***
— Это все? — Не думаю, семпай, они очень хорошо скрываются. Мужчина оглядел недлинный список с именами членов Корня. Он уверенно решил, что избавится от этой организации раз и навсегда, шпионы старейшин у него под носом ему ни к чему. Времена меняются, думает Какаши, а идеология Данзо давно мертва вместе с ним, поэтому он решил во что бы то ни стало искоренить подпольных АНБУ, а как… уже было проблемой. Шестой прекрасно понимал, как воспитаны члены Корня, и что просто так их не переманить — Данзо тщательно выдрессировал каждого из них — большинство даже добровольно пойдет на смерть. Хатаке уже прикидывал все минусы и плюсы, АНБУ придется лишится немалой мощи из-за «увольнения» некоторых агентов, однако это даст свет новой эре. В таком случае, понимал он, придется перенаправить большую часть сил во внутреннюю политику, и усилить АНБУ как никогда. — Хорошо, понаблюдай пока за старейшинами. Кажется он давно не наведывался к Орочимару.***
Смердело сыростью и препаратами, тут же захотелось натянуть маску поплотнее, дабы не кривиться от жутких ароматов. Запахи были первым, что он заметил в лаборатории, потом был холод, пробирающий до костей. Хатаке не горел особым желанием идти дальше, однако же ситуация требовала ответов, а холодная пещера приковала свой взгляд к нему. Двое шиноби у охраны спешно поклонились, приветствуя Хокаге, и тот ступал глубже в тоннели. Какаши заметил, что на полу валялись множество змеиных чешуек, а на прибитых стеллажах то и дело красовались всевозможные склянки с неизвестным содержимым. Внимание тут же привлек хорошо освещаемый стол посередине, на котором, как уже догадался Шестой, проводилась работа саннина. В темном углу свернул желтый огонек, и через мгновенье на Хатаке налетел змей. Мужчина быстро увернулся, так что острие скальпеля срезало лишь пару седых волосинок. Саннин оказался где-то сзади, потому как неприятное чувство прошлось по всей спине, а скользкий длинный язык водил свой путь от маски и до век. Какаши скорчился под маской и выхватил скальпель из цепких рук Орочимару. — Отличная реакция, Хокаге-кун, глаза — как родные, — он жадно облизнулся, — Но это мне еще пригодится, поскольку ты помешал работе, — он указал на острый предмет в руках мужчины. — Лаборатория как новая, — Хатаке бегло осмотрел помещение. Конечно змей уже все знал. — Старый пес был великодушен, когда счел, что моя лаборатория еще пригодится Листу. — Отличные условия для проживания, — саркастично хмыкает Шестой. — Отнюдь. Но же, Хатаке-кун, ты не проведать меня пришел, — Орочимару голодно взирает в алые глаза мужчины, что пристально наблюдают за каждым движением саннина, — Так зачем ты здесь? — Меня интересует твое прошлое сотрудничество с Данзо. — Это было больше десяти лет назад, — любопытно вздыхает змей, — Но я отвечу на все твои вопросы, Хокаге-кун, я теперь хороший мальчик. Какаши думается, саннин попросит об услуге взамен, поэтому пришел сюда полный решимости. А еще Хатаке догадывался, что к змею возможно часто захаживает Пятая, вот только основную цель их совместного исследования он еще не выявил — а может попросту и не хотел, вот только работа за его спиной невероятно злила. — Как хорошо ты был знаком с Корнем? — мужчина с подозрением осматривает все помещение, что не скрывается от глаз Орочимару. — Достаточно хорошо, чтобы сдать тебе всех его агентов, — улыбается он, наблюдая за работой шарингана. — Вот так просто? — Какаши продолжает сканировать лабораторию на наличие подозрительных экспериментов. — Взамен хочу лишь немного посмотреть на прекрасное доудзютсу, и возможно помочь. Хатаке прикрыл веки, это было вполне ожидаемо. Имен в списке оказалось куда больше, чем он рассчитывал, из-за чего он с горестью понимал, что придется проредить всю организацию АНБУ и завербовать новых. К его удивлению, Орочимару также раскрыл их тайный арсенал под Конохой, где Данзо собирал запретные техники Листа. Осталось