Эти проклятые глаза

Маленькие ручки тянулись к столу, прямо к одноразовым палочкам, дабы вкусить уже наконец излюбленный Конохой рамен. Теплый аромат лапши пробрался в нос, нашептывая мелодию сочетания вкусов. Девочка облизнулась — огромную для нее порцию лапши подал добродушный Теучи, поражаясь голоду маленькой куноичи, что казалось не уступал Наруто. И только Сакура радостно глядела на поданный ей гигантский рамен, какая разница, когда сенсей платит? Мужчина внимательно наблюдал за ученицей, жадно принимающей долгожданную порцию — девочка решила не отказывать себе. Расправившись с палочками, седой не по годам мужчина ощутил на себе пристальный взгляд ученицы, что точно глазами пожирала его, вместо рамена.       — Рамен стынет, — серьезно подмечает он.       — Не страшно, — ответила она не моргая, надеясь, что это ей поможет. Наклонив голову ближе к ее ушку, сенсей тихо, точно шепотом произнес:       — Приходи на полигон ночью, — мурашки пробегаются по ее телу, испытывая то ли детский интерес, то ли страх, — Я боюсь солнца, — на доступной ей части лица выступили морщинки возле глаз, сенсей улыбнулся? Через мгновение после его слов, девочка решила взглянуть на него — пусто. На месте, где он сидел осталась лишь пара купюр. «Отчего сенсей так торопился?» Вскоре расправившись со своей недетской порцией, она поблагодарила Теучи и ушла, размышляя о том, что сделает сенсей ночью. «Сенсей просто решил поиграть» С наступлением темноты Сакура не заставила себя ждать, отправилась, как только лучи начали скрываться за горизонтом. И хотя отпроситься у матери выйти из дома ночью было не очень просто, все же она смогла выбраться, аргументируя это тем, что ее сенсей затеял важную тренировку. Придя на тренировочный полигон, девочка расселась у дерева что поудобнее, принявшись ждать учителя, внезапно вспомнив о его извечной привычке опаздывать. «Ему должно быть стыдно, заставляя тринадцатилетнюю девочку ждать его ночью» Сакура и не заметила, как мысленные недовольства на сенсея сменились усталостью, и вскоре она заснула. Легкий ночной ветерок перебирал розовые пряди, точно сплетая их в косы, а ночная песнь сверчков ласкала слух. Время странным образом двигалось для нее сейчас. Или сейчас уже перестало быть таковым, превратившись в тогда? А быть в может в потом? Она казалось, только закрыла глаза, как вдруг услышала приближающиеся шаги, и распахнула веки. Где-то там послышался одинокий треск молнии, следующий за темным силуэтом. Рассмотрев незнакомца получше, девочка поняла, что это седовласый сенсей.       — Какаши-сенсей! — она вдруг встала с земли, принявшись звать учителя, — Какаши-сенсей, я здесь! Повернутый до этого к ней спиной мужчина услышал зов маленькой куноичи, и резко обернулся, представ перед ней в рабочем виде. Хитай-ате его полностью был запачкан в крови, сразу и не поймешь, чей символ изображен на лбу. С рук его капала густая вязкая, точно мед кровь, пачкая почву у него под ногами. Что это? Вся его форма была вымазана красной жидкостью. Сакура попятилась назад — невиданный ужас застыл у нее на лице. Что сенсей сделал… Заметив ее, мужчина направился к ней, продолжая красить землю под ногами в красный. Шиноби не должен бояться! Шиноби не должен бояться! Шиноби не должен…       — Сенсей! Не подходите! — она отступает назад, как может, но дерево, у которого она ранее устроилась, преградило ей спасение. Девочка вскрикнула. Почему тело ее застывает всякий раз, когда она чувствует опасность? А сейчас почему-то она чувствовала именно это, когда на нее пристально глядели два кроваво красных глаза. Мужчина подошел еще ближе, но потом вдруг остановился, протягивая свои испачканные чьей-то кровью руки к лицу. «Что он делает?»       — Не это ли ты хотела увидеть, любопытная Сакура? — грубым движением руки, он стягивает с себя ткань, что верно также пропитана кровью. И перед зелеными напуганными глазами предстает незнакомое, исполосованное шрамами лицо. Отчего-то оно походит своим видом на животную, возможно волчью морду. Шрам, что пересекал его левый глаз, проходил вдоль всего лица, огибая челюсть и шею, скрываясь за воротником его темной водолазки, — Красивые глаза, да? Сердце ее дрожит и прыгает, а сознание хочет спросить.       — Ч…что вы сделали? — она старается говорить без запинок, но страх не позволяет ей.       — Выполнил свою работу, — грубый низкий голос служит ей ответом, и она проваливается в бесконечность этого тона — страшно, невероятно страшно. Через секунду в ушах раздался треск молнии тысячи птиц. Страшный, даже гадкий, звон в голове был сравним с тысячью сюрикенов на теле, что дробили кожу и нервы. Превозмогая жуткую боль в голове, Сакура предприняла попытку привстать с чужой, как ни странно, постели. Она всегда — по крайней мере последний несколько лет — знала, на что пошла, поступив в академию шиноби. И Сакура готова была принять смерть, убийство, кровь. И принимала это, когда ходила на миссии, когда была на войне. Но что-то неизменно человеческое присутствует в ней, что-то, что кричит об аморальности убийства. И ведь убивать — плохо… Так почему же ее сердце всегда пропускает неточный удар, стоит ей вспомнить все те моменты, когда она видела, как сенсей убивает человека? Впервые это произошло еще в детстве, когда ей было двенадцать лет, и ее неокрепшее тогда сознание, заполненное идеальной жизнью храброй куноичи в объятьях Саске, впервые встретилось с осознанием того, что человек, который нес ответственность за них — убийца. Тогда она по-настоящему поняла, что значит страх за жизнь, когда приближенный к тебе человек способен лишить кого-то жизни. Она прекрасно знала, на что шла… Все знали. Но почему-то продолжают ограждать ее от отвественности за убийство. Сакура точно помнит, как в детстве сенсей старался не делать этого при ней. Он всегда уводил ее прочь, словно напортачившую дочурку. И даже сейчас он будто не хочет, чтобы она знала этот факт — он убийца. Так почему же сейчас она задумалась над этим? Потому что сенсей стал заполнять ее мысли больше обычного? Потому что ей было не все равно на него? Катана с треском упала на пол. Она вспомнила Нечеткие очертания его тела, запачканная грязными пятнами маска, промокший, будто из воды жилет, и глаза… Горящие красные глаза, перед тем, как она погрузилась в неясный сон, где снова видела его. Он вернулся — она ждала его. «Но…где он был?..» Она встала с чужой постели, принимаясь рассматривать полы — она точно помнила, как на пол падали капли крови. Взгляд перемешался с одного угла на другой, каждый сантиметр — чертов умник догадался вымыть полы. Неужели он был на задании? Ведь он недееспособен сейчас. Тогда почему на нем была экипировка АНБУ? Сакуре еще прошлым днем показалось подозрительным его отсутствие, и то, как Тсунаде отмазывала его. «Но почему Шишо вздумала отправлять его на миссии?» Уйма вопросов крутились в ее розовой беспокойной голове, пока она не вспомнила, что находится в доме Какаши, который скорее всего спал на диване, а сейчас занимался своими делами. Невиданное ранее чувство стыда нахлынуло с лихвой — конечно, ведь она уже который день позволяет себе спать здесь, забыв про свои обязанности. Нужно поговорить с Какаши. Она не знала, хорошо ли это, или плохо, что сенсей уже сидел на кухне, будто выжидая ее. Мужчина стоял облокотившись о столик, параллельно рассматривая полупустой стакан, будто тот хранил в себе ответы на его вопросы. Набрав в легкие побольше воздуха, Сакура сделала первый шаг, переступив порог кухни.       — Охайо*, сенсей, — она обратила внимание на стоящий рельеф сенсея, что был неясно виден при свете утренних лучей.       — Йо, — глухо ответил он, будто ничто происходящее вокруг его не заботит, будто ученица, ночующая у своего учителя это норма.       — Стойте, я сейчас сделаю вам завтрак, — девушка поспешила к холодильнику, в надежде найти там хоть что-то, — Хотите омлет?       — Как знаешь, — он отстранился от стола. Что ж, позавтракать сейчас не было бы минусом.       — Который час? Я не нашла у вас часов, — она уже нарезала оставшиеся овощи, надеясь заполнить ими недостаток яиц в омлете.       — Пять утра. Еще немного, и она бы возможно порезалась.       — Почему же вы не спите тогда? — удивленно тараторила она.       — Диван не очень располагает к себе, — саркастично вздохнул он, будто нарочно вызывая у Сакуры совесть.       — Я…       — Сакура. Низкий серьезный тон заставил ее поежиться, она чувствовала, как ноги подкосило, точно они стали ватными.       — Омлет почти готов, — вся смелость, что она набиралась последние минут десять, улетучились в мгновение ока, стоило сенсею понизить свой тон. Она ведь хотела поговорить, так в чем же дело?       — Сакура, — он стал настойчивее. Она была уверена, еще один раз, и он может выйти из себя. До третьего раза она доводить не хотела.       — Да?.. — девушка виновато опустила голову, подавая на стол свое горячее овощное блюдо. И хоть выглядел он не совсем как омлет, но на вкус явно был шикарен — остаток яиц все же чувствовался сквозь помесь овощей.       — Почему ты еще здесь? «Почему ждала вас, беспокойно терзая душу?»       — Я… «Не знаю»       — Ты помнишь, как я зашел? — он говорил так, словно кроме Сакуры и не видит никого. Словно она вражеский шиноби, которого он пытается допросить, — Не ври мне.       — Да, — утренний аппетит пропал в миг, и теперь вкусный омлет не казался спасением.       — Что ты делала здесь?       — Ждала вас… — впервые за это время она решила поднять взгляд, встречаясь с алым ликом, внимающим всем ее словам. Завораживающе прекрасно…       — Дождалась? — отчего-то голос его раздражителен, и хоть Сакура понимает, чем это вызвано, все равно ее мучает недовольство, которое присуще его речи сейчас.       — Вы сердитесь на меня, — она не спрашивает — убеждает, — Но ведь я должна злиться на вас. Сенсей… вы… просто сбежали, не сказав ни слова, сбежали на задание, — она встречается глазами с его красными, не терпящих лжи, — Всегда отторгаете меня…       — Я не обязан отчитываться перед тобой, — голос его безэмоционален, он точно отчитывает ребенка. И он был чертовски прав.       — Я хочу поддерживать вас, помогать. Почему вы противитесь этому, сенсей? — она страстно желает, чтобы голос ее не дрожал.       — Сакура…       — Почему Тсунаде-сама отправила вас на задание? Зачем? — перед глазами возник ночной образ мужчины, обагренного краской смерти. От него веяло холод и теплом одновременно, и она сама не может найти этому объяснение.       — Это наша работа, Сакура. Или ты забыла? — голос его моментально леденеет, так что по коже пробегают мурашки, от такого тона ей точно не по себе. Отмечая свое господство в этом диалоге, он продолжает смотреть на нее грозным алым взглядом. Кажется теперь она поняла свое положение. Сакура не нашла, что ему ответить. Прокручивая в голове мысли, она пыталась ухватиться за образ того сенсея, которого знала — точнее за тот образ, который он сам позволил видеть ей. Казалось, будто маску он носил не просто так, скрывая второй лик своей мрачной жизни. Вдруг ее сознание отвлекло движение мужчины. «Что?» Какаши надел маску — она успела ухватиться глазами за очертания его идеального носа. К ее же сожалению, непослушные седые волосы учителя не дали ей увидеть больше. Но сам факт того, что она успела заметить частичку его лица уже заставлял бабочки в животе вновь проснуться. И не было под маской никакой волчьей морды, или уродливых шрамов на все лицо, как виделось ей последние дни во сне. «Черт с этими убийствами. Какой же у него красивый нос…»       — Сакура, будешь пялиться на меня — укушу, — серьезно сказал он, ощущая на себе пристальный взгляд девушки. И ведь не врал — укусит, — Спасибо за завтрак, — он поспешил встать со стула, направляясь в противоположный угол кухни, но она успела заметить, как сжались его кулаки на секунду. Покидая кухню, он подошел к Сакуре, и слегка потрепал ее розовую макушку. Мужская ладонь вновь коснулась шелка розовых прядей, задержавшись на неприлично долгий для этого момент, он почему-то не торопился ее убирать. Пересилив себя, шиноби с трудом, точно рука налилась свинцом, постарался убрать ладонь с розовой макушки.       — Нам с Пятой нужно отправиться в соседнюю страну. Когда будешь уходить — запри дверь. Неясно отчего вызванный, на ее лице выступил легкий румянец, сопровождающийся покалыванием в груди — стало немного жарко, даже на голове она до сих пор ощущала жар его рук.       — И кстати, Сакура, в доме совсем нет яиц, — улыбнулся он одними глазами, прежде чем покинуть квартиру. «Он что, с ума сошел?»

