***
У Какаши явно был вкус. Или же он просто решил побаловать ее перед неизбежным — а что было неизбежно? Сакура не могла дать ответа на этот вопрос, немо цепляясь за свой милый рюкзачок с вещами, интересно, заметил ли Какаши? Запах бамбука и лотоса тут же ударил в нос — было приятно, словно переступив порог она тут же оказалась в ином мире. Да, у Какаши определенно был вкус. — Маа, — отстраненно вздохнул он, — Быстро же они закончили ремонт, — он быстро, словно не совсем заинтересованно оглядел красивое помещение. — Тут невероятно красиво, такой традиционный стиль… — девушка пыталась осмотреть каждый угол ресторана, — Кто владеет им? — Хьюга. Неудивительно. Даже слишком. Во всей Конохе кажется только Хьюга оставались покорны традициям и держали планку. И вся деревня контрастно смотрелась, когда первая половина построек была в идеальном состоянии, а остальная все еще переживала войны. Казалось, из всех Хьюга только Хината могла раскошелиться и пожертвовать часть состояния на другую половину Конохи, не принадлежавшую семье. Последовав за Хатаке, девушка заметила интересную деталь, даже обслуживающий персонал был одет согласно японской классической моде, и официантки, подозрительно знавшие Какаши, были облачены в красивые юкаты цвета сирени. Очень по-Хьюговски. — Угол не тронут, специально для вас, Какаши-сама, — в легком поклоне девушка указала на дальний угол, где располагался столик, граничащий с фонтаном. Интересно, как часто сенсей заходил сюда? И, судя по определенному отдаленному месту и фонтану, он явно вел здесь переговоры, или быть может тайные свидания. Ей хотелось представлять, что это тоже свидание. — Благодарю, — кивнул он и последовал к столику, совершенно не забыв про завороженную Сакуру. Харуно вглядывалась в каждый угол в этом помещении, ей нравилось здесь абсолютно все: начиная от потолка и заканчивая приветливым персоналом. Простота и ясность линий, отсутствие лишней мебели и игра на контрастах словно подсознательно дарили покой и гармонию — возможно поэтому Какаши любил это место. Потолки и часть стен в помещении были украшены светлой деревянной решеткой из бамбука, напоминающей перегородки в хорошо обставленных домах. И даже оригинальные светильники будто были сотканы из рисовой бумаги, хотя учитывая хозяев ресторана… так оно и было. Какаши приглашающе кивнул в сторону столика, дабы Сакура наконец уселась на свое место. Только сейчас она заметила раздвижную сёдзи, что стояла за столом, дабы огородить от него чужой взор — к чему такая конфиденциальность? Мужчина автоматически, видимо по привычке, отодвинул сёдзи и наконец сел возле фонтана, удивительно, кажется там плавали бронзовые карпы, что придавало ресторану еще больше престижности. — Когда его построили? — интересуется она, все еще заглядывая вглубь фонтанчика. — Где-то восемнадцать лет назад. Девушка едва ли удержалась на коленях, чтобы не упасть прямо к карпам. — Он старше меня, как такое вообще возможно? — недоумевает она. — Ты прогуливаешься по иным окрестностям Конохи, на южной стороне, и даже половины не видела, и ты чаще всего бываешь в больнице, — говорил он на одном дыхании, словно читая резюме. Ками, откуда он все это знал? Иногда его шпионские замашки действительно пугали ее. Или все это было до жути очевидно, что ему и думать не пришлось. Когда к их столику принесли меню, Сакура действительно задумалась, не проедал ли сенсей все свои деньги здесь. Даже цены тут были Хьюговскими. И все же, несмотря на излишний пафос, глазам было куда разбежаться, и она зацепилась за роскошные гёдза, почему бы и нет? Интересно, что закажет сенсей, который все это время будто не замечал ничего и никого — и она не хотела его сильно донимать, понимая его душевное состояние сейчас. Мужчина аккуратно перелистывал меню, черт возьми оно тоже из рисовой бумаги? Кажется его глаза бегали по списку блюд, но боковым зрением он словно