лишь послать на эту работу доверенных лиц, и тогда от Корня ничего не останется. Такой ход прекрасно пошатнет подпольную политику старейшин, и это не могло не радовать Какаши. За подробную бесценную информацию он готов был рискнуть и довериться Орочимару. И поэтому он, по просьбе саннина, тут же активировал мангёкье, чтобы змей осмотрел технику. Замысловатый узор в красном глазу сильно заинтересовал змея, и он, не без восторга, начал выискивать что-то на столе. — Какая вторая способность у глаз? — он покрутил в руках голубую склянку с подозрительной жидкостью, — Влей сюда небольшой заряд райтона. — Пока не выяснил, — отвечает Какаши, смирно сидящий на табуретке. Он пускает ток в указанную колбу, и та приобретает чуть белый оттенок. Саннин, не теряя ни секунды, тут же вонзает острые зубы в ладонь Шестого, из-за чего тот одернул руку. Змей довольно облизывается несчастным крапинкам крови, а с зубов стекает едва заметная желтая жидкость. Какаши тут же подскакивает с места и отшагивает от саннина. — Я не удержался, Хатаке-кун, давно хотел попробовать твоей крови, а теперь, — желтые глаза внимательно рассматривают драгоценную колбу, жидкость которой он переливает в шприц. — Что ты., — не успевает закончить Какаши, как в шею вонзается острая игла, а ее содержимое огнем разливается по всему телу. Жар приливает к глазам, кажется, что те вот-вот лопнут, а голова и вовсе взорвется. Мужчина хватается за край стола, и мутным взглядом пытается зацепиться за силуэт Орочимару, однако тот расплывается в разные стороны. Активировать камуи не выходит, из-за чего в глазах застыла кровь. — Деактивируй шаринган! — внемлет змей, — Развей, как иллюзию. Сквозь эхо его слов Какаши делает то, что ему говорят, и мир внезапно становится куда более цветным. Никаких потоков. Никакого чтения движений. В голове звон тишины. Два чертовых месяца он не мог закрыть шаринган. Хатаке вскакивает и подходит к стеллажу со склянками, там в отражении на него смотрели два четких серых глаза.***
Апатично исследуя выстроенные улочки, он натыкается на горячую чакру лиса, а воодушевленный блондин тут же вешается ему на шею. Неожиданный бросок Узумаки сходу отзывается болью в спине, все же работа в Облаке ему не повредит. — Теме, вышел, отсудился таки. Я же говорил, что Какаши-сенсей все уладит, — Наруто тараторит со скоростью света, кажется ему, а в голове всплывает последний разговор с Хатаке. Бывший сенсей был настроен серьезно, когда сказал, что слежка за Райкаге является необходимостью в связи с новой угрозой. Саске понял, что его основной задачей будет подобраться ближе к столице Облака, и разузнать все про планы Даймё. Какаши не исключил варианта, что феодалы будут пытаться переманить на свою сторону некоторых Каге, поэтому осторожность не помешает. Учиха воспринял это по своему, однако же он не мог допустить, того, чтобы Коноха, и все, ради чего старался его брат пало. Саске не считал себя приверженцем Воли Огня, эта философия пока что была ему недоступна, однако же внутри действительно горело нечто сильное и воодушевляющее, что заставило его вымолить прошлые грехи у Конохагакуре. В окно глядели они оба, однако же пристальный взор остался за ним, наблюдающим, как живо общаются сокомандники. А ведь они искали его все эти годы, он незаметно улыбнулся. — Ты заставил их ждать, Саске, — бархатный голос звучит глубоко, отчужденно, в самую подкорку сознания — да, теперь он понял это. — Весь в сенсея, — саркастично ухмыляется он, бросив очередной взгляд на товарищей. — В какой-то момент, мне казалось, что ты действительно походишь на меня, — прозвучало как-то устало. — Я думал над этим, и над тем, чему ты учил нас, — воронные волосы поддаются легкому порыву ветра и пляшут в разные стороны, — Кажется… я начинаю понимать. — Рад слышать это, Саске, — мужская рука касается левого плеча, отчего то фантомно начало ощущать боль, — Их вера в тебя сильна, и мне