***

Холодная неясная погода в конце осени, предвещающая скорый снег, одиноко давила на душу, разрывая ту на части. За вечными облаками, что приносят с собой ледяной дождь, совсем не видно солнца — и даже проходящие сквозь мрачные тучи остатки лучей не могли согреть ее. Она боялась, что всего лишь лучей не хватит ей, чтобы согреться — вся душа ее спасательно желала ощутить солнце полностью, будто она боится потерять себя без него. Без солнца она считала себя бесполезной, невидимой, никчемной. Кажется, что весь ее неяркий образ был заметен лишь днем, под взглядом светила, ночью же — невидимка. И иногда ей все же необходимо быть невидимой, жизненно необходимо. Но ведь без солнца не вырастить подсолнуха. Хотя ночь бывает куда прекраснее. Кажется она запуталась, осталась на закате — ухватившись за солнце, но медленно уходящая в ночь. И хоть сейчас и утро, душой она точно ощущает закат, превращающийся в спокойную ночь. Хината не знала как скрасить одиночество в мрачные тучи ноября, даже в компании близких друзей она ощущала холод никчемности. Казалось, будто единственная ее миссия, что оборвалась по необходимости, поддерживала ее моральную силу и придавала чувство нужности этому миру. Будто она действительно могла принести пользу на эту землю. Принцесса Хьюга не знала, чем занять странное чувство, нахлынувшее вдруг. Сколько бы не кричал ей разум, что возможно пора проведать Узумаки, сердце шепотом просило о другом. И возможно она понимала о чем, но старалась делать вид, что не слышит молящего шепота сердца. Получив благодарность от Хокаге, она с тяжелым сердцем возвращалась в поместье, прекрасно зная, что повторять ошибки Хокаге не будет никто. Как она и ожидала, придя в главный дом на нее снизошли презрительные взгляды, жаждущие от нее куда больших успехов, нежели присмотр за Учихой на неделю.       — Но, папа, он ведь опасный преступник, который обладает частичкой Ооцуцуки, — оправдывающееся лепетала младшая дочь.       — Хокаге льстит ей — женщины всегда были такими, — Хиаши строго взирал на дочерей, мысленно ругаясь на Пятую, — Но скоро к власти придет Хатаке, и возможно в деревне наконец наступит порядок. Хиаши, как и остальным главам кланов, было известно о решении старейшин избрать на пост Какаши. И ведь все было решено еще до начала войны — абсолютно все поддержали выбор, с чем был согласен даже Даймё огня. Глава Хьюга был убежден, что порядок наступает лишь тогда, когда к власти приходит педантично жестокий человек — а Какаши был именно таким по его мнению. Хиаши не одобрял работу Пятой, он был наслышан ее пристрастием к алкоголю и своеобразной натурой. Возможно он попросту был недоволен тем фактом, что она — женщина. Но беспокойные мысли его были прерваны, как только он узнал о скором приходе Рокудайме, уже размышляя, как бы сохранить титул Хьюга, как сильнейшего клана. Мысли его сменялись одна за другой, ведь он всячески пытался найти применение Хинате, словно та лишь инструмент в руках Хьюга. Мужчина помышлял и о том, как бы свести дочь с будущим Хокаге, чтобы за Хьюга навсегда закрепилась власть, но тут же откинул эту идею. Хиаши не позволит дочери главы быть даром, в надежде обрести власть — он выше этого. К тому же он прекрасно помнил, чем закончилось желание Учих занять власть в Конохе, поэтому считал своим долгом не повторять ошибок проклятого клана.       — Я могу идти, отец? — впервые раздался неслышный голос старшей дочери, и звучал он несколько дерзко, точно та перестает держать в себе терпение. Почему-то этот тон заставил Хиаши ухмыльнуться про себя.       — Ступай.

