***
Парень устало окидывает взглядом очередной документ и протягивает подруге, в ее руках бумаги выглядели куда гармоничнее, считает он. — Тут все по списку? — уточняет Нара. — Аппарат ингаляционного наркоза… кислородный концентратор… — Сакура. По-человечески, пожалуйста, я не понимаю. — Да, Шикамару, тут все, — уже более раздраженно отвечает Харуно, на чьем лице застыл восторг — вот уже несколько дней они принимают поставки новых медицинских аппаратов с других стран. Господин Шестой организовал все это еще в первый месяц своего назначения, вот только из-за непростой ситуации в странах и невозможности быстро и безопасно перевести все технологии, доставка сильно задержалась. Однако же Сакура, на пару с Шизуне, старались быстро распределить новое медоборудование по госпиталю. Уже большая часть технологий принесла свою пользу, значительно облегчив работу медикам. Так например, не придется загружать работой высококвалифицированных ирьенинов, чтобы те помогли с операцией низкоранговым новичкам. Для доброй половины операций теперь не требовалось вмешательство чакры, а процедуру мог выполнить и не шиноби, владеющий достаточными знаниями. На все эти нововведения не без интереса смотрели и старейшины, словно бы оценивая действия нового Хокаге, от которого по прежнему не было весточек. Сакура с облегчением вздохнула, когда из рук вылетела последняя стопка документов, подтверждающих доставку — работы в госпитале стало определенно меньше, но уставать от этого она не переставала. Ее, по-прежнему непосильной задачей, оставалось обустроить особняк Хатаке, под душным руководством Нара. — Раз ты такой умный, может сам и обустроишь тут все! Это же твой дом, да? — уже не выдерживала Харуно, невольно зарядившая кулак чакрой. — Подумай головой, кто ставит кровать под окном? Хочешь, чтобы Шестой уже просыпался в недобром здравии? Спасибо, мне его настроения хватает сполна, поэтому, переделай, и, на этот раз, без розового цвета, — Шикамару тоже закипал, однако уже вовсе не реагировал на открытые угрозы куноичи и вновь прошелся по пустой комнате нового дома. Снаружи все было готово, над садом и задним двором девушка постаралась как нельзя прекрасно, вот только внутренняя отделка дома ей, пока что, не давалась также. Тяжелые раздвижные двери по ее дизайну были перекрыты книжными полками, и зачем так много? Они совместно обустроили хотя бы коридор, где не было ничего лишнего, а традиционные стены дома прекрасно сочетали в себе и современные элементы. Сакура настаивала над отдельной библиотекой, что прекрасно мог понять и Нара, но почему-то противился. Они долго копошились над домом отсутствующего Хокаге, которому на все это, как дружно посчитали они — плевать. Самой морально непосильной задачей было обустроить детскую комнату, поэтому Харуно отложила это дело на потом. В немом ожидании Какаши появилась и своя горечь — раньше разлуки не были столь мучительны, ведь порой Хатаке задерживался месяцами. Сакура старалась отвлечь свои настырные мысли о Шестом за очередным занятием в больнице или в доме, вот только, как некстати, все это напрямую было связано с Какаши. Она пыталась злиться, пыталась мысленно обижаться, в самом деле пыталась, но как она могла? Когда все, что она умела с ним, это любить? Их встречи остались во сне, где она вновь и вновь вспоминала, чем же он прекрасен. А Какаши был прекрасен, как облачный день, как лесная тропа и холодная гроза — весной это самое частое явление, и в каждом раскате грома она слышит его голос, уверяет себя. Сакура оставляет печальный взгляд застывать в окне, за которым вновь возникли апрельские тучи. — Я буду ждать тебя…***
Мы вновь встретимся где-то в апреле, в аромате весенних цветов Но а пока за окном метели, оставайся среди моих снов.