выискивал что-то. Внезапно он оказался рядом с Сакурой, на мягких подушках, девушка чуть не вскрикнула от неожиданности — Хатаке был слишком незаметным. Он опустил свою горячую большую ладонь поверх ее, такой маленькой и хрупкой ладошки — сердце забилось чаще. Он навис над ней половиной своего веса и непозволительно горячо приблизился к ее лицу, отчего ей пришлось задержать дыхание. Кажется она виском ощутила, как его седые волосы щекотали кожу, хотелось поежиться, но она не могла пошевелиться. Он поднес свою голову к ее, почти вплотную — ее ухо чувствовало его горячее умеренное дыхание, и кажется он едва коснулся губами ее мочки. Ксо, она сейчас растает. — За нами следят. Шепот его предостережения ударил в самую голову, ей действительно стало жарко — неважно, кто за ними следил, Какаши просто издевался над ней. Он говорил тихо и разборчиво, отчего в ушах застыл теплый ветер его слов. Он поглаживал ее руку своим пальцем, вырисовывая круги на той, заставляя девушку покрыться румянцем. Возможно его действие было столь незначимым и обыденным, что казалось, будто он делает это на автомате. Но глас рассудка должен был вернуться к ней, и она спросила. — И что нам делать? — прозвучало словно писк, поняла она. — Ты очевидно пойдешь припудрить носик, — он тыкнул пальцем на кончик ее носа, что тот аж дрогнул, — И создашь клона. — И сбегу через уборную, — добавила она, оклемавшаяся от его касаний. — И присоединишься к обеду, клон сбежит через уборную. Он был на шаг впереди, как всегда. Хатаке заказал ей желанные гёдза, а себе скромный карри райсу — вряд ли мужчина был так голоден, так что ради приличия взял рис. И она заметила, что он нисколько не поражен их продолжающейся близости, в отличии от нее он лучше скрывал эмоции. «Что ж, раз он не отсаживается, значит велика вероятность того, что я увижу его лицо?» Как только им подали блюда, Какаши странно оглядел дальний угол ресторана. — Кажется тебе пора в уборную, — прошептал он менее страстно. И только встав из-за стола, она поняла, что Хатаке просто облапошил ее, доедая оставшиеся кусочки овощей. Но ей пришлось подчиниться его плану и создать теневого клона, дабы тот все же сбежал через окно, присоединившись к седовласому шиноби в беспечной прогулке по дороге жизни. Насмотревшись в зеркало, она заметила не сходящий с ее щек легкий румянец, точно она выпила сакэ. Ей пришлось поправить волосы, чтобы те выглядели более презентабельно в подобном заведении, так что она собрала почти «традиционный» пучок, оставив челку висеть на лице. К ее счастью Хатаке не завершил трапезу, и теперь она была полна надежды взглянуть в его открытое лицо. — Итадакимас, сенсей, — она присела все так же рядом. — Ты, верно думаешь я доем рис? — уверенно сказал он, смотря куда-то вперед, где располагалось бамбуковое деревце, — Предпочитаю посмаковать. — Что-то серьезное?.. — интересуется она, намекая на очевидную слежку за ними. — Ничего, что могло бы нас беспокоить, — ответил он беспечно, точно не считая АНБУ Корня угрозой. — Вы слишком скрытный человек, вы знали? — она приступила к гёдза, восхитительные. Он молча согласился с ней, по привычке опуская руку в карман, в надежде достать оттуда Ича-Ича. «Ах да… Камуи» Похоже единственным его развлечением было наблюдать за Сакурой, которая с большим удовольствием расправлялась с превосходно приготовленными пельменями. Ее челка падала на лицо, намереваясь искупаться в кисло-сладком соусе. Легким движением руки он заправил прядь ее челки за ухо, подозрительно задержавшись на ее коже. Она набила рот пельмешкой, и медленно повернулась к нему, взглядом спрашивая его. И его взгляд ответил ей усталой нежностью. Он коснулся ее гладкой кожи на щеке и заправил вторую прядь за ухо — такая милая. Что-то больно кольнуло в сердце, когда он посмотрел на ее трепетные глаза, допрашивающие его. Но он ничего не мог ответить, ничего из того, что она хотела