Пестрые паруса

      Он пришел, как только смог освободиться. Солнце уже перевалило за половину своего пути, и раскинулось, ленивое, откатившись к западу, в чистой небесной колыбели. Старый маяк поскрипывал, будто рассказывал что-то свое. Хин точно знал: маяк говорит не с ним. Ему не дано понять эти истории.       Ассоль стояла у парапета — обычно он видел ее только издали, снизу. Вот так — открыто, по приглашению — он пришел сюда впервые.       — Много работы? — В ее голосе не читалось ни малейшей заинтересованности, и он усмехнулся: показная вежливость явно ей не шла.       — Как обычно. Тебе не будет интересно. Расскажи лучше, что сегодня нового в море.       Она покосилась на него с подозрением.       — Издеваешься?       — Да боже упаси, с чего ты взяла? Правда хочу знать, что ты там видишь.       Ассоль пожала плечами.       — Море, что же еще.       — Вряд ли ты каждый день смотришь на море, не замечая никаких изменений.       — Ну… Сегодня оно доброе. Чистое, почти голубое. Хотя оно прекрасно любым. Грозовое море завораживает величием, ночное спокойное — окутывает бескрайней многоголосой феерией. А такое, как сегодня кажется ласковым, уютным. Безопасным. — Она повернулась к нему. — А ты?       — Что — я?       — Каким видишь море ты?       — Тебе покажется скучным.       Она вдруг топнула ногой.       — Опять? То мне скучно, это неинтересно, а это непонятно. Ладно ты меня за сумасшедшую держишь, но не за умственно отсталую же!       Хин растерялся.       — Да нет же, я совсем не думал тебя обидеть, и уж точно не считаю умственно отсталой. Просто правда не думаю, что ты оценишь.       — А ты попробуй ответить по-человечески, и проверим, — буркнула Ассоль, отворачиваясь.       — Ладно, но ты сама виновата. — Он указал на запад. — Я вижу, что западный путь сегодня пуст, значит, капитан Джентри задерживается, и свой кофе я получу с опозданием. А вот с северо-востока идет корабль, и, судя по парусам, это Иствик. Сегодня он будет в Лиссе, проведет день с семьей, а завтра придет за товаром. Значит, завтра мне ехать в Лисс. Больше я пока никого не жду, остальные прибудут не раньше, чем через пару недель. Ну, в смысле, с моря. С суши жду, еще как, и даже переживаю: на днях приедут за тем самым кофе и специями, и, если Джентри не поспеет — у меня сорвется сделка, а главное, я, как поставщик, подведу покупателя. Впрочем, есть шанс, что удастся отделаться старыми запасами, хотя бы частично. Посмотрим.       Он глянул на Ассоль с невольным вызовом. Ей, мечтательнице, променявшей реальный мир на красивую иллюзию, могло показаться разве что оскорбительным то, что море, которое она воспринимала, как источник своего будущего сказочного счастья, он сам видел лишь как часть цепочки поставок товаров и услуг. Хотя Ассоль не казалась возмущенной — разве что пораженной. Она даже рот приоткрыла по-детски и распахнула сияющие бездонной голубизной глазища, в которые он старался не смотреть, чтобы не взяться за старые глупости.       — И ты… видишь вот это все, глядя на волны?       Хин вздохнул.       — Я предупреждал — ты не оценишь…       — Ты прав, я пока не могу оценить этого. — Теперь она смотрела с каким-то задумчивым удивлением. — Я даже не все поняла. А почему Лисс-то? Мы же в Каперне, и таверна твоя тут?       — А причем тут таверна? Таверна — в основном бизнес мамы, я там на подхвате и только. Мое дело — лавка. Ну, если говорить про Каперну. Но тут же ничего нет. Сюда корабли-то почти не заходят. Весь товарооборот идет через Лисс, хотя и туда заходят лишь парусники, ближайший порт для современных пароходов — Кассет. В Лиссе у меня несколько складов.       — Зачем?       — Тебе точно интересно? — уточнил было Хин, и тут же примиряюще улыбнулся, когда Ассоль вновь недовольно фыркнула и топнула ногой. — Ну смотри. Вот Джентри привезет кофе. Но не пару пачек, а пару тонн. Расфасованный кофе хранится долго, его вполне можно продавать в розницу. Но оптовая партия в ненадлежащих условиях быстро испортится. До того, как я построил склад с возможностью поддерживать нужную влажность и температуру, Джентри приходилось сбывать кофе оптом перекупщикам за копейки. Часть товара пропадала. Теперь я могу выкупить у него всю партию по значительно более высокой для него цене, расфасовать и отправить сухопутными путями в ближайшие города. Это выгодно и ему, и мне.       — Ему — я, кажется, понимаю, почему. А тебе?       — А мне нужны были деньги на склад, и Джентри занял большую часть суммы. И потом — он уже в принципе зарекся было возить товары в Лисс, в Кассете ему бы заплатили больше, чем предлагали спекулянты здесь, хотя и намного меньше, чем сегодня плачу я. То есть Лисс остался бы без кофе. Сейчас, с новым складом, у меня всегда есть товар, а так как я даю за него хорошую цену — Джентри покупает редкие сорта, и я получаю эксклюзивный продукт, которого нет даже в более крупных портах. Кофе же возят не все, не у всех для этого хватает места, а главное — знаний и нужных условий перевозки в самом трюме. То же самое со специями, например, или чаем. А вот с тканями ситуация другая. Тут важно обеспечить максимально быструю поставку по окрестным городам, а не хранить их на складе.       — Почему? Ткань же не кофе — не испортится!       — Из моды выйдет, — серьезно пояснил Хин. — Я занимаюсь только дорогими особо ценными тканями, не ширпотребом. А такие сильно зависят от сезона и моды. У всего есть специфика — у продуктов питания, тканей, алкоголя, ювелирных изделий. Надо знать рынки, чтобы вести на каждом из них выгодную для всех сторон работу.       — И ты знаешь?       — Далеко не все. В ювелирку, например, не рискну лезть. Слишком большие деньги там крутятся, много криминала, много подделок. А я не спец, так что риск нарваться очень высок. Конечно, в высокорисковых сделках прибыль в разы выше, но я предпочитаю получить меньше, зато не вляпаться. Лучше плавать мельче, чем погнаться за наживой и утонуть.       Ассоль глянула искоса.       — Не думаешь, что это звучит не слишком… впечатляюще? Вроде как похоже на трусость.       — А ты, как всегда, откровенная. — Хин вздохнул. — Может и так. Я не считаю смелостью безрассудный азарт, но понимаю, что меня легко назвать трусом. Впрочем, я это зову иначе.       — Да? Как?       — Ответственностью.       — Какой специфический выбор слова.       — Почему же? От моей работы, от ее качества зависит множество людей. Капитаны, чья торговля завязана на мои склады и систему поставок, работники самих складов, фасовщики, покупатели, которые ждут товары в срок. Семьи всех этих людей. Они, конечно, не лягут дружно и не умрут, если я вляпаюсь в какое-то дерьмо и сгину, но проблемы будут. Как минимум на пару месяцев, а то и дольше, система заглохнет, торговля встанет, а в итоге, вполне вероятно, все и вовсе вернется на круги своя. Куча недобросовестных перекупщиков, спекуляции, потеря прибыли, удорожание товаров. Кто от этого выиграет?       — А ты — добросовестный?       — Я — да, — просто подтвердил Хин. — Поэтому со мной и имеют дело.       Ассоль молча уставилась вдаль. Хин не мешал ей. Ему нравилось смотреть на море, а с высоты маяка вид открывался превосходный. Но деятельная натура требовала большего, нежели мечтательная созерцательность. Он принялся обдумывать, как будет справляться, если капитан Джентри все же задержится в пути. По всему выходило, что еще пару дней он сможет протянуть, а там и капитан доберется до Лисса.       