What do you want (that you do not have)

Она бежит, спотыкается, падает, собаки кусают её за пятки, лают возле уха и истекают слюной, ожидая команды хозяина. Пальцы Теона хватают за запястье и рывком поднимают на ноги. Я видел, что делают с человеком его гончие. Но она знает, собаки не причинят ей вреда — только их хозяин. Его кулаки, его нож, его... Рамси хватает её сзади, выбивает воздух из лёгких и впивается пальцами в мягкую плоть рук, у которых нет ни сил, ни умения сопротивляться. Всё кончено. Он потащит её обратно в замок и будет причинять боль снова и снова, пока она не родит ему наследника, в котором он так отчаянно нуждается, чтобы, наконец-то... Санса просыпается, задыхаясь. Она чувствует на себе чью-то тяжесть. Кто-то удерживает её. Она скатывается с кровати и прижимается спиной к стене, осматривая незнакомую комнату. Гулкий шум наполняет уши, перед глазами пляшут тёмные пятна, и она ничего не может понять. Она не в той комнате-тюрьме. Тогда где она? Где Теон? Где... Джон. О, это всего лишь Джон. Санса закрывает глаза и вздыхает с облегчением, а когда снова открывает их, комната пуста. — Джон? Она встаёт, делает шаг и острая боль пронзает ногу. Вскрикнув, садится на кровать, осматривает подошву ступни. Осколок едва порезал кожу, маленькое кровавое пятно окрасило порез. Санса чувствует, как по груди что-то стекает. Это Джон пускал слюни ей на шею и храпел на ухо. Не гончие. Она снова вздыхает с облегчением, вытирает слюни и обеими руками вцепляется в край кровати, пока ее учащённый пульс замедляется. На полу валяются осколки кувшина и жёлто-белые нарциссы. Те, которые ей подарил Джон... или это был Уилл? Уилл любит Элис, а Джон... (Тебе это по-прежнему нужно? На самом деле? Я ведь больше не умираю.) Санса потирает руки. Сегодня утром в комнате ещё холоднее. Взглянув в окно, она понимает, что ночью шёл дождь. Ей нужно навести порядок. Нет. Сначала одеться. Она не может выйти из комнаты за метлой и тряпкой раздетой. Джон вышел из комнаты без верхней одежды. Боги, его шрамы. Нужно одеться самой, а потом отнести одежду ему. И его трость. Несмотря на то, что он не любит ходить с ней, без неё ему пока не справиться. А ещё потому, что она хочет, чтобы он пользовался ею. (То есть Элис хочет). Но сначала ей нужно навести порядок. Кивнув самой себе, Санса заправляет волосы за уши и опускается на пол, чтобы собрать осколки. Слышится скрип двери и после голос Джона: — Я соберу. Он закрывает за собой дверь и натягивает тунику. Санса опускается на кровать и смотрит, как его большие руки осторожно собирают все осколки и кладут цветы на тумбочку. Он вытирает пролитую воду, подметает пол, чтобы убрать остатки мусора. Находит новый кувшин и замирает с цветами в руках; их стебли парят над самодельной вазой. — Хочешь, чтобы я их выбросил? Санса качает головой, но Джон смотрит не на неё, а на букет. — Нет, — говорит она хриплым и слабым голосом, откашливается. — Я бы хотела оставить их. — Прости, — шепчет Джон, свесив голову, как увядший цветок. — Мне очень жаль. Хочешь, чтобы я ушёл? — Нет. — Санса отворачивается, чтобы посмотреть в окно, на размытые капли дождя на стекле, которое, должно быть, стоило фермерам половину их состояния. — Я хочу подышать свежим воздухом.