Весна наступила везде, кроме Кумо, словно огибая как преграду. Близ ворот Облака уже виднелась резиденция Райкаге, а где-то в сердце застыл образ родной деревни. О прибытии двух Хокаге Эйю доложили сразу же, не заставили шиноби ждать. Райкаге радостно приветствовал Хатаке и Сенджу, так что вызвал подозрения у последних. Мужчина распустил АНБУ и внимательно пригляделся в окно кабинета, за окном снова тучи. — Ваш Учиха очнулся, — начинает он. Ведь состояние Саске напрямую влияет на его положение. Все это время Райкаге был сам не свой, точно на иголках — давление шло как от Даймё, так и от Листа, пускай и пассивное. Хатаке уже обговорил с ним заранее, что придется сделать в случае, если Саске умрет. Тогда бы им пришлось разыграть громкую сцену, чтобы отвлечь внимание Даймё и начать действовать скрытно, жаль только, никто к этому особо готов не был. Из-за внезапной ситуации с Учихой, Эй судорожно и без раздумий подписал проект Шестого насчет поезда, пускай и не успел толком обдумать тот. — Как давно? — Сегодня ночью, вы пришли вовремя, даже весточка не успела долететь до Конохи, — довольно отвечает мужчина, пряча взгляд за тучным небом. — Предложения от феодалов больше не поступали? — вдруг рассуждает вслух Какаши. — Пока что нет, а вам? — Глухо, — серьезно говорит Хатаке, похоже, всем Каге уже так или иначе предлагали своеобразный мир, всем, кроме Хокаге, — Йондайме-сама, вы не против, если я пока побеседую с вашими учеными, пока Пятая-сама осматривает Саске? — Дело ваше, Рокудайме. Когда они с Тсунаде покинули пределы резиденции, Какаши подозрительно уставился на женщину. — Что? — Как думаешь, сколько на нас нападут, пока мы будем переводить Саске до Конохи? — Сенджу сомкнула губы, пробуя застывшую помаду на вкус, — Нам следует подготовиться, и по состоянию Учихи придется задержаться на несколько дней. — Нам необязательно переводить его сейчас, — загадочно протянул он. — Без глаза он будет сильно ослаблен, — парирует она. — Значит можем пересадить его хоть сегодня, — Хатаке протяжно произносит он, занося руку в карманы жилета, откуда достает крохотный сверток. — Что это? — женщина пытается разглядеть в маленьком свитке хоть что-то понятное. — Мой глаз. Хатаке распечатывает свиток и сквозь дымку показалась колба с красным горящим глазом, будто бы смотрящим всем в души. — Ты совсем уже свихнулся?! — карие глаза метают молнии, так что Какаши хочется увернуться, — А если бы его украли? Зачем ты носил его с собой?! — Ну я рассмотрел возможные варианты, даже тот, что Саске может очнуться во время нашего путешествия, — Сенджу с силой отбирает колбу с шаринганом, попутно сжимая до хруста пальцы мужчины, — На свитке, куда я запечатал его, стоит печатать, так что, попади глаз не в те руки — он взорвется. — Бака! — женщина сильнее сжимает сосуд, так что вот-вот лопнет, — Идиот! Нельзя терять такой сильный глаз! — Какая разница, — беспечно говорит Какаши, облокачиваясь о стены здания больницы, — К тому же, вы с Орочимару все равно что-то разрабатываете, или я не прав? — в сером глазу блеснула красная искра, а в риннегане мелькнул огонь. — Ты, неблагодарный говнюк! — Сенджу с трудом хватает сил поумерить собственный пыл и не разрушить здание в чужой деревне, — Так ты реагируешь на спасение? — Я не просил меня спасать. — Ты не просил приставлять к тебе Сакуру, и что мы видим? — она наблюдает за реакцией мужчины, что сменяет тяжелый взгляд на уставший. Тсунаде искренне хочет разбить колбу с шаринганом, но отнекивается от этой мысли, продолжая свою тираду, — Ты не просил становиться Хокаге, и теперь деревня процветает. Так что