жаль, что я не смог дать тебе того же. Думаю, ты прекрасно понимаешь меня. Да, понимает. Больше чем Сакуру и Наруто. — И, Саске, если ты переосмыслил все, я надеюсь ты начнешь жить дальше, — хватка стала крепче, — И оставь Сакуру, это я говорю тебе уже как Хокаге. Строгий каменный лик в маске смотрит будто на него, издалека так, точно свысока, мол, я всегда наблюдаю за тобой. Учиха не замечал за собой такой паранойи. Он перевел свое внимание с каменного Хатаке на Наруто. — Я уеду в Облако на службу, на год, — парень пытается спихнуть с себя блондина, но правый протез того будто намертво схватился за плащ Учихи. — Чего? Целый год пахать на этого старикашку, — его лицо тут же сворачивается в гримасу недоумения, из-за чего он больше походил на лису. — Я заслужил это, — с точенным спокойствием отвечает Саске, — К тому же я бы все равно не остался в деревне. — Теме, бесишь, — Наруто недовольно хмыкает, складывая руки на груди, — Тебя кстати Хината искала. — Хината? — Ну да. Зачем?***
Ветер колышет его отросшую челку, целуя своими порывами бледное лицо. Отчего-то он уверен, что в квартале Хьюга сейчас ее нет, и стремительно проходит мимо, словно тенью. Плащ волнами вьется по зимнему ветру, оставляя за собой незабытый путь до полигона. Он не знает точно, просто идет. И там, среди опавшей серой листвы, такой же серой как и небо, и цвет ее спокойных глаз, томился нежный сиреневый силуэт, запаха печали. Взгляд ее был прикован к улетающим прочь птицам, таким вольным и прекрасным, но он был уверен — его она тоже видит. Саске не спеша приближается к девушке, словно бы сохраняя дистанцию, которую она так бережно выстраивает. Она молчит, и ему кажется, тишину первым нарушать вновь придется ему — как же это непривычно. Саске глядит вслед свободного полета, подальше на юг. И вдруг она подает голос. — Здравствуй. — Здравствуй, — он старается не топтаться на месте, когда ее развивающиеся длинные темные волосы слегка касаются его руки, — Они вернутся весной. — Не все, — все также спокойно говорит она, — Им нравится там, в теплой неизвестности. — Иногда это лучше родных холодных земель, — небо сереет, или так ему кажется, а ее глаза продолжают поблескивать чуть светлым оттенком. — Возможно ты прав. В лаванде ее облика он не мог найти хоть чего-то ему доступного, она была так спокойна, что Саске невольно расслабился рядом с ней. — Но знаешь, — он продолжает смотреть в небо, когда ее бьякуган наконец посмотрел в его лицо, — Иногда лучше не смотреть им вслед, а просто… следовать за ними. Она мечется в сомнениях где-то там внутри — виду не подает, он точно знает. Наконец они встречаются взглядами. — Ты отправляешься в деревню облака, — констатирует она. — Да, и… Вдруг Саске остановился. — Ты предлагаешь… мне? — Коноха как клетка, ты можешь понять, за пределами нет ничего, кроме единения с миром, — на его лице смешались все невиданные ему раньше эмоции. — Саске-кун…***
Гулкий шум оживленных улиц проходится по ушам, он и не думал, что деревня так расцветет после войны, хотя дел осталось еще куча. Он неспешно оглядывает Коноху своими темными, серыми, как пепел глазами, наконец, спустя долгое время, и будто не может налюбоваться. Какаши сладко вздыхает, когда представляет, как взглянет в нежное румяное лицо девушки в самом цвете, без кровавых пятен шарингана. Мужчина старался занять себя абсолютно всем чем можно, дабы мысли не заполняла Сакура и ее на редкость неприятная миссия. В мозгу всплывала Тсунаде с нотациями о том, что своим шиноби, а в частности ученикам, нужно доверять. Жестоко, но правда. Он всматривается в каждый сантиметр родной деревни — даже под унылыми серыми облаками она казалась ярче прежнего. А кратер в центре Листа, казалось давал возможность построить нечто новое, и превратить деревню в настоящую столицу. Для новых поколений это будет лучшим домом, думает он. Закинув руки в карманы теплых штанов, он оглядывает здание роддома — Шикамару сообщил ему, что на днях родила Куренай, и Шестой не мог не придти сюда, вот только из-за вечно активного доудзютсу боялся появляться, теперь же он был решителен. — Хокаге-сама! — оживает девушка на ресепшене, а Какаши нервно почесывает затылок. Девушка лично отправляется провожать его до палаты недавно родившей Сарутоби, и с восторженными глазами удаляется прочь. Хатаке осторожно выглядывает из-за двери и стучится, привлекая тем самым внимание темноволосой женщины — она, только державшая в руках новую жизнь, уставшая и обессиленая, но с глазами полными любви, была прекрасна. Какаши редко давалось запечатлеть подобные моменты, однако всякий раз восхищался, как первый. — Нас навестил Хокаге, — она нежно улыбается комочку в пеленках, — Здравствуй, Какаши, — она рада его видеть. — Здравствуй, — он заходит внутрь, и кажется в воздухе витает нежнейший вкусный аромат, ему думается, что тому виной ребенок, ведь чудесный запах мог исходить только от него. Женщина указывает на место рядом с собой, на койке, и Какаши устраивается поудобнее, дабы рассмотреть крохотное чудо в ее руках. — Это Мирай, — говорит она ласково, так, что даже Какаши хочется улыбнуться. — Асума всегда говорил, что назовет дочку так, — Хатаке вглядывается в маленькое личико, скрытое пеленками. Вздутые маленькие губки приоткрываются, словно в попытке сказать что-то, и Какаши пропускает удар сердца. — Возьми ее, — женщина протягивает драгоценный теплый сверток ему, и он, дрожащими от волнения руками, аккуратно берет Мирай. Красные глазенки как у матери смотрят на него решительно, точно, Асума вновь порицает его. Какаши прижал малышку к себе, такое невероятное и теплое чувство он еще не испытывал. От нее пахло нежностью, чем то сладким и неописуемым, отчего он сделал вдох глубже. Невольно в голове всплывает собственный образ, остепенившийся, и держащий такой же комочек радости и тепла, а рядом нежнейший образ цвета весны. Серые глаза вдруг стали влажными, и впервые за сегодняшний день он не стал отмахиваться от розовых мыслей. — Какаши… — она завороженно смотрит на мужчину, — Защити деревню… пожалуйста. Это то, о чем твердит Воля Огня? Если так, то он полон решимости и сил. Малышка не перестает глазеть на него своими красными опалами. — Обещаю тебе. Черная макушка ложится на сильное плечо, и кажется он чувствует, как на него возлагают надежду и веру — отчего-то вдруг стало так легко, что он готов дышать полной грудью. Он защитит короля.***
Путь до страны Воды неблизкий, наполненный всевозможными политическими играми и встречами — кем-кем, а принцессой Сакура точно не хотела становится, хватало одного лишь статуса ученицы двух Хокаге и героини войны в придачу, чтобы на нее странно глазели все, кому не лень. Им вновь пришлось пересечь границу страны Огня, и там, проходя мимо Конохи, она почувствовала себя… преданной? Как сильно Шестой не доверял ей, раз скрывал такую информацию от нее? Харуно прикрывает глаза от остатков злости, сейчас ей следовало бы сдерживать себя. И все же она едва могла скрыть обиду в душе. Какаши-сенсей всегда был таким, понимает она — всегда укрывал ее от этого мира. — Чувствую себя полной идиоткой… — бурчит она почему-то вслух, на что обращает внимание красивая девушка, выряженная в красочную зеленую юкату. «Подарок» Даймё. — Простите? — интересуется девушка, с глазами цвета травы. — А… ничего, извиняюсь… Харуно пылает румянцем неловкости, ей думается, что Какаши довел ее, и когда она вернется домой, то Шестой получит свою дозу обиды. Она устало вздыхает, не зная, чем занять мысли, ведь неприятное чувство разъедало ее мозг изнутри, оставляя за собой лишь пепел сомнения. Ино была права, когда сказала, что Хатаке церемониться с ней не станет, и что его действия всегда будут главенствующими. Повезло же ей. Вдруг в небе ударила молния — вспышки света отразились на изумрудных глазах тоски. Гроза всегда напоминала ей о