***

После дождя мир так тих, что в тишине каждая капля воды, падающая с ветки, сотрясает землю. Хруст ветки под ногой Сансы звучит, как раскат грома, раскалывающего небо. Их обоюдное дыхание кажется особенно шумным в тишине. Цвета окружающего мира приглушены: зелёные, коричневые и синие, они окутаны молочным туманом. Туманом, который просачивается сквозь плащ, и Санса мёрзнет. Дрожа, она плотнее кутается в плащ и прячет руки. Джон останавливается. Она следует его примеру и смотрит на его неподвижные ноги, как будто они объяснят ей причину остановки. Болтовня Пэйта, который чинит с Одденом забор курятника, ещё доносится до них, но Санса не может разобрать ни слова. А потом она чувствует на плечах тяжесть плаща Джона. Ей стоит вспомнить о вежливости, поблагодарить его и улыбнуться, но она не сводит глаз с тропинки и шагает вперёд, уводя Джона глубже в лес и быстро согреваясь под его шерстяным плащом. Эхо голоса Пэйта затихает, и остаются только она и Джон, высокие сосны, мшистые корни и пение скворца вдалеке. Санса рассматривает Джона, то, как туника спадает с его плеч на сильную грудь и плоский живот. Совсем недавно это тело прижималось к ней, оплетало её собой. (Тебе это по-прежнему нужно?) Она отворачивается. Откашливается. Разглаживает юбки, поворачивается к нему спиной с высоко поднятым подбородком и слегка приподнятыми уголками рта. — Мне очень жаль, что я так отреагировала. Слишком остро. До того, как на них напали, Джон успел загореть на солнце. Но теперь его кожа становится бледной, как туман вокруг, а глаза темнеют, становясь почти чёрными и блестящими. — В чем дело? — Санса недоуменно смотрит на него. Его брови нахмурены и он напряжён. — Почему ты выглядишь так, словно... Крупная капля дождя падает ей на нос. Джон переводит взгляд с её лица на небо. Дождь мгновенно усиливается. — Нам пора возвращаться, — говорит он, глядя на неё в упор. — Нам нужно нормально поговорить, а там мы не сможем этого сделать. — Стоять здесь под дождем мы тоже не можем. Ты заболеешь. — Я заболею? Санса кивком указывает на него, одетого в одну быстро промокающую тунику, но Джон ковыляет в поисках укрытия, и она плетётся следом, натянув на голову капюшон. Тропинка приводит их к лачуге, покинутой так давно, что лоза взбирается по низким стенам вверх, сплетаясь с толстым ковром мха, покрывающим крышу. Двери нет, проход открыт и похож на черную пасть, ведущую в неизвестность. Джон входит первым, стуча тростью по стенам, чтобы отпугнуть любую живность, затаившуюся там. Заламывая руки, Санса ждёт, пока он высунет голову и кивком пригласит её войти. Потолок достаточно низкий, чтобы ей пришлось слегка пригнуться, и скудный свет, льющийся из дверного проёма, почти не освещает помещение. Санса едва ли видит что-то вокруг себя. По крайней мере, здесь тепло, а воздух влажный и пахнет травой и землёй. Как в теплицах Винтерфелла. А ещё здесь тише, чем в лесу, стук дождя смягчается листвой, и она слышит хруст своего большого пальца, когда потирает ладонь. Нервничая, она сжимает кулаки, чтобы не выдать волнения. — Мне очень жаль... — Санса, — Джон тяжело вздыхает, — тебе не за что извиняться. Это моя вина. Я тот, кто… То, что я сделал, было непростительно. Если ты больше не захочешь меня видеть, я не стану тебя винить. И если ты хочешь, чтобы я ушёл, я что-нибудь придумаю. Я найду... — Уйти? Из-за этого? Ты бросишь меня из-за этого? Это немного драматично. — Драматично? Драматично! Я... я прикасался к тебе. — И что? Ты прикасаешься ко мне каждый день. — Не… там. — Ты всё время берёшь меня за руку. — За руку? Что... — Джон глубоко вздыхает, затем медленно и спокойно