заткнись, Хатаке. В стенах госпиталя оказалось куда легче дышать, нежели на свежем воздухе, где только прошла не самая приятная беседа. Сенджу грозно ступала по коридорам, пока Хатаке тенью следовал за ней — маячить у нее перед глазами сейчас не хотелось совсем. В палате их встречает ошарашенная Хьюга и бледный Саске. Пятая не медля больше ни секунды, присаживается возле Учихи и принимается осматривать того. Хината понимает, что сейчас он очень раздражен, ведь очередной осмотр только усугублял и без того слабое состояние. Какаши молча входит в палату и искренне радуется видеть ученика в сознании — теперь не придется слушать собственные мысли о разрушении, навеянные риннеганом. — Потоки чакры еще не совсем восстановились, — осторожно произносит она, сканируя все участки тела, — Придется подождать день или два, чтобы риннеган не рассыпался в его глазнице. А ты, Какаши, постарайся не истратить всю чакру за день. Пятая предварительно влила в Учиху немного чакры, чтобы восстановить ослабшие каналы и дать им возможность наполниться самим, а потом утащила за собой Хатаке.***
Она не отходила от его койки ни на минуту. Все ждала, когда потребуется ее помощь, трепетно перебирала подушки и поправляла одеяла — Саске впервые почувствовал себя комфортно, достаточно, чтобы у него вновь развязался язык. — Спасибо, — тихо говорит он, а девушка прячет взгляд за пышными ресницами. Он осторожно перехватил нежную ручку, когда она вновь попыталась поправить взбитую подушку и быстро потянул на себя. От неожиданности девушка подкосилась и упала прямо на его грудь, а на лице выскочил румянец. Саске обогнул ее тонкую талию правой рукой, фантомно все еще продолжая кольцо рук из левой. Как никогда прежде, ему хотелось, чтобы вторая рука была на месте, и не дала девушке ускользнуть из объятий. Она не двигалась. Будто бы и не дышала даже, лишь изредка издавая слабый писк. Девичья рука слабо коснулась бледного лица, огибала узкий подбородок и челюсти. Саске думал, это значит оказаться в руках тишины и спокойствия, одним лишь касанием она словно бы усыпляла его. — Звезды вновь сошли на небо, Саске-кун. Парень вторит ее движениям и гладит линию припухших губ, наслаждаясь нежной кожей на ее лице. Саске чувствует, как в сердце затрещали тысячи птиц, когда Хината обмякает в его руке. — Я рад, что у меня есть хотя бы один глаз, чтобы видеть тебя. Она заправляет его длинную темную челку за ухо и осторожно наклоняется чуть ближе, пока ее теплые губы не касаются его, чуть прохладных. Саске накрывает с волной и он понимает, что остановиться уже не сможет, а силы и чакра в нем словно бы пылали.***
— Веко болит? — внимательно заглядывает в душу Тсунаде. — Немного, — отвечает Шестой. — Какаши, — угрожающе давит она. — Достаточно. Она усаживает его поудобнее на кушетку рядом, пускает в висок немного зеленой чакры и следит за фиолетовым глазом — реакция пошла, к тому же перед пересадкой стоит перестраховаться. Манипуляции с глазами — не самые редкие в Конохе, поэтому она виртуозно просовывает три пальца за веко и покрепче хватается за глазное яблоко. У Тсунаде ногти острее, а оттого процедура становится сравни пытке и Какаши невольно вздрагивает от боли. Ощущение пустоты накатывает на него внезапно, однако ему до сих пор видится вырванным глазом, как думает он. Первым делом она конечно же возвращает риннеган своему владельцу, а Хатаке почему-то хочется пощупать пустую глазницу и осознать отсутствие глаза — хотелось расковырять там все пальцами. Мужчина в бреду хватается за острую ручку на краю тумбы, что стояла рядом, и медленно целится в левое веко. Он