love that you got daddy issues, and i do too
i tried to write your name in the rain
but the rain never came.
***
— Ты уверен в этом? —Лука хмурится, но все же послушно следует за возлюбленным. — Почему ты так боишься моего отца? — парень останавливается ступенькой выше и ухмыляется. Лука только головой качает и дёргает подбородком в сторону - пойдём уже мол. Они двигаются вглубь по тускло освещенному узкому коридору, стены которого увешаны громадными веерами и длинными гравюрами, изображающими журавлей, женщин в ярких кимоно и горы. Весь этот восточный дух совсем не вязался в голове у Луки с чисто американским Итаном, щеголяющим в драных джинсах и обожающим подпевать в душе группе «kiss». Наконец они доходят до самого конца, упираясь в закрытую дверь. Итан встаёт на носочки и ловко выуживает из пасти карнавального дракона, украшающего балку над косяком, простой латунный ключ. Утробно щелкает проржавевший замок и Итан сгибается в театрально-насмешливом поклоне. — Прошу. Лука закатывает глаза, но все же заходит в комнату. Внутри царит плотный полумрак, но даже так он прекрасно видит, что массивная дорогая мебель покрыта коркой каких-то сальных пятен, старое высокое зеркало, встроенное в пустой книжный шкаф потускнело и лопнуло прямо по середине, а оставшиеся кое-какие бумаги и блокноты, тронутые сыростью и временем, валялись бесформенной грудой в углу. Это место явно не жилое и никто его не то, чтобы не посещает, но даже не наведёт здесь порядок. — Так... Что нам здесь нужно? — оборачивается к парню Кастеллан. — Да ничего особенного, пустяки, одна вещица. — невнятно отмахивается Итан, присаживается на колени возле чугунного пустого камина и принимается осторожно ворошить в нем золу. По началу Лука следит за его странными действиями, но внезапно краем глаза замечает на стене тёмного кабинета картину Альфреда Ретеля "Немезида", являющуюся едва ли не единственным украшением в этом отстраненном и, как кажется, намеренно забытом месте. Томный и строгий взгляд богини, равнодушно взирающей на него с полотна, обдаёт парня неприятным холодом и его вдруг охватывает стойкое ощущение, что эта комната никогда не использовалась отцом Итана. Догадки только усиливаются, когда он медленно, боясь сделать неверный шаг, подходит к покрытому толстым слоем пыли столу из тяжёлого красного дерева. На нем, присыпанные таким же серым прахом, стоят декоративные серебряные весы на одной из чаш которых лежит тупой кинжал, а через другую перекинута серая тряпка. Итан за его спиной переминается с ноги на ногу и как-то странно вздыхает. Неожиданно мысль в голове парня становится ясной и прозрачной, как январский лёд на озере: это место некогда принадлежало матери Итана. Лука оборачивается, чтобы спросить, но в этот момент Накамура с силой тянет его за ворот футболки и заставляет сесть на стол. — Что ты черт возьми делаешь? — от неожиданности Лука охает, но не отталкивает парня, только непонимающе смотрит в затуманенный глаз Итана. —А не видно? Я хочу тебя. Впрочем уже без особого рвения, Итан продолжает медленно вести ладонями по бедрам Кастеллана, едва надавливая у паха и играюче задевая ширинку брюк. Иногда, умело управляясь тонкими пальцами, он сжимает плоть через ткань, ласкает едва касаясь. Тусклый прерывистый свет едва выхватывает из темноты то синеватую бледность щёк, то тёмные растрепанные волосы, то пульсирующее движение кадыка под прозрачной кожей. По непонятным причинам это заводит, куда сильнее, чем прежде и Лука не выдерживает: хватает его за острый подбородок и хищно прикладывается к распухшим покрасневшим губам. Целует долго и медленно, наслаждаясь вкусом мятной жвачки и сигарет (с утра Итан курил на террасе, по обыкновению дёшево перебив запах резинкой). У Накамуры, видимо затекают руки, поэтому он, не спеша, прерываться неловко опирается локтями о колени любимого и тянет его за затылок ближе к себе. — Можно... Я кое что спрошу?