыв о неприятных воспоминаниях.       – Где Ин Цзи? – спросил он, когда перевязка была окончена.       – Я отправил его в Лань Фэн за повозкой, но, как видишь, он всё ещё не вернулся.       – А сами остались ухаживать за мной? – уточнил Бай Цзы Фэн, не веря своим ушам. – Почему не наоборот? Разве Вам не претит прикасаться к человеку, которого Вы столь отчаянно презираете?       – Тебя не должны волновать мои чувства, – Чжао Мин Я строго посмотрел на Бай Цзы Фэна, заставив последнего отвести взгляд. – Братец то и дело пытался найти возможность опорочить честь семьи Чжао. Останься он с тобой наедине, и я не смог бы удержаться от беспокойства. Я не дам Цзи-гэ пойти по стопам отца, так что даже и не думай о том, чтобы использовать на нём свои уловки.       Выпив немного травяного отвара, Бай Цзы Фэн снова заснул, узрев перед собой стены столицы Бай Лао Ху, обагрённые кровью его погибших учеников. Будучи духом, он безуспешно пытался войти в город вслед за Цао И Цзином, но невидимый барьер отталкивал его назад, препятствуя проникновению в Лоян.       Заметив, что Цао Юань Лу вдруг начал задыхаться, Чжао Мин Я склонился над ним, чтобы проверить пульс. Как раз в этот самый момент Бай Цзы Фэн натужно закашлялся, что-то прошептав. Заслышав его слова, Глава Тао Хуа побледнел, а его лицо вытянулось, утратив все эмоции. [1] Идиома «口若懸河» – «из уст река льётся» означает чрезмерное красноречие говорящего. [2] Ли (里) – мера длины в 300 или 360 шагов. [3] В китайском языке есть чэнъюй-аналог выражения «яблоко раздора» – «二桃殺三士», который дословно переводится как «два персика погубили трёх воинов». [4] У Цзи (无际) – «безграничный», «бескрайний». [5] Янь Сюэ (焰雪» – «пламенеющий снег» – одна из трёх техник меча Бай Лао Ху, помимо Хэй Лю (黑柳) – «чёрная ива» и Фэн Шэнь (疯神) – «безумное Божество». [6] В новелле культивирование осуществляется в три этапа (одиннадцать ступеней): 1) Начальный этап (конденсация) – три ступени. 2) Средний этап (внемление) – пять ступеней. 3) Высший этап (созидание) – три ступени. [7] Шунь Цзянь Син (瞬间幸) – «мгновенное счастье». [8] Фу Син (复兴) – «возрождение» – источник на пике Син Шань.