Какаши. Она надеется, что шторм утихнет, и доберутся они до страны Воды целыми, словно эта буря — сам Какаши, преграждающий путь к миссии. Сакура думает сошла с ума, ведь грозовые облака каким-то странным образом напоминают ей лик учителя. Бред. Она не находит себя нигде, кроме спальной каюты, где услужливо наводили порядок девушки-подарок. Пускай и обращались с ней действительно по царски здесь, а на истинных принцесс тут походили только ухоженные гейши. Харуно перебирает длинные локоны в руках, раз за разом, чтобы понять, чем в конце концов одарила ее природа. Это казалось странным, хотя Какаши называл ее красивой… она вновь порозовела своим мыслям, и мягко устроилась на подушках. За очередным раскатом грома и яркой голубой вспышкой последовала гробовая тишина. Вот только она была уверена, в душе сейчас громко. В углу послышались тихие шаги, сопровождающиеся скрипом досок. Сердце пропускает удар, а за ним следует и тревога. Она всегда боялась шторма. В тени мерцают красные рубины, глядящие прямо на нее — она осмеливается взглянуть в ответ. — Я не мог иначе, — бархатный голос звучит сквозь шум ветров и волн. — Вы могли быть честны со мной, — она говорит отрешенно, больно. — Я хочу защитить тебя. Ей хочется кричать, надоумить его, напомнить, что и она в состоянии защитить себя. Но голос дрожит. — Вы всегда огораживаете меня, словно я… — Сакура. Он присаживается на колени подле ее кровати, а горячее дыхание приводит в чувство. Сильные руки держат ее лицо, проводя след по красным щекам. Тот мальчик… мертв. Даймё собираются подчинить Каге, или возможно убить их… убить его. Он держал ее в неведении, как глупого ребенка, теша надеждами и сладкими руками. Больно Горячие руки притягивают ее голову к себе, соприкасаясь лбами. Душу готовы разорвать тысячи ёкаев, а сердце точно кошки скребут. Его лоб такой приятный и сильный, точно она под щитом. Мужчина прикрыл глаза, отдаваясь порывам всего, что есть в душе. — Я не хочу терять тебя, — гладкий шепот был самым громким звуком для нее, заглушая непрекращающуюся грозу, — Прости меня… На лбу застыл теплый поцелуй.***
Смазанные удары, череда пропусков и блоков — плохо плохо плохо. Влажный лоб клеит волосы — хочется содрать их до корней. Снова, снова и снова. Чакра концентрируется в глазах, а выступающие на лице вены вот-вот лопнут — она до последнего не хотела делиться с отцом. Взгляд ударной волной поражает Ханаби, и та отлетает на добрые пять метров. Все с дозволения Хокаге, твердила она. От тебя и так не было пользы, громко шептал он. — Сестренка… — юная Хьюга очищает кимоно от песка, сила глаз старшей сестры невероятно выросла, и она смотрит с восхищением. Но что-то не так. На пальцах заискрила слабая молния, а глаза были готовы кричать от боли. Мягкий кулак продолжает наступать, хотя сил почти не осталось — Ханаби легко отбивается, несмотря на потрясение минутой ранее. Радиус ее бьякугана почти тридцать метров, стыдливо отмечает она — и тридцать с половиной у Ханаби, злостно отвечает глава. В какой-то момент они остановились, а отцовский бьякуган до сих пор сканирует ее, как врага. Хината обнимает сестру, с силой, что осталась у нее, и твердит, все в порядке. Вечно недовольный взгляд мужчины становится нечитаемым, однако в нем проблескивает гордость, или ее крупинки. — Ты станешь сильнее. Она слышит последний раз, и ей кажется, лучше бы он сказал ей нечто столь неприятное, что она тут же захочет уйти — сейчас же затаились сомнения. Девушка поправляет выбившуюся темную прядку и смотрит вдаль, не так, чтобы увидеть, что твориться за почти тридцатью километрами, а просто, чтобы увидеть лесной горизонт. Его единственная и холодная рука сжимает ее такую же, чуть нежную со стеснением, но не отпускает. Их проклятую тишину нарушает лишь звук ворот, там, где да ними осталась Коноха. Саске смотрит вперед, а видит только ее. Хината сжимает его руку крепче и оставляет клетку позади.