— в перерывах между влажными поцелуями и горячим возбуждением, Лука старается поймать нить разговора. — Зачем... Зачем ты привёл меня сюда? Итан все моментально понимает и отстраняется. Кастеллан старается поймать его, но парень резко отворачивается. Он мнется, словно вот-вот что-то из глубины должно схватить его и утащить на дно. Взгляд его с жадностью впивается в картину, и только потому, что лицо его становится каким-то усталым, ошеломленным и сильно побледневшим, можно догадаться, что Лука задел что-то из детства и очень больное. — Я не хочу говорить об этом. — наконец раздражённо выдавливает Итан и долго закашливается. От внезапно переменившейся погоды у мальчишки начало слабеть здоровье и он все чаще неприятно и сухо кашлял, бледнея до кончиков ушей при каждом прерывистом выдохе. Луке ничего не остаётся как подойти к нему вплотную и осторожно приобнять, давая понять, что все в порядке и не обязательно говорить, если не можешь. Ведь и сам Лука много о чем недоговаривает. Ему бы не знать о том, что такое молчание навзрыд, ранящее словно выстрел в грудь, без слов, потому что нельзя. В объятиях любимого Итан быстро успокаивается. Лука крепче прижимает его к себе, улыбается и нежно целует в горячий лоб. Где-то внизу хлопает входная дверь, из гостиной слышен шорох верхней одежды, чужое натужное дыхание и скрип половиц. Оба парня как ошпаренные отскакивают друг от друга и с минуту в ужасе переглядываются, а после Итан, неотрывно следя за чем-то, с расстановкой объясняет: — Кажется, тебе придётся познакомиться с моим отцом раньше, чем я планировал. — Нет, нет.. Я... Я не знаю что...Я не готов, Итан... — умоляюще лепечет Лука, пока Накамура безжалостно тащит его обратно к выходу. — Пойдём, нужно ещё успеть закрыть кабинет. Шаги на лестнице становятся все отчетливее и ближе с каждой секундой. — Здравствуй, пап! — беспечно улыбается Итан. Ему приходится придерживать ошарашеного Луку за рукав, чтобы тот ненароком не свалился прямо под ноги неожиданно вернувшегося родителя. Отец Итана оказывается красивым мужчиной средних лет с азиатскими чертами лица и гладкими чёрными волосами, собранными на затылке в идеальный хвост. Стоя перед ним, Лука по шею заливается краской, словно нашкодивший первоклассник. Тёплое дыхание Итана где-то в районе уха заставляет Кастеллана не к месту вспомнить события прошлой ночи и смутится ещё сильней. Чтобы хоть как-то скрыть неловкость Лука прикрывает пылающую щеку ладонью и отступает на полшага, сосредоточенно, до белых кругов перед глазами, разглядывая стену. — Папа, это мой... — мистер Накамура жестом заставляет Итана замолчать. Он неспешно, по-хозяйски проходит через арку, ведущую на кухню, грузно опускается на стул подле тяжеловесного обеденного стола из тёмного тиса и указывает лёгким движением головы на места напротив. С минуту они изучающе наблюдают друг за другом. Лука нервно сглатывает и думает, что это совсем не напоминает "Знакомство с родителями", а скорее, "Техасскую резню с бензопилой"*. Из глубины особняка отрывисто тикают старые часы, ещё в свое время ставшие настоящим произведением зодчего искусства. — Ну и как это понимать, молодые люди? — вкрадчиво начинает он и в глубине его тёмных узких глаз нотки безразличия. Итан открывает рот для незамедлительного, быстрого и чёткого ответа, коему его учили с раннего детства, но Лука ласково останавливает его. Он должен сам все сказать. Кастеллан отквшливается и начинает заранее мысленно отрепетированную и проверенную речь: — Мистер Накамура, я понимаю, что это может быть для вас несколько неожиданно, но мы с вашим сыном вместе уже довольно долгое время и, уверяю вас, мои чувства к нему серьёзны и... Мистер Накамура сцепляет пальцы у переносицы, прикрывает глаза и сухо прерывает: — Молодой человек, о каких серьёзных намерениях в отношении моего сына может идти речь, если вы даже университет выбрать не можете? —Лука собирается было возразить, но японец таким же бесцветным тоном продолжает: — Впрочем, меня не волнует с кем ошивается мой сын, пока он хотя бы иногда соизволит — на этом моменте мужчина делает особый акцент, картинно выгибая бровь, — посещать учебное заведение за которое мы платим. Итан недовольно фыркает и кривится так, что его красивое резкое лицо превращается в гротескную отвратительную маску.» Наша школа является лучшей в городе: у нас учатся только идеальные дети из совершенных семей «
