Последний дракон

О том, что такое холод, драконы имели весьма смутное представление. Мрачное, всепоглощающее пламя постоянно ворочалось где-то внутри них, согревая хозяина даже в самые лютые морозы надёжнее любой одежды. Но именно холод заставил её наконец открыть глаза. По тёмному, низко нависшему небу проплывали серые облака. На ум некстати пришло, что они очень похожи на те, которые клубились над крепостью Майрона в последний день её жизни там. Потом истинный хозяин забрал её обратно… Анки дёрнулась, сбрасывая наваждение, и глухо застонала сквозь стиснутые зубы. Мелькора больше нет, его изгнали за пределы этого мира, в Пустоту. И он, и Майрон – давным давно уже не её хозяева. Теперь есть только серое небо над головой и боль, которая отзывается, кажется, в каждой клеточке тела. Постепенно пришло осознание, что она лежит на холодной, промёрзшей земле в облике человека, а левый глаз почему-то отказывается открываться. Девушка медленно, стараясь не делать резких движений, подняла руку и коснулась лица. Под пальцами начала трескаться запёкшаяся кровь. Вскоре стало понятно, откуда она взялась - чуть выше левой брови тянулся длинный рваный шрам, след от когтей Смауга. С третьей попытки у неё получилось сесть. Тело после падения нещадно болело, голова кружилась и перед глазами всё подозрительно расплывалось, а во рту до сих пор стоял привкус чёрной драконьей крови. Она была ядовита, и кого-нибудь другого наверняка убила бы на месте… но только не дракона. Впрочем, ничего приятного в ней всё равно не было, да и на Анки она, судя по всему, действовала сильнее, чем на других крылатых ящеров – давала о себе знать человеческая сторона сущности. Когда картинка перед глазами наконец перестала расплываться, девушка поняла, что сидит посреди какого-то соснового леса, на берегу небольшой речки. Сейчас, скорее всего, было раннее утро, и землю здесь укрывал тонкий слой инея, а с губ при дыхании срывались клубы пара. С окружающим спокойствием не вязалось лишь одно «маленькое» обстоятельство – все деревья вокруг неё были сломаны или вырваны с корнем, и теперь тут и там валялись щепки и переломанные стволы. Судя по всему, упала она сюда в облике дракона. И когда только успела превратиться обратно? И как? На то, чтобы встать, ушла ещё пара минут. Наконец, пошатываясь и иногда опускаясь на колени, Анки добрела до реки и, набирая воду в сложенные чашечкой ладони, принялась жадно пить. Вода была совсем ледяная, но это её нисколько не волновало. Утолив жажду, девушка принялась стирать кровь с лица, и лесная река у берега окрасилась в бурый. Она долго стояла на коленях и абсолютно пустыми глазами смотрела на протекающую мимо воду, а потом и вовсе легла, раскинув руки в стороны, на холодные гладкие камешки, которыми был усыпан берег. Мысли в голове тяжело ворочались, медленно сменяя одна другую. Но было и то, что присутствовало постоянно, терзая разум смутными воспоминаниями. - Майрон… - почти беззвучно прошептала Анки, и губы растянулись в грустной полуулыбке. Кажется, пока она здесь лежала, он мерещился ей – совсем такой же, каким она запомнила его в их первую встречу. Столько времени прошло… Того Майрона, которого она когда-то знала, уже давно не было, и даже само имя его кануло в небытие. Теперь все живущие знали его, как самый страшный кошмар Средиземья последних веков, как средоточие тьмы и ужаса, как врага всех свободных народов. Саурон. Теперь его звали Саурон. Он звал её. Там, на развалинах Дол-Гулдура, Саурон явился к ней и просил остаться. Говорил, что теперь всё будет по-другому, и мир наконец-то будет принадлежать им. Говорил, что вместе они добьются того, чего так и не добился даже Мелькор. «Не нужно было врать Гендальфу!» - мелькнуло где-то на задворках сознания. – «Я же знала, прекрасно знала, куда он идёт…» Но, даже если бы тот, кого она помнила под именем Майрон, пообещал бросить всю вселенную к её ногам, Анки осталась бы абсолютно равнодушна. Потому что она не хотела вселенной. Не хотела власти. Не хотела вновь причинять кому-то боль и проливать чью-то кровь – а лишь за этим она Саурону и была нужна. Беспощадное орудие, которое убьёт любого по его приказу… Когда-то так и было. Когда-то она действительно убивала, не рассуждая и не задумываясь, и ни крики, ни мольбы, ни угрозы её совершенно не волновали. И когда-то она сбежала из крепости Мелькора, точно зная, что навлечёт на себя великий гнев - ради того, чтобы никогда больше подобных приказов не исполнять. Мелькор... Она отчётливо помнила, как первым, что она увидела после своего «создания», был он. Огромная мрачная фигура, закованная в чёрный доспех. Его голову венчала корона, в которой тускло блестели три больших белых камня. И всё его существо излучало такую злобу, что мороз пробирал до костей, а страх сковывал дыхание. Какое счастье, что она его не устроила. Судя по всему, он ожидал, что дракон, в чьих жилах течёт кровь Анкалагона Чёрного, будет куда больше, сильнее и свирепее. А она тогда была даже меньше Смауга, и росла почему-то до смешного медленно. И Мелькор, который очень не любил разочаровываться, решил её отослать – глядишь, где-нибудь ещё этот дракончик и пригодится. Лучше бы убил. Нет, правда. Это было бы милосерднее. Впрочем, Мелькор и милосердие – вещи абсолютно несочетаемые, и Анки это было прекрасно