чувствует, словно бы там прорастают цветы вишни, разламывая насквозь его череп и кости. Какаши подносит руку все ближе, пока его вдруг не останавливает женщина, все той же острой болючей хваткой. Сенджу стукает его по затылку и отбирает ручку, а потом достает из колбы жуткий глаз, до сих пор смотрящий в душу. На этот раз Какаши не дергался, но чтобы неприятное чувство внутри вновь не окатило его, женщина пустила в висок новую порцию чакры. Мужчина заерзал родным глазом и следил за каждым ее движением, а потом Сенджу просто пустила целебный разряд. Она ввела его в легкий транс, чтобы боль от пересадки риннегана не стала адской агонией, но даже в бреду Какаши сразу же тянулся причинить себе вред. Словно бы на инстинктивном уровне. — Ну-ка, проморгайся, — она внимательно наблюдает за тем, как двигается левый шаринган, повторяющий движения правого серого глаза, — Деактивируй. — Не могу. Какаши напрягся и повторил все то, что он делал с Орочимару, как в первый раз. Тщетно. — Что? Тсунаде тревожно заерзала и принялась стучать по лбу седовласового мужчины, набирая темп с каждой секундой. Точно пыталась выбить из него всю дурь. — Глаз я хорошо соединила… Хм… Какаши, ты придурок! Хатаке вопросительно уставился на нее разными глазами. — Ты слишком круто запечатал свой активированный глаз, и он, похоже, принял не исходную форму, отчего грубя говоря не может синхронизироваться с твоим правым, — Сенджу раскрыла пальцами веко, чтобы получше рассмотреть злосчастный и самый проблемный глаз, — И возможно из-за транса нервы немного разошлись, ничего страшного. Может, через время это пройдет, я надеюсь. Она вернула свое внимание Учихе. А Какаши обреченно вздохнул, вглядываясь в карманное зеркальце — как в старые добрые времена, один глаз был графитово серым, а второй кроваво красным. На удивление, он не чувствовал ежесекундное сжигание чакры, как это было раньше с открытым глазом. Сейчас же было немного иначе, мир наполовину вновь окрасился в красный свет — хотя бы не было нужды прикрывать его. С протяжным вздохом он встал с кушетки и осмотрел Саске, кажется, теперь все на своих местах. — Райкаге отрекся от приговора, — начал он, — Вам больше нет нужды отрабатывать здесь год. Парень чувственно переглянулся с Хинатой. — Спасибо, сенсей, — Учиха вбирает в себя все имеющиеся силы, чтобы взглянуть в ответ на Шестого, — Но мы останемся здесь, и честно закончим миссию. Что-то кольнуло в сознании, но Хатаке не придал этому особого внимания. — Ваша воля, а мы вернемся, — Какаши галантно пропустил вперед Сенджу и вышел за ней следом. Шестой считал, что все сложилось более чем отлично: глаз на месте, договоры подписаны, контакты налажены и вскоре они вернутся домой. С нескрываемой радостью он отдалился от Сенджу, сказав, что ему нужно прогуляться по магазинам. С шахтами в стране Молнии все было хорошо, поэтому добыча ресурсов была чуть ли не на первом месте здесь — уголь, прочные металлы, которые вскоре пойдут на пользу новым разработкам, и конечно же дорогие алмазы. В седой голове сложился четкий образ розового кварца, и он отправился исследовать наличие товаров в Кумо. Тсунаде была права. В нем много сомнений, и сейчас возможно даже трусости, поэтому закупиться в чужой деревне — отличная идея. В Конохе сплетни распустились бы, как только Хокаге переступил порог ювелирного, а слухи раньше времени ему не нужны. Витрина сияла так, что отражение света ослепляло его полностью, пришлось даже прикрыть глаза рукой. Богатое разнообразие мельтешило перед глазами, превратилось в одно сплошное пятно, и голова начала закипать. Хатаке рассчитывал расправиться