бы услышать. Сакура немного прикрыла глаза, дав ему возможность полюбоваться ей без стеснения и угрызения совести. Повернувшись на звук, издаваемый из фонтана, она любопытно откинулась ближе к нему, глянув на прыгающих карпов. Для Какаши остался новый вид — ее открытая тонкая шея. У него в горле пересохло. Внезапно он подумал, как бы чудно смотрелась на ней юката цвета персика. В глазах кольнуло током, из-за чего его зрение вновь превратилось в сканер чакры. Но почему он отчетливо видел потоки ее крови? «Ксо…» Он думал, что избавился от этого неясного желания вкусить ее багрового нектара. Он подозревает, что девушка уже начинает боятся его рвения испить крови, точно думая, что он ёкай. Он должен был пересилить себя. — И на самом деле, я бы хотел заказать тебе десерт, — он продолжает глазеть на ее открытую шею. — Сегодня вы чересчур щедры, Какаши-сенсей, — она говорит с опаской, хотя и очень рада их прогулке. Но сердцем она все еще понимает, что это, вполне вероятно, затишье перед бурей. — Ты делилась со мной чакрой, пытаясь излечить мои проклятые глаза. — Я не могла иначе… — на губах застыли слова, которые отчаянно хотелось произнести, но Какаши не дал ей. — Любишь кастеллу? — Думаю да, — нежно улыбается она. И он в ответ улыбается ей глазами.***
Признаться честно, быть открытой мишенью под личиной будущего Хокаге — довольно волнующе. Парень не был уверен, наблюдают ли за ним сейчас, у порогов дворца, но был крайне бдителен, послав на разведку нарисованных мышей. У врат стояло подозрительное количество самураев, насколько ему известно их осталось не так уж и много на свете — это было похоже на возвращение старой эры. Сай не стал отбрасывать свое замечание, лишь добавил его к заметкам для Хокаге. Стоило мышам достичь дворца — расплылись. Сай вдруг почувствовал упадок чакры, словно на территории был какой-то барьер. Решив удостовериться в своей теории, он отправил птицу ввысь до крыши дворца. И снова ничего. Понимая, что у дворца, прямо по среди своры самураев его хенге развеется, Сай отодвигал свой план в голове. Ступать на неизвестную вооруженную территорию не имея чакры — бред. Парень взъерошил седые непослушные волосы, принадлежавшие капитану — Какаши должно быть сложно оставаться незамеченным в дневное время суток. Шиноби просидел в укрытии около часа, выжидая действительно нужного момента, чтобы начать действовать, но к его счастью перед ним предстала интересная сцена — в основной двор привели самого Цучикаге, настойчиво требовавшего подчиненных шиноби остаться снаружи. И едва не вступившие в драку с зомбированными самураями, шиноби подчинились, попытавшись скрыться в листве.***
Тренировочное поле всегда было любимым местом для прогулки, как у Какаши, так и у Сакуры. Уходящее солнце создавало золотые лучи, что ниспадали на розовые волосы своим светом. Кажется в воздухе застыло напряжение — об этом говорил стеклянный взгляд Хатаке, что не сводил глаз с дороги. — И все же, — довольно выдыхает девушка, — Что у вас под маской? — Ты успокоишься? — Покажете? — Нет. Нисколько не разочарованная ответом мужчины — она привыкла слышать этот ответ — Сакура продолжила беспечный путь не пойми куда по деревне. Порой, она ловила себя на мысли, что рядом с Какаши ей хочется побыть еще маленькой девочкой — она привыкла быть с ним маленькой девочкой. Тогда, как она могла претендовать на роль женщины в его жизни? Ответ до боли прост. Шаловливый ветерок нашептывал ей мысли бросить все это — исчезнуть с радаров сердца Хатаке, и наконец оставить того в покое. Она не хотела быть эгоисткой. Она хотела помочь. Вдруг мужчина, покорно идущий рядом, попятился назад, с силой схватившись за голову. Харуно, в попытке осмотреть сенсея, подскочила к нему через секунду, после чего Какаши резко сжал ее локоть — не дает взглянуть в глаза. — Какаши-сенсей, это опять шаринган? — обеспокоено тараторит она, в надежде выбраться из