известно. Потому она и осталась коротать отмеренный ей совсем не короткий срок. Помнится, оказавшись на свободе, она бросилась как можно дальше от крепости Тёмного Вала, на юг, и несколько лет прожила там, в лесной глуши, не встречая ни одного живого существа, кроме редких зверей. Потом была Война Гнева, и Мелькора схватили и изгнали за пределы этого мира, и больше ей не нужно было его бояться. Но один страх сменился другим. Ибо она вышла наконец из лесной тьмы, и увидела, как живут люди. И как умирают, тоже увидела. Человеческий век казался ей неимоверно коротким, и видя, как старятся и гибнут те, к чьему народу она когда-то принадлежала, девушка всё больше и больше понимала, что умирать совсем не хочет, и страх сдавливал ей горло холодными лапами. Однако шли годы. Годы складывались в десятилетия, те – в века, и время текло, забирая тех, кто был рядом, но совершенно не меняя её. И тогда она поняла, что умереть самой– не страшно. Страшно смотреть, как увядает и гибнет мир вокруг, и не иметь ни малейшей возможности хоть что-то изменить. Над головой медленно проплывали тяжёлые серые облака, и боль постепенно утихала. В воздухе витал запах хвои и чего-то ещё, холодного и неуловимо знакомого. Так могли бы пахнуть… горы. Зимой, когда острые вершины укрывает снег, и растительность на крутых склонах погружается в глубокий сон. Анки глубоко вздохнула и медленно села. Она не могла остаться лежать здесь навсегда, даже если сейчас ей этого очень хотелось. Нужно было уходить. Ну или улетать. Только куда? Мысли об Одинокой Горе и отряде гномов, которые она до этого так усердно гнала прочь, наконец обрушились на девушку беспощадной лавиной. С одной стороны, вернуться – затея откровенно самоубийственная. С другой же… Анки тряхнула головой и упрямо сжала кулаки. Нет никаких «с другой», нет и не будет. Ей некуда больше возвращаться. Те, кто некогда считал её своей, всего лишь жестоко обманывались, и теперь наверняка не питают к ней ничего, кроме ужаса и отвращения. Может, они и не попытались бы её убить, если бы она вернулась, но и то лишь из страха перед гневом дракона. Впрочем, Торина вряд ли остановило бы хоть что-нибудь. Торин… Что-то в груди отозвалось на это имя глухой болью. Он наверняка её проклинает. Наверняка недоумевает, как он мог ей довериться, как мог привязаться. Может, даже считает, что она его околдовала – драконы вполне могут наложить на кого-то чары, затмевающие разум. Анки невесело усмехнулась. Она этого никогда не умела, и околдовать даже самую простую птичку ей было не под силу. Майрон когда-то пытался обучить её основам магии, но в конце концов бросил бессмысленную затею, убедившись, что дракон в этом плане абсолютно бездарен. Впрочем, этот факт ничего не менял, и она всё равно оставалась драконом. Торин её ненавидит, презирает, проклинает… Или и вовсе забыл уже о её существовании, поражённый драконьим недугом, погрязший в неуёмной жажде золота. Это сводило с ума, лишало последних остатков воли. Хотелось просто обхватить колени руками, согнуться и сидеть тут, на берегу лесной речки, до тех пор, пока весь этот мир не рухнет в пустоту. И даже если придётся ждать ещё тысячи и тысячи лет – ей всё равно! Но какая-то странная сила, смутное предчувствие не давали забыться, и всё чаще и чаще Анки вновь обращала свой взгляд в ту сторону, откуда прилетела и где находилась Одинокая гора. Что-то влекло её туда, даже несмотря на чёткое осознание – её не примут. Испугаются. Попытаются убить. Улететь прочь или вернуться… Девушка глубоко вздохнула, силясь унять гулко колотящееся сердце. Нужно было решать. Хоть как-то, хоть что-то, но решать. На ум вдруг пришёл дурацкий людской обычай, над которым она раньше лишь насмехалась – когда люди не могли принять решение, они подкидывали монетку. И дальше всё зависело от того, какой стороной монетка упадёт на ладонь хозяина. Анки огляделась. Монет в лесной глуши, само собой, было не найти… зато были камни. Берег небольшой реки был буквально усыпан большими камнями и маленькими камешками. Девушка протянула руку и набрала в ладонь целую горсть. Из них ей сразу приглянулся один – плоский, чуть больше монетки, почти идеально круглый, светло-серый с одной стороны и тёмный с другой. Ну, осталось решить, что будет обозначать каждая сторона. Это было делом пары секунд. Отбросив остальные камни, она медленно поднялась, вытянула руку и подкинула находку высоко вверх. Камень несколько раз перевернулся в воздухе и упал точно на её раскрытую ладонь. Анки долго смотрела на тёмно-серую шероховатую поверхность, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. Затем подняла голову и вновь устремила взгляд туда, где находилась Одинокая гора. И пусть из-за густого леса её было совсем не видно - сейчас это не имело ни малейшего значения. Знать, судьба у неё такая – вечные скитания. И глупо, бесконечно глупо было полагать, что одна неожиданная встреча может хоть что-то изменить. Те, кого она считала почти семьёй, тот, кого любила – все они не знали о ней ровным счётом ничего, и позволяли быть рядом лишь до тех пор, пока правда оставалась сокрыта. Как наивно было надеяться… Она вновь опустила взгляд к раскрытой ладони, на которой лежал серый камешек. Она – дракон. Он – король, наследник великого гномьего рода. И ничего общего у них не было и быть не может.