с этим быстрее. Ювелир давал определение каждому камню, на который падал взгляд Шестого, отчего становилось уже некомфортно. Вдруг серый взгляд уловил тот самый розовый кварц, что сиял в воображении, обрамленный серебром. — Какой размер вас интересует, Господин? Хатаке слегка опешил — здесь он и прогадал. В мозгу плыли разные цифры, складывающиеся между собой, чисто математически он пытался прикинуть хотя бы приблизительный размер. — Пятнадцатый, — вдруг послышались острые звуки каблуков сзади. — Преследовать не хорошо, Пятая-сама, — тяжело отвечает он, но с достоинством принимает свое поражение. — Я себе брюлики хотела присмотреть, особенно вон те бусы из барочного жемчуга, — взывает она ювелиру, и тот послушно протягивает тяжелое украшение, — Красота, не правда ли? — Тебе идет, — мужчина бегло оглядывает то, как Сенджу примеряет бусы, что так отлично смотрелись на фоне ее золотистых волос. — Отлично, покупай, — она довольно возвращает жемчуг ювелиру, после чего он тут же упаковывает все драгоценности, — Считай это моим благословением. Хатаке не прогадал, когда взял с собой запечатанные с деньгами свитки и расплатился за все миллионом йен. Руки слегка подрагивали, а женщина довольно оглядывала его конвульсии. — Первым делом к чете Харуно? — дразнила она. — Верно…***
Что он делал? Был ли он в своем уме? Совершенно точно нет, в этом он уже определенно и осознанно уверен. В дыхании застыли тысячи стихий, а легкие обдало жарким пламенем, хотя он помнил, что дыхание его было ледяным. Невыносимо. Невыносимо жарко и также невыносимо холодно — Тсунаде сказала, что здоров он как бык. И это тоже было невыносимо.но рядом ты, и мир становится не таким уж и невыносимым.
В страхе заходить в дом, и смело смотреть им в глаза, моля согласиться на то, о чем он мечтал. Колени дрожали, но не подкосили гордый вид Хокаге, а потому и сомнений в его уверенности ни у кого не возникло. Не считая, конечно же, его самого. Они приняли его с улыбкой, ну естественно, настолько великодушно, что он едва ли покинул их дом. С глаза не сходил протектор, а веко под ним зудело, хотелось расчесать до крови, но в то же время просто раскрыть глаз. Нельзя, говорит себе он, у нее будет много вопросов, и они отвлекут его от самого главного. Ватные ноги меж тем привели его в цветочную лавку, и уже на входе на него обрушились нежнейшие ароматы. — Господи-ин Шестой, — игриво мурлычет Ино за прилавком. Хатаке набирает больше воздуха в легкие и чешет седую макушку. В Конохе уже вовсю цвела весна, а значит и в ассортименте у Яманака будут прекрасные цветы, понимает он. — Давайте я вам что-нибудь с дельфиниумом соберу, а то она давно хотела, — все также приветливо продолжает она, и он соглашается. Солнце уже садилось, а ему казалось, что день только начался, и впереди предстоит много трудностей. Однако же вместе с этим на душе была неописуемая эйфория, приток которой будил в нем жизнь. Какаши в очередной раз задумался, не болен ли он? Быть может, все это последствия неудачной пересадки глаз, или он попросту застудился в стране Молнии. За его неспешным шагом наблюдали каменные глаза, чьи лики побуждали идти дальше, пускай он и видел в двух из них осуждение. Собственное же лицо вдруг показалось чересчур холодным и серьезным, он и вправду так выглядел? А что с волосами? Топорщились в разные стороны, неужели нельзя поменять лик? Мужчина вертел в руке бархатную коробочку, в сотый раз спрашивая себя — все хорошо? Какаши нежился в объятиях опавших листьев сакуры, пока в лицо задувал легкий ветерок, затаил дыхание и продолжил бесконечно долгий и короткий маршрут. Наступил