цепких уз Какаши. Она тянет руку к его лицу, кажется в глазу снова застыла кровавая слезинка, но Хатаке пытается остановить ее. — Сакура… — он выдыхает ее имя с болью, но все также сладко, — Я не… вижу тебя. Красный оттенок окутал его зрение, лица превратились в силуэты — очертания в движения чакры. Он никогда не видел потоков крови человека, отчего вдруг шаринган начал сходить с ума? Зрачок завертелся в странном вихре, Сакуре пришлось отвести взгляд, продолжив бороться с сильными руками Хатаке. Прищурив глаза, она едва ли заметила его отчаянное болью лицо. В его глазах читалась растерянность. Пустой взгляд метался по сторонам, словно… он действительно ничего не видел? Рванное дыхание и дрожащая хватка дали ей один вариант. Сосредоточившись на мыслях, Харуно зажгла пальцы ярким свечением — по левой руке прошлись узоры бьякуго. Выставив два пальца вперед, она вырвалась из хватки мужчины и схватила того за голову левой рукой. — Кай! Какаши видел кроваво алым, зрение превратилось в рубиновый ад, ему показалось, он не может пошевелиться — рефлекторно взялся за Сакуру, а отпустить не смог. Он почувствовал давление на лбу, и мир начал приобретать краски — перед глазами темный силуэт с очертаниями лица… вновь начал проявляться. Сейчас он начал видеть, как черное пятно с потоками крови превращалось в серьезное лицо девушки. А ее глаза цвета сочной мяты пленили сильнее шарингана. Мягкие пальцы крепко сжимали лоб, пока вдруг не ослабили хватку, едва задержавшись на его щеках. — Вы погрузили себя в гендзютсу, — она едва касается полуприкрытых век, где заиграли три ровных томоэ вместо страшного пятна. Она использовала не только освобождающую технику — понял он. — Что ты сделала? — он приходит в себя, вглядываясь в каждую деталь весенней красоты девушки. Мгновенный страх не видеть ее лица одолел его рубиновым рубцом сознания. — Я расскажу вам позже, вам стоит присесть, — она укладывает его под дерево, прямо на золотые лучи садящегося солнца, — Больше не отнекивайтесь от лечения. Она звучала все также серьезно. И ему чертовски нравилось это. С новой волной наслаждения он отдался умелой нежности ее волшебного дзютсу. С каждым мигом мир обретал все больше оттенков розового. Сакура соизволила сделать ему нежнейший массаж в мире, что казалось, все остальное теряло смысл. И судя по ее довольной ухмылке, в голове девушки бурлили идеи. Пальцами она прикрыла седые веки, немного массируя те, и легко коснулась их губами, задерживаясь на пару мгновений — чтобы Какаши во всех цветах ощутил ее поцелуй. Такой нежный и ласковый — лечил во стократ лучше всего другого. — У вас подбился контроль чакры, поэтому глаза активируются странным способом, — она не останавливает завораживающие все мужское нутро действия, — И из-за этого вы сами себя погрузили в иллюзию. Какаши слушал ее покорно. «Это было похоже на последствия прошлой ночи, глаза забирали ровно столько же, сколько и давали. Новые возможности шарингана могли бы стать чем-то невообразимым» Они молчали. Минуту, час, два — он утонул в ее забвенном присутствии. Оглядев холодную траву, на которой он сидел, Какаши понял, как перестал чувствовать ноябрь — на душе март. И только сейчас он заметил, что рядом с ней становится тепло, настолько, что он не замечал идущей стужи, что коварно подкрадывалась к девушке. И я сожгу себя тысячу раз, чтобы согреть тебя Молю… мне нужна тишина с твоим голосом Ее нежный сон прервать он не посмел, но настигшая их луна открыла ему прекрасный вид — он накинул на нее жилетку, надеясь отодвинуть момент ее пробуждения от прохлады. Саске был дураком, всегда понимал это, ведь она — прекрасна. И как посмел я связать себя с твоей нежной судьбой? Как посмел ворваться? Не должен…не должен… — Сакура… — трепетно касается ее волос, отчего-то в горле ком — Мне так тесно в клетке, что построил в голове. — Прости меня. В свете ночи она была еще прекраснее, он