На самом деле больше всего ему хотелось смотреть не на море, а на Ассоль. Гладить хотя бы взглядом ее светлые волосы, в которых, казалось, затерялись осторожные лучи бледного утреннего солнца. Тонуть в ясных голубых глазах, способных вместить всю глубину и чистоту весеннего безоблачного неба. Представлять, как сжимает эти тонкие, изящные пальцы, касается крыльев-рук, обнимает округлые белые плечи. Но Хин понимал — Ассоль испытает разве что отвращение, если он примется разглядывать ее даже просто с восхищением, не говоря уже про откровенное голодное вожделение. И ценил случайное хрупкое перемирие между ними.       — А что такое «вывести средства»? — вдруг спросила девушка, выдергивая его из невеселых мыслей.       — О… эм. Слушай, давай ты придешь ко мне в лавку, и я покажу с цифрами. Только не сегодня — через два дня. Я как раз буду закрывать период. Ближе к вечеру приходи. Не подумаешь ничего плохого?       Девушка дернула плечом.       — Ну, ты же здесь. Не подумаю.       ***       К ее приходу Хин разложил бухгалтерские книги, описи, документацию. Поначалу ему казалось, что ей скучно и непонятно все, что он говорит, но вскоре он увлекся и перестал об этом переживать. Для него цифры никогда не были скучными: за каждой из них стояли какие-то факты — поставки, сделки, товары, а в конечном итоге — человеческие судьбы.       — Я бы, кажется, никогда в этом всем не разобралась. — Девушка казалась ошарашенной. — Каким умом, какой памятью надо обладать, чтобы все это помнить и понимать?       Хин рассмеялся.       — Да брось, еще как разобралась бы. Смотри, вот тут попроще. — Он достал одну из книг, раскрыл на последней странице. — Тут сегодняшние продажи. Видишь сводку в конце? Я закрыл день. В конце недели подводятся итоги.       Он объяснял, как отображается в цифрах движение товаров и средств, увлеченно показывал на примерах, что это значит. Наконец добрался до ее главного вопроса.       — Ты спросила, что значит «вывести средства». Я уже показал, что деньги не должны лежать под матрацем, они работают. Во что-то вложены, на них что-то покупается, оказываются какие-то услуги. Чтобы заиметь нужную сумму на руках, нужно вывести ее из оборота. Я, например, ездил в Лисс, перенес сроки закупа и снял со счета средства, которые планировал потратить на шкуры.       — То есть не купил их?       — Купил, но позже. Когда мне отдали деньги за прошлую поставку пушнины. Вообще обычно я держу какую-то наличность при себе — может подвернуться срочная выгодная сделка, или произойти что-то экстренное. Но в тот раз я как раз успел потратить имеющуюся заначку на непредвиденный груз, так что пришлось выкручиваться. Поэтому и понадобилось время.       Ассоль заглянула ему в глаза.       — Мне жаль, что я подумала о тебе плохо. Прости меня.       — Ну что ты. С чего бы ты думала иначе. Я достаточно накуролесил… Преследовал тебя, обижал. Говорил гадости. Это ты меня прости.       — Что изменилось, Хин? Или это потому, что ты влюбился в меня?       Ее взгляд было выдержать непросто. Ассоль всегда прямо говорила, что думала.       — Нет, — признался Меннерс. — Не потому. Влюбился я в тебя намного раньше. Помнишь, как-то, давным-давно, надо мной смеялись товарищи, называя безотцовщиной, а ты за меня вступилась?       — Это когда вы меня камнями забросали?       — Да, тогда. — Он ответ взгляд. — Вот тогда я и понял, что влюбился. Знаю, что смотрелось мое поведение совсем иначе. А изменилось… Я вдруг ясно увидел, что становлюсь похожим на отца. И решил, что не допущу этого.       — Почему?       — Потому что отец был мудаком. Правильно твой папаша сделал, что прикончил его. Ты прости, твоего я тоже мудаком считаю, но тут не мне судить. А вот мой был ублюдком первостатейнейшим.       — Ну… наверное не надо так про отца?       — Почему нет? Он угробил твою маму, между прочим. Но дело даже не в этом. Ты же не думаешь, что мужчина, который попытался изнасиловать женщину с младенцем на руках на глазах собственной жены, мог быть хорошим отцом и мужем?       — Что?!       — Ты не знаешь? Что ты вообще знаешь о том, как умерла твоя мама?       — Что она отправилась в Лисс, заложить обручальное кольцо, потому что твой отец отказался дать ей денег в долг, попала под сильный дождь, простудилась и умерла…       — Ну, вроде того. С нюансами, скажем так. Когда она пришла в таверну, отец предложил ей… сделку. Как ты понимаешь — совсем не такую добросовестную, как те, о которых мы говорили. И попытался силой получить от нее то, что ему хотелось. На глазах у моей мамы. Хотя мама забрала у нее тебя, хотела дать ей возможность отдохнуть, накормить и отправить домой подобру-поздорову. В общем… твоя мама оставила тебя моей, ушла закладывать кольцо и живой не вернулась. До трех месяцев за тобой ходила моя мама, Сола. И только потом прибыл Лонгрен, который, к счастью, скоро папашу прибил. Ты не знала?       — А откуда знаешь все эти подробности ты?       — Ну, я же там был. И твою маму, Мэри, помню.       — А я не помню. — Ассоль смахнула слезы. — Совсем не помню.       — Ты похожа на нее. Такая же красивая. И глаза добрые. Да, так вот. В общем, папаша был форменной скотиной, обижал и колотил мать, ну и мне, как ты понимаешь, доставалось. Поначалу я себя несчастным чувствовал, когда его не стало. Мать боялась, что будет трудно, что она не справится. Ну и мне страшно было, что говорить. Еще и дразнить начали. Ох как я ненавидел тогда Лонгрена… А потом, уже когда вырос, понял — хорошо, что он уделал этого скота. Папаша бы угробил маму. А так у нее все хорошо.       — Так за что же она так ненавидит отца?       — Потому что тебя не любит.       — Но почему? Я же не сделала ей ничего плохого!       — Потому что тебя люблю я, Сола. Она… боится.       — Чего?       Он замялся.       — Знаешь… Как-то подростком я заявил ей, что сбегу, наймусь на корабль, стану капитаном, сменю имя и приплыву за тобой. Глупо, знаю. И знаю, что это бы ничего для тебя не изменило — я не твой капитан, и не стану им. Но мама ненавидит море. Говорит, оно забирает всех, кто кому-то дорог. Вот так и вышло, что она ополчилась на тебя. Ну а Лонгрена ненавидеть несложно: он вечно ей хамит, напал на меня, пьет по-черному. Еще и мужа убил. Пусть мудака и сволочь, но убил же. За что его любить.       Ассоль молчала, и он принялся убирать книги и наводить порядок в документах. Закрыл все важное в сейф.       — Я правда похожа на маму? — вдруг спросила Ассоль.       — Мне кажется — очень, но я ее видел совсем крохой. Спроси отца, он точнее скажет.       — Отец опять пьян.       Хин вздохнул.       — Сочувствую. Правда. Не думай о нем, ну его к черту. Многим не везет с папашами.       — Он назвал меня сумасшедшей.       — Сам он дурак, — отрезал Меннерс. — А ты… ты просто не такая, как все. Это не плохо, быть другой. Хотеть чего-то большего. Я бы хотел быть таким, как ты.       ***       Ему казалось, все шло хорошо — они с Ассоль почти подружились. Ей было с ним весело, он видел, и старался каждый раз рассказать что-то необычное, новое для нее, увлечь, не дать скучать. Но как-то раз, привычно забравшись на маяк, он увидел ее у самого края хлипкого парапета.       — Сола!       Она обернулась, и он вдруг понял, что она не случайно встала так близко к краю.       — Сола, отойди. Ты пугаешь меня.       — Почему? — закричала она в ответ. — Чего тут бояться? Один шаг — и мне будет на все плевать! На тебя, на отца, на чертовы паруса любого цвета! Какая разница?       — Что случилось? Кто тебя обидел?       — Жизнь. Я же сумасшедшая, забыл? В таких, как я, весело кидаться камнями!       — Сола, спустись оттуда, прошу. Потом можешь сходить вниз, притащить самый здоровый камень, который найдешь, и швырнуть его в меня. Только не стой там.       Он видел — еще шаг и она сорвется. Он не успеет ни схватить, ни удержать.       — Я сумасшедшая. Без меня всем будет лучше.       — Кому — всем? Мне — точно не будет. Лонгрену? Сомневаюсь. Он и так задорно спивается, а без тебя точно загремит в кутузку и окончит свои дни среди бродяг и крыс. И потом, как же твой капитан? Приплывет, а тебя нет.       — Не ври. — Она устало отмахнулась. — Ты не веришь ни в какого капитана.       — А мне и не надо. Не за мной же он должен приплыть. Это ты должна верить, Сола. Это ведь твой капитан. Твои паруса. Твоя мечта. Не сдавайся! Если в мире и есть чудеса — то для таких, как ты!       — А если нет?       — Есть, — твердо ответил Хин. — Кто-то же пишет сказки, легенды, баллады. Кто-то танцует в лесах с эльфами, стремится за бегущими по волнам феями, умудряется обвести вокруг пальца самого морского дьявола. Сола, мир — такой, каким его видишь. А ты его видишь прекрасным. Волшебным. Мне, конечно, жаль, что ты мечтаешь именно о своем капитане. Но это ведь твои мечты, не мои.       Она горько вздохнула.       — Разумеется тебе жаль. Думаешь, было бы лучше, мечтай я о тебе?       — Нет. Я скучный, совершенно неподходящий для мечтаний объект. Кто мечтает о владельце склада с бухгалтерской книгой наперевес? Но ты бы могла мечтать сама стать капитаншей, уплыть отсюда, завоевывать моря. Я бы с удовольствием снарядил тебе корабль. Привозила бы мне в Лисс кофе и редкие травы. С тобой бы я и драгоценностями занялся — ты умная и честная. Капитан Ассоль. По-моему, здорово звучит. Выбирала бы себе цвет парусов сама.       Ассоль наконец посмотрела на него. В глазах плеснуло море.       — И правда здорово звучит.       — Вот и мне так кажется. Отойди от края, Сола. Не забывай — это ты смелая. А я трус. У меня же поджилки трясутся, пожалей меня.       Она шагнула к нему, и он облегченно выдохнул. Но привычного света в ее лице не увидел.       ***       В тот день Хин по привычке помогал матери в таверне. Он как раз протирал бокалы, любуясь отблесками солнца в многогранном стекле, когда появился Грэй. И Хин сразу понял — это тот самый. Признал еще до того, как тот представился. Зеленоглазый, улыбчивый, а главное — было в нем что-то такое же, как в Соле. Что-то детское. Какая-то открытость, доверие миру несмотря ни на что. Готовность дышать полной грудью, жить полной жизнью, принимать все, что дано свыше, с благодарностью и настоящей отвагой.       В груди заныло: Меннерс его уже ненавидел. За то, кем он был, и кем ему предстояло стать. За то, что Грэй — вот такой, и это правильно. Для Ассоль — правильно. А он, Хин, был другим, был всего лишь собой, и ничего не мог с этим поделать.       Грэй спросил о Соле, и Меннерс понял, что делать.       — Гм! — сказал он, цепляя на лицо самую скабрезную гримасу из возможных. — Это, должно быть, «корабельная Ассоль», больше некому. Она полоумная.       — В самом деле? — уточнил Грэй. — И что с ней не так?       И Хин рассказал Грэю про алые паруса, про глупые мечты, про то, как Солу травили и обижали. Про пьющего мерзавца-отца. И про то, что девушка — одна-одинешенька в мире. Угольщик, постоянно ошивающийся в их таверне, и прекрасно знавший о дружбе Меннерса и Солы, удивленно уставился на него, но, к счастью, держал свои мысли при себе.       «Давай же, — поторапливал Хин про себя, наблюдая за Грэем. — Я вижу это в тебе. Ты защитник тех, кого несправедливо обижают. Ну так действуй!». Он не ошибся: Грэю хватило пары дней, чтобы дозреть, принять верное решение и с полной самоотдачей заняться приготовлением рукотворного чуда для столь необычной девушки. И вот в бухте засияли алые паруса, а Ассоль, слетев с маяка обезумевшей птицей, устремилась навстречу своему принцу.       На причал Хин не пошел, не хватило сил. Медленно забрался на опустевший, осиротевший маяк. И до темноты бездумно смотрел на немое, равнодушное море, все же сумевшее отнять и у него самое дорогое.