апрель, а они еще не виделись, он не застал ее праздничного настроения, порозовевших щек и алых губ — все это осталось в марте, когда в сердце была лишь мечта, а не нынешняя цель. Наступил апрель, и он делает смелый шаг вперед, когда наконец видит розовую макушку у дерева. На ней лимонное платьице, одетое поверх легкой рубашки, на длинных волосах остались опавшие лепестки — а в глазах все прежде детская радость. Она настигает его также быстро, как и он успевает понять, что наконец-то дома. Какаши понимает, что сюрприз не удался, когда она целенаправленно утыкается в его грудь. Сакура пахла все также ягодно и цветочно, вот только сейчас почему-то в разы прекраснее. В яблочных глазах он видит отражение заката, листьев, скал, всей деревни, и понимает — утопает. Мужчина торопливо стягивает с себя маску свободной рукой, завлекая девушку в страстный поцелуй. Она нетерпелива ровно в той же степени, что и он, понимает Какаши, когда Харуно проводит язык по его нижней губе. Про подобные воссоединения он читал в книгах, но не думал, что в жизни все также красочно и прекрасно. Девушка нехотя отрывается от поцелуя, поправляя ободок на голове, а он робко вручает ей букет цветов. В голубых небесных лепестках она видит чистый ручей, а в расслабленном лице мужчины любовь. — Мне помнится, ты была младше, когда я уходил, — неловко бросает он, отчего Сакура ярко смеется. — Могла и состариться, — парирует она, вдыхая нежнейший аромат цветов, о которых грезила уже давно. — Я опять опоздал, — он видит в ее глазах понимание, — Как тебе твой подарок? — Экономика Конохи могла пошатнуться, но мне понравилось, — довольно улыбается она, когда видит в мужской руке небольшую коробочку, — Подарки продолжаются? — Это было бы очень банально, — вертит головой он в сторону коробочки, — На самом деле подарок в том, что я хотел сделать тебя главой госпиталя. Сердце Харуно трепетно замирает, и отмирает обратно, когда в голову приходят мысли. — Я посоветовался с Тсунаде-сама, так что… — А у меня опыта мало! — вдруг отнекивается она, хотя на душе радость и восторг. — Ну, Вишенка, никто не говорит тебе становится главой завтра — у тебя будет время подготовиться, — он опять чешет макушку и чувствует выступающий на лбу пот, — Сакура… Его серьезный бархатный голос оставляет позади Харуно целый мир, заставляя внимать только ему. Мужчина неспешно поправляет темные брюки и присаживается на колено, прямо на зеленую цветущую траву, где уже виднелись отпечатки тепла. Время застыло, а Сакура перестала ощущать собственное сердце. — Выходи за меня, когда расцветут гортензии. В отражении ее глаз заблестел розовый кварц, такой же розовый, как и ее нежные губы, обрамленный нежными узорами серебра. Ее легкую руку он хватает почти мертвой тяжелой хваткой, скорее от испуга, думает он, и легким движением окунает пальчик в кольцо пятнадцатого размера. В легких Харуно залепетали лепестки и ураган, на губах застыли слова, а в глазах прекрасное украшение. — Я согласна… Непривычно было наблюдать за седой макушкой сверху вниз, а не наоборот, она видит отсюда, как он мнется, но во взгляде застыла серьезность. Хатаке привстает, и попадается в ловушку цепких рук девушки. Позади нее он видит сомнения, а впереди свое будущее. Сакура с трудом отрывается от мужчины и смотрит в красивое лицо, разогретое таким же румянцем, как и у нее. — Тогда мне точно нужен экзамен! Непозволительно невесте Рокудайме ходить в чунинах, — Харуно ловко выхватывает мужскую руку и поддается ее ласке. — Будет тебе джонин, — мягко произносит он.и я наконец нашел себе место в этом мире, оно здесь, с тобой.