боялся этого. На часах десять часов. Страшно ли ей также, как и ему? — Сегодня ночью я видел тебя во сне, — ее кукольная голова падает ему на грудь, а руки, точно тряпичные, свисали вниз, пока он не уложил их. Она была легкой, словно ненастоящей, — Если бы ты знала, как я не хотел просыпаться. «Интересно, что же снится тебе, хах… надеюсь не я» В твоем выдуманном мире я ничего не стою. — Прошу тебя, не просыпайся, — его шепот казалось был обращен больше луне, нежели спящей девушке, что болью в сердце приятно играла сладкие нотки песни. Дойти до дома не составило труда. И не украло времени. Жаль. На часах только пол-одиннадцатого. Стоило ему переступить порог окна, девушка начала приходить в себя. Не надо Он с любовью уложил ту на кровать, печально надеялся, что мягкая прохладная постель подарит ей крепкий сон. Но Харуно была иного мнения — сладкие губы приоткрылись в попытке позвать Какаши. — Тише… ты утомилась, — мужчина укрывает Сакуру одеялом, но та отчаянно продолжала бороться со сном. — Нет, — она потерла глаза, — Который час? — Почти одиннадцать. — Я… должна осмотреть ваши глаза, — его тщетные попытки остановить ее она прервала с силой — он опять решает за нее, — Не мешайте. Минуты тянулись долго, ужасно долго — Какаши хотелось рвать волосы на голове за тягостные минуты. Что делала с ним Сакура, помимо того, что исправляла последствия войны? Ему дико хотелось залезть ей в голову, чтобы понять, что она решила этой ночью. Она была идеальна — строга и серьезна, когда пыталась обратить ход его чакры в норму. Какаши боялся аномалий, что происходили с ним. Почему же ему хотелось причинить ей сладкую боль? Почему собственные глаза заключили его в иллюзию, заставляя верить в свою одержимость? Почему ее кровь казалась такой сладкой… — До завтра чакра должна придти в порядок, внутри вас будто ураган, — он согласен с ней тысячу раз. На часах полдвенадцатого. Она неслышно ушла в ванную, пока Какаши оставался неподвижен. Он слышал отчетливо, как стекали с нее горячие капли — слышал каждое ее мгновение. И даже когда она вернулась в спальню, он сидел. Казалось, не дышал — в голове гул упавших капель, Ками, он точно сходил с ума. Вишневая куноичи окончательно убьет в нем все разумное этой ночью — и было неважно, какой исход их ждал, Какаши был уверен, рассудок покинет его раз и навсегда, ему возможно даже пришлось бы стать нукенином. Ненавижу себя за слабость — одержимость тобой Помоги. Я был проклят не Учихой, я был проклят тобой И я рад. На часах было двенадцать. В сердце бились секунды, а она стояла тихо. Вокруг было темно, глазам видны лишь слабые оттенки спальни, а позже — человека. Теперь она поняла, насколько жутко и завораживающе выглядит настоящий шаринган — горит в темноте, пугает до дрожи в ногах. Сакура не считает, что может справится с этим взглядом, голодным и неясным. Какаши пугал ее. Две красные точки сияли неподвижно, он вроде и не дышал, как думалось ей. Отчего-то вдруг она вспомнила, что в темноте он видит идеально — рукой она подперла его длинную водолазку, что и так скрывала все необходимое, но он казалось видел и это. Он начал осознавать — она стояла в его водолазке, в двенадцать. Какаши судорожно продолжал надеятся, что сейчас она откажется. В своем действии он был нескор, медленно и оттягивающе, он ступал ближе к Сакуре, она отвела взгляд. Мужчина приспустил маску, чтобы в краске ощутить свежий аромат девушки, это опьянило его в тот же миг, как он приблизился к ней достаточно, чтобы съесть целиком. Почему-то вдруг ему стало забавно от того, как Сакура пыталась спрятать дрожь в коленках — как же он понимал ее. Она не видела его лица, но понимала, что он стоит без маски, считай нагой. Его глаза были похожи на звезды, в них она читала только далекий космос и необузданное чувство. Ей до жути хотелось вскрикнуть, когда мужские руки заключили ее в ловушку между ним и стенкой — и снова