выдыхает. — Как всё было? На самом деле. — Ты не помнишь? — Я спал! Я не знаю. Всё произошло так быстро. — Мне приснился кошмар. О Рамси. Такое случается. Теперь уже реже, но... — История Элис спровоцировала его. — Да. Вполне вероятно. Он гнался за мной, я убегала, а потом проснулась и почувствовала, как на меня навалилось чьё-то тело, и чужая рука обхватила мою руку так, как раньше делал он... — Санса скользит ладонью вверх по руке, потирая место, хранящее воспоминание о хватке Рамси. — Обычно он хватал меня, придавливал к полу или кровати. У меня всегда были синяки. А ты пускал слюни мне на шею, — она потирает шею, как будто до сих пор чувствует её на коже, — и я подумала, что это его гончие. — Санса издаёт смешок и качает головой, отгоняя последние остатки утреннего страха. — Прости меня. Я подумала, что ты Рамси, и запаниковала. — Но я... — Джон переступает по утоптанному грязному полу. — Мой... э-э ... я был… Или нет? При отсутствии света он не мог видеть, какого цвета у неё щёки, и все же Санса опускает голову, когда понимает, на что он намекает. —Да. Но это ведь обычное состояние для мужчины с утра? Я слышала, это часто происходит. — Да, это обычно для мужчины... — Джон резко выдыхает. — И всё-таки неправильно. Ты не должна была этого почувствовать. Мне следовало лучше себя контролировать. — Но ты спал, — говорит она, и кровь лавой течёт по её венам. — Или нет? — Конечно, спал! Я бы никогда так с тобой не поступил, но это не имеет значения! Перестань искать разумное объяснение! Перестань притворяться, что ничего не произошло. Ничего особенного. Я обидел тебя. — Это не так. Я слишком бурно отреагировала... — Нет! Ты не виновата. И твоя реакция естественная. В случившемся виноват я. У меня не было права ставить тебя в такое положение, чтобы подобное стало возможным! С каждым словом Джон подходил всё ближе и ближе, и теперь её нос наполняется теплым, уже знакомым запахом. Запахом Джона. Санса делает дрожащий вдох и слышит, как он делает ещё один шаг, пока вдруг резко не отступает. — Теперь я буду спать на полу. Может быть, на этот раз я и не прикоснулся к тебе, но что, если это случится снова? — А к чему... — Её голос срывается на шепот. Она облизывает губы и пытается снова. — К чему, по-твоему, ты прикоснулся? — К твоей груди! Рот Сансы открывается, и жар возвращается к щекам, желудок сжимается и, одновременно, она чувствует пустоту внутри. — Нет, ты не посмел бы, — бормочет она. Я же права? — Нет. Но я спал, видел сон и... — Джон глотает. — Мне снилось, что я был с женщиной. — О... Ну, в любом случае, ты же ничего не сделал. Просто обнял меня вот так. — Она обхватывает себя руками, а потом позволяет им упасть вдоль тела. Выпрямляется, как может, с этим дурацким потолком, давящим ей на голову. — Мы должны были предвидеть, что произойдет нечто подобное. То, как мы… Мы привыкли к телам друг друга. (Тебе это по-прежнему нужно? На самом деле?) Санса снова сцепляет ладони, борясь с желанием помассировать большим пальцем одну из них, и вместо этого прячет их в рукава. Она ещё чувствует запах Джона, его плащ укрывает её плечи. Она помнит ощущение того, как он прижимал её к себе, помнит твердую грудь и не только... Страх вспыхивает подобно молнии, колючий жар собирается внизу живота, срывая с губ дрожащее дыхание. Санса подавляет инстинктивное желание избежать этого разговора. Сделать что-нибудь — что угодно, только бы изменить ситуацию, не развивать дальше эту тему. Но она Санса Старк из Винтерфелла. Она взрослая женщина и больше не боится. Она не избегает неудобных ситуаций, она встречает их лицом к лицу. Когда она снова заговорила, её голос