***

Она хотела разрезать Какаши на кусочки, изничтожить его до последнего. И хоть по большей мере виноваты ее материнские инстинкты — Хатаке она винила не меньше. Она не помнила точно, сколько бутылок крепкого сакэ она осушила, прежде чем узнала о прибытии Какаши с задания. Кажется щеки ее еще не отпустил алкогольный румянец, а в волосах точно гнездо птицы. «И вот ведь паршивец, не соизволил придти сразу сюда!» В окне послышался шорох. «Помяни дьявола»       — Йо, — сухо поприветствовал он, взбираясь сквозь оконную раму — что-то остается неизменно.       — Засранец! — она швыряет в него пустую бутыль, но он ловко уворачивается, — Не мог раньше придти?       — Я рассчитывал на твое понимание, — только и сказал он, тяжело посмотрев на нее. И ведь она прекрасно понимала. На лице его отражалась древняя усталость, точно прибавлявшая ему лишние лет десять, а в шарингане читалась пустота, — И я не ожидал… «Сакуры, что ждала меня дома…» Как же ему не хотелось разрушать этот маленький, казалось бы не такой уж и тайный секретик, но говорить Тсунаде о том, как их общая ученица, невзирая на отказ Хокаге и самого Хатаке, продолжала с трепетом беспокоиться за Какаши. Ему казалось это таким неправильным, таким табу, что просто вызывало немой восторг в его извращенной натуре. Почему-то он ощущал неясную радость, от осознания того, что отношения с ученицей стали достаточно странными — в небольших деталях даже неправильные. Какаши чувствовал поистине странное чувство, когда розоволосое бедствие проявляла заботу к нему — забывшему о какой-либо заботе человеку. Это нравилось ему, согревало. Но теплота ее весны не только грела и лечила его душу, собирая по кусочкам — она пугала, до чертиков. Как же хотелось тепла…       —…что в меня будут бросаться бутылками, — закончил он, провалившись в бесконечность его весенних размышлений.       — Я получила послание от Даймё. Нас ждут.       — На твоем месте, я бы больше не полагался на Даймё, — вдруг низко прозвучал его голос, отчего Тсунаде невольно поежилась.       — О чем ты? — женщина вопросительно взирала на шиноби, когда тот вручил ей странный свиток.       — Даймё хотят истребить шиноби.       — Чт…что?! С чего ты взял? — смешанные чувства нахлынули на нее, заставив руки дрожать, так что удержать свиток казалось проблемой.       — Озэму сказал мне. В свитке есть немного информации.       — Зачем Даймё это?       — Война очень сильно пошатнула их политику и экономику. Они посчитали, что источником всех бед являются шиноби, из-за бесконечных воин, — Какаши говорил не останавливаясь, понижая свой тон все больше, — Я не знаю каким образом, но они собрались лишить нас чакры.       — Что за бред, чакра — источник жизненной энергии, — недоумевала Тсунаде, точно не веря во все слова Хатаке.       — Я в курсе, и они очевидно тоже, поэтому я считаю они ищут способ заблокировать каналы чакры.       — Весь этот цирк с союзом — всего лишь представление для них, — вслух размышляла она.       — И хуже то, что решение Даймё могут поддержать обычные люди.       — Ты предлагаешь вести войну против Даймё стран?       — Я предлагаю провести за ними наблюдение, — голос звучал твердо, холодно, Пятая точно почувствовала себя его подчиненной, — Пока они не обладают ничем, кроме плана. По крайней мере на нашей стороне время, чтобы придумать, как их остановить.

***

К полудню их ждала карета Даймё, а точнее они ждали эту карету, дабы неспешно отправиться вместе с феодалом в страну травы, в которой сейчас нежданный траур. Лидеры стран: пять Даймё и пять каге со своим сопровождением — складывалось ощущение, будто все собрались на похороны императора. Тсунаде решила, что их с Какаши будет достаточно со стороны Листа, потому что самурайская охрана Даймё не давала спокойно вздохнуть — даже для похорон это слишком много. Перед их с Тсунаде выходом в свет, вторая настоятельно рекомендовала — заставила — применить хенге, дабы скрыть шаринган от чужих глаз. Сложив нужные печати, Хатаке уже мысленно распрощался с запасами чакры, потому что вечноработающий шаринган съедал немало, а сейчас приходилось и использовать хенге, концентрируя на этом чакру. Какаши задавался вопросом, как он не потерял сознание будучи на миссии прошлой ночью, к тому же активно используя шаринган. Дни обещали быть насыщенными. Подозрительно взирая на добродушного с виду Даймё, шиноби решили пока действовать скрытно, наблюдая за поведением феодала. Взбираясь в украшенную золотом карету, Какаши мысленно оценивал ситуацию — сейчас он ехал на похороны им же убитого человека. Все казалось подозрительным, даже тот факт, что Даймё огня приехал очень и очень скоро, едва ли узнав о смерти другого. «Ну хоть не на рикше* приехал» Хатаке ухватил тучную женщину, помогая той взобраться на карету к мужу-Даймё, что рассматривал в своих руках загадочный свиток. Усадив жену феодала в карету, он прошелся взглядом по свитку Даймё, точно сканируя тот своим шаринганом.       — Какой хорошенький молодой человек, — раздевая Хатаке взглядом проговорила она, и схватила того за щеку одной рукой, — Я ведь помню, как вы вернули мне Тору*. Как же хорошо, что Тсунадочку замените именно вы, — она отпустила несчастное лицо мужчины. В словах мадам Шиджими была только искренность — возможно ли, что жена Даймё не в курсе событий? «Молодой?.. ха… вряд ли меня можно назвать таковым» После седьмого дня церемонии, Даймё обязуются прибыть в главный дворец травы, дабы обсудить ход дальнейших событий. Будьте крайней внимательны и осторожны.

Конец бусидо*

Какаши подозревал, что возможно после того, как все Даймё соберутся в одном месте, им вздумается провести собрание — так что расслабляться Хатаке не был намерен. С начала их путешествия в траву, Какаши не спускал глаз с Тсунаде, что напряжно сидела смирно. За время их поездки пока что она не вымолвила и слова — Сенджу точно обеспокоена, возможно после полученной информации она доверяет молодому лорду меньше. Гораздо меньше. После недолгих, как показалось Тсунаде, нескольких часов поездки, тряска кареты наконец угомонилась и они благополучно прибыли. Подозрительно быстро, но все же. Женщина вышла из душной кареты, принимая галантную помощь Какаши, и осмотрелась — раньше страна травы не казалась такой красивой, повсюду пахло чаем и лесом. Отчего-то все было таким прекрасным, точно затягивающим в крепкий сон. Когда из золотой кареты вышел Даймё с женой, к ним наконец присоединился новоиспеченный феодал страны — странно, что гостей приветствует именно он, пускай и обязанный мнимым трауром. Половина темных шелковистых волос ниспадала с плеч, придавая молодому лорду женский образ, другая же половина была собрана в густой пучок, скрепленным серебряной шпилькой с замысловатым узором цветов. Весь вид его говорил о том, что Даймё играет с ними в свою игру — с лица не сходила хитрая неприятная ухмылка. Приторно приятный голос приветствовал всех, словно напевая мелодию. Темные глаза смотрели сквозь гостей, замечая только их тени и души. А лицо его походило на…       — Саске? Тсунаде яростно оглянулась по сторонам, сбивая спокойное до этого времени дыхание. Она плохо помнила лик лорда, но он явно не выглядел, как Саске. Сенджу посмотрела на спокойного, точно удав Какаши, что стоял все это время в стороне.       — Спятил? — грозно взглянула она на Хатаке, вызывав легкую улыбку на лице мужчины.       — Красиво? — Какаши осматривая свое творение спросил он, шагая по ровной дворцовой плитке, — Я научился делать иллюзии более реалистичными, — он щупает сделанного его сознанием Даймё, показывая реальность картинки.       — Почему лицо Саске?       — Я не видел лица Иошинори, а Саске — первое, что пришло в голову, — хмыкает он, — Не развеивай, — он тут же переходит на серьезный тон, подходя к ней ближе, — Только здесь мы можем поговорить без лишних ушей. Тсунаде горько усмехнулась словам Какаши, а ведь она думала, что параноик — она.       — Ты не доверяешь Даймё. И ясно, почему.       — Верно, — мужчина делает шаг в сторону дворца, приглашая Тсунаде с собой, — Когда все Даймё соберутся, у них будет «саммит» в главном дворце — отличная возможность проследить за ними. Я мог бы сделать это, переместившись в измерение Камуи, но боюсь к тому времени чакры уже не останется, — Тсунаде понимала, хенге сжирало очень много чакры, особенно с шаринганом, пускай и обычным, — Я также мог бы устроиться прямо у них под носом и просто наблюдать.       — Пока что наш Даймё не ведет себя подозрительно, сложно сказать, что они что-то задумали, — женщина присела возле дворцового фонтана, все же Какаши отлично постарался над гендзютсу, — До этого момента я верила Иошинори, но сейчас не уверена. Хотя возможно с ним еще можно сотрудничать. Воздух здесь ощущался по-другому, теперь Тсунаде это прочувствовала — дышалось тут ну слишком свободно, точно горный разряженный воздух. Он так свободно проходил сквозь легкие, что казалось, вовсе не достигал их. Хотелось спать, с каждым новым вдохом ощущалось желание провалиться в бесконечный сон. Тсунаде думалось, Какаши перестарался над гендзютсу, а возможно и наоборот не прилагал особых усилий. «На что еще способен его шаринган?»       — Он знал, что я приду за Даймё. «Черт!..»       — Обсудим все, когда прибудем — не трать чакру зря. И через мгновение иллюзорный мир начал рассыпаться в сотнях розовых лепестков.

***

Сознание и здравый смысл кричали ей убежать домой, забиться в угол и плакать — возможно бы это принесло пользу. Но вместо этого она вверилась сама не знает чему, но оно говорило ей, что после нелегкого утра ей стоит вздремнуть. «В квартире сенсея» Она убирала последние остатки своего овощного шедевра в мусор, хотя бы сенсей поел. В очередной раз убедившись, что холостяцкий холодильник не блещет едой, Сакура решила, что лично закупит все продукты. Все равно, он сам сказал ей докупить яиц. Сенсей также сказал ей, чтобы она запирала квартиру за собой. Что на него нашло? Его поистине странное поведение она объяснить не могла — оставит это дело на потом. Но сначала она насладится недолгим сном. В квартире сенсея. «Он все равно ушел с Шишо, а в госпитале работы для меня нет» Застенчиво устроившись на не мягком диване учителя, она ощутила аромат книг и леса. Да и просто природный запах мужчины был явным — Сакура не скрывала, что ей нравился этот аромат. Было так приятно ощущать этот мужской дух учителя, будто представляя в сознании серые краски. И каким бы грустным это ей не казалось, но сенсей точно ассоциировался с серым. Его серые, точно серебряные волосы, его графитовые родные глаза, в которые она так давно не смотрела, и даже его кожа отдавала серым, почти бледным оттенком. «Но серый не так уж плох» Если правильно играть цветами — даже одинокий серый цвет станет ярче. Как например с… розовым?.. Медленно погружаясь в сон, она вспомнила, как прошлой ночью также льнула в цепкие объятия дивана, но на утро оказалась уже в совершенно другой комнате. Девушка улыбнулась этим мыслям, бессознательно погружаясь в серо-розовые мечты.