Лука ободряюще сжимает его руку под столом. Как бы глупо не звучит сейчас, но они обязательно справятся. И это даёт обоим надежду на то, что однажды будет по-другому. Итан доверчиво переплетает их пальцы, поглаживая указательным сбитые костяшки кистей.***
Небо становилось все темнее с каждым днем. дожди прекратились, на смену им пришли сильные утренние заморозки с мелким градом и частыми туманами, чувствовалось приближение декабря. Амира поплотнее обхватывает пальцами горячий стаканчик с тыквенным латте и осторожно обходит ртутные лужи, залившие наискось холодный тротуар. На секунду девушка отвлекается и теряет равновесие: каблук предательски скользит по маслянистой грязи. не обращая внимания на испачканный мысок чёрного лакового ботинка, она сосредоточенно всматривается в силуэт пары, только что вышедшей из кафе напротив. Вот он наклоняется и что-то негромко говорит девушке, та улыбается и быстро кивает. Парень склоняется ниже, стараясь поцеловать девушку, но та ловко уходит от его попыток и, уже перейдя через узкую дорогу на другую сторону, машет ему оттуда рукой. Наконец Амире удаётся её разглядеть. — Ты была с Дароном? — Да, а что? — равнодушно и слегка грубовато спрашивает Крис. — Ничего. — её терзает неприятное опасение, навеянное, скорее интуицией, чем фактами. —Просто мы с ним идём на выпускной бал и поэтому я... — Ах да, насчёт этого.. Прости, он, кажется, уже поменял решение. Мы идём туда вдвоём. — прерывая, выдаёт Крис с едва заметным превосходством в голосе. Амира расстерянно моргает, смотря на бывшую подругу поверх запотевших круглых стёкол очков. Эта информация работает безукоризненно точно, словно спичка, брошенная в карточный домик. Амира не знает что делать, когда рушатся планы. — Но как же... Как же так? Мы же... Уже договорились и тогда ведь получается, что... —Девушку накрывает волной тяжёлая и липкая, словно грязь на улице, паника. Ветер грубо откидывает с её лица волосы и заставляет Ами чуть ли не задохнуться от досады и избытка кислорода. Крис нервно прикусывает нижнюю губу, складывает руки на животе и отвечает просто, но жёстко: — Дарон решил, что с тобой будет скучно: ты ведь организуешь вечер, а значит постоянно будешь занята и не потанцуешь с ним. Прости. Девушка резко разворачивается и быстрым шагом уходит прочь, оставляя недоумевающую и расстроенную Амиру в одиночестве посреди пустынной широкой улицы. Трясущимися пальцами Ами достаёт из кармана пачку сигарет, медленно и долго закуривая последнюю. Над головой ударяет первый оглушительный раскат грома; белая черта насквозь пробивает свинцовые облака. Обессилев, девушка оседает на ступени около закрытой сувенирной лавки, и больно впивается обеими руками в кожу головы. Горло скручивает сильный пульсирующий спазм, но глаза её остаются пустынно-сухими, только слегка краснеют в уголках. Она ведь всегда идеал и пример для всех, но стоит лишь присмотреться и нетрудно заметить, что под нижними веками у неё застыли тени бессонных ночей, белок в глазу так и вовсе потемнел - лопнул недавно капилляр; прелестные дымчатые губы местами потрескались и теперь покрыты мелкими засохшими ранами. И только один человек достаточно внимателен, чтобы заметить. Амира делает одну глубокую тягу и выкидывает окурок прямо на промокший тротуар. Ветер с яростью ударяет в банер с рекламой прямо над её головой. К вечеру обещает быть буря.