бросалась эта разница в росте, когда он, сгорбившись, прильнул к ее лицу. В диких глазах все еще читался разум. Он спрашивал ее взглядом Ты уверена? Сакура, отводя глаза в сторону, протягивала ему руку в странном, казалось бы благодарном жесте, намекая мужчине. И он был ей признателен до боли, когда восхищение сменилось укусом. Внезапным, но долгожданным. Осторожно вонзив зубы в тонкую женскую кисть, Какаши благодарно вздохнул — как сложно было остановиться. Девушка изменилась в лице, до сих пор поражаясь, какие невероятно острые у Хатаке зубы. Его тяжелое дыхание заставило девичье тело выгнуться, касаясь грудью его крепкого тела. Мужчина крепко схватил ее мягкую ладошку, сминая пальцы, будто в массаже, и вонзился в подготовленное место. Сакура издала тихий, едва слышный писк, что казалось вызвал у Хатаке новый приступ, так что он прильнул к ней всем весом. В голову ударила жажда, дикость, а невинность девушки только будила в нем худшее, что было заложено природой. — Откажись, — он прозвучал резко, словно рыком умолял ее. — Нет, — Харуно жмурится от нового приступа внезапной боли, он не уговорит ее. Горячие пальцы скользнули сквозь воротник растянутой водолазки, и, нащупав гладкую кожу под ней, Какаши вцепился в красивую девичью шею со скоростью. Не было никаких препятствий — для него точно. Сакура приглушено вздохнула, краски ощущений разыгрались в сознании — Хатаке действительно был диким. После очередного укуса она почувствовала, как сбегает капелька крови вниз по ее ключицам, и это не помешало Какаши разорвать воротник в клочья, чтобы получить желанное, едва упущенное. — Какаши-сенсей… — она корит себя за то, что решила оставить под кофтой лишь нижнее белье, что только раззадорит спятевшего Хатаке — она уверена. Его сильные руки блуждали по ее спине, сминая плечи и шею — она потихоньку начинала сходить с ума, чувствуя прилив тяжести внизу живота. — Что ты делаешь со мной… — его горячий шепот мурашками прошелся по всему ее телу, ей хотелось выгнуться и упасть перед ним, каким же пленительным был его бархатный голос, — Я не оставлю на тебе живого места. Мужчина резко подхватывает Сакуру за бедра — оголившаяся кожа под водолазкой окончательно свела его с ума — отводя ту подальше от стены, и укладывает прямо на кровать, как и часом ранее. Впервые за эти бесконечные мгновения Сакура открывает веки, перед ней все те же дикие красные глаза, мерцающие в темной комнате. Не было и секунды, чтобы Какаши не трогал ее, его руки продолжали блуждать по спине, изучая каждый ее уголок. Рука гладко спустилась ниже, достигнув упругих ягодиц, и сжала те, точно пробуя на вкус. Второй рукой он надавил на грудь девушки, чтобы та легла под него, без какой-либо попытки встать обратно. Его губы прошли путь от ее колена до внутренней части бедра — Сакура вздохнула. Горячая тяжесть становилась невыносимой с каждым новым действием Какаши — он явно знал, что делать, чтобы вывести из себя. Сакура не знала куда деть себя, судорожно выгибаясь спиной к нему, пока окаленые мужские руки не скользнули под кофту, цепляясь за небольшую грудь. Он сжал ее нежно, чуть надавливая, пытаясь пройти пальцами сквозь бюстгальтер. Харуно выгнулась, ощутив сладкие мурашки по коже, и попыталась ухватиться за шею шиноби, но тот остановил ее попытки — крепкая хватка, и ее руки оказались неподвижны. Его губы продолжали встречаться с открытыми ключицами, поцелуй за поцелуем — она сходила с ума. Неописуемые ощущения нахлынули волной, прежде нетронутая никем грудь сейчас полыхала под сильными ладонями Хатаке. Ей хотелось стонать, громко и отчаянно, чтобы мужчина услышал ее мольбы продолжить свое дело. Какаши укусил ее за шею, почти в том месте, где таилась сонная артерия — при желании он мог просто убить ее сейчас. Неизведанное раннее чувство — страсть — били по всему телу, Сакура восторженно охнула, когда Хатаке лицом уткнулся в ее полуобнаженную грудь. Тепло его дыхания и шелк его пепельных волос, казалось, вытворял с ней необратимые вещи. Поцелуями он возвел дорогу от ее ключиц до пупка, и Сакура покрылась мурашками, дрожь прошлась по всему ее возбужденному телу. Почему-то в сердце застыл страх — она боялась отдаться ощущениям. Или же она боялась Какаши. И когда его по истине горячая рука скользнула вниз, достигая самих влажных трусиков, Сакура запаниковала. Внизу было чертовски тяжело, казалось, будто ее низ прикован, и под тяжестью чувства мог прогнуть кровать. Длинные пальцы Хатаке скользили по ее естеству изучающе, не пропуская ни миллиметра ее женственности. Ей стойло бы одернуть его руку. Но она не могла, не хотела. Поглаживающими движениями, Какаши надавливал на нее в разных местах, параллельно наблюдая за реакцией Сакуры. И когда ее лицо исказилось блаженством, он понял, где находится ее точка, и лишь ускорил движение, моментами замедляясь, чтобы девушка прочувствовала все ярко. — Какаши-сен… — ее припухлые губы остановились в слове, а тяжелое дыхание ощущал и он, — С-се-ей… Она дрожала, все ниже живота было таким напряженным, что мужчине показалось, словно та сейчас отключится. Он приблизился к ее уху, изучающе заглядывая в глаза алыми рубинами — Харуно зажмурилась. — Расслабься… — приказывает он так страстно, что Сакура расплывается в его тоне. Пальцами он рисует водоворот, с каждым кругом девушка начинает дышать все чаще — это именно то, чего и жаждет Хатаке. Средний и безымянный пальцы становятся естественно влажными, и он, не намеренный долго ждать, погружает средний палец в Сакуру. И реакция не заставляет себя долго ждать — девушка застыла во вздохе, словно сердце только что перестало биться. В ее тесноте он двигается кругом, слабо расширяя пространство для второго пальца. Какаши облизнулся, внутри она была горячая. Покусывая девушку за шею, он надавливал на ее клитор большим пальцем, заставляя ту выдохнуть весь кислород, что был в ней. Ее неопытность и узость будили в нем зверя, он понял это, когда девушка непонимающе вздрогнула, как только он коснулся ее внизу. Он двигал рукой вверх-вниз, туда-сюда, и сопровождающие его темп звуки только заставляли его ускориться, после чего он медленно вошел вторым пальцем. Сакура промычала в чувстве, ее дыхание сводило с ума также, как и ее горячее гладкое естество. Какаши, казалось, не заботили его действия, и больно упирающийся в брюки стояк вынуждал его приспустить штаны — отголоски разума заставили продолжить игру руками. Он сдерживал себя, и оттого лишь сильнее впился в прекрасные худые ключицы зубами. — А-ах… сенсей… Как превосходно ерзала под ним Сакура, пытающаяся высвободиться из его крепкой хватки, и как прекрасно было осознавать, что у нее ничего не получалось. Ее беспомощность спровоцировала его укусить ее ушко, и, посасывая сладкую мочку, он сказал ей то, что она была не способна разобрать сейчас — когда его талантливые изворотливые руки вытворяли с ней нечто. И пиком всего стало ее горячее извержение, когда девичьи руки напряглись и — кое-как выбравшись из хватки — вцепились с силой в массивную спину Хатаке. Ее сердце замерло на несколько мгновений, на лице застыла непонятная гримаса то ли боли, то ли бескрайнего наслаждения — этот вид вынудил мужчину с рыком вцепиться в ее припухшие губы, языком проникнув во внутрь вместе с танцем. Сладкие стоны Харуно приводили его в бешенство, хотелось съесть эту вишню. И когда уже ее руки начали блуждать по телу Какаши — он не выдержал и взглянул в ее неуверенное райское лицо. Ало вглядываясь в ее разум, он увидел в ней то, что так пьянило его на протяжении месяца — теплота. Он не мог позволить себе испортить эту сладкую невинность — не сейчас, когда разумом владеет учиховское проклятье. Засыпав девушку тысячами лепестками, что вскружили вокруг нее, он неспешно уложил Сакуру поудобнее, и, с болью в груди, покинул спальню. «Ками…»