был ясным и сильным: — То, как мы себя вели, Джон, может легко войти в привычку. Я не говорю, что мы влюбимся, если будем продолжать притворяться влюблёнными — это было бы абсурдно, но мы рискуем стереть определенные границы. Нам нужны новые правила. Более четкие границы. Первым шагом может стать прекращение физического контакта в спальне. — Ну, я больше не сплю в постели, так что... на этот счёт не беспокойся. — Возможно, нам следует сказать им правду. Нам вообще не пришлось бы притворяться. — После того, как мы так себя вели? После истории, которую ты рассказала вчера вечером? Как ты думаешь, что будет дальше? В его голосе звучат снисходительные нотки, насмешка старшего брата, как будто он укоряет её за то, что она заигралась в глупые игры, которые должна была перерасти много лет назад. Те самые игры, в которые она играла маленькой девочкой, когда умоляла Робба и Теона присоединиться к ней, Джейн и Бет в богороще, чтобы победить монстров и спасти прекрасную деву или освободить её от заточения в замке. Прежняя Санса витала в облаках и имела воображение настолько необузданное, что оно овладело ею, превращая в героиню своих детских сказок. Это воображение овладело ею и прошлым вечером, и на несколько мгновений Санса стала Элис. На несколько мгновений она полюбила Уилла. Она любила его всем сердцем. Полюбила его так сильно, что это напугало её больше, чем могло бы любое чудовище. (Тебе это по-прежнему нужно?) Она больше не слышит шум дождя, не слышит ничего, кроме стука собственного сердца. В лачуге невыносимо душно. Солнце нагревало её днями напролет, и теперь Санса плавится под слоями шерсти в удушающей тишине. — Мы изобразили Уилла и Элис слишком любящими, — говорит она. — Это было глупо. Мы не думали, что окажемся в ловушке, когда придётся притворяться каждый день, но всё же... Глупо было так вести себя. — Это моя вина. Мне не следовало изначально соглашаться на это… Мне очень жаль, Санса. Мне так жаль, что я прикасаюсь к тебе каждый день и заставляю тебя чувствовать неловкость... — Это не так. Мне понравилось. Санса подавляет вздох, прижимая пальцы к губам. К настоящему времени её глаза привыкли к недостатку света, и она может разглядеть силуэт Джона, как он сидит у стены, занимая пространство между полом и потолком. Но она не видит его лица. Он — тень, тихая, затаившаяся и тёмная, ожидающая новых слов, объяснений, причин, потому что, конечно, она не имела в виду ничего такого. Но Санса вдруг понимает, что в темноте и духоте лачуги готова признаться, чтобы после выйти под дождь более свободной и расслабленной. — Я думала, что мне это больше не нужно. Утешение, теплота, нежность. Я думала, что стала настолько самодостаточной, что ничего из этого мне больше никогда не понадобится. Но, полагаю, что человеческое тепло нужно всем. Не так ли? Она ждёт ответа, но Джон молчит. Правда, ей кажется, что он пожимает плечами. А может, и нет. Возможно, только она жаждет любви, чтобы стереть воспоминания о жестоких и жадных руках, лапающих её тело. — Я боялась, это правда, но не тебя. Тебя, никогда, Джон. Ты даришь мне чувство защищённости. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. Ты никогда не причинишь мне вреда. Я знаю, ты бы никогда... — Не сделал то, что сделал? — Ты спал. Ведь ты же не желаешь меня. — Это ведь так, Джон? — Это было бы… — Ага, — Джон шумно выдыхает, словно отмахивается от неприятного подтекста её слов. — Всё так. — Мы не Уилл и Элис. Мы не женаты. Мы не влюблены. Но мы ведь также не брат и сестра, которыми были раньше? Это неуместно. Если бы септа Мордейн увидела меня сейчас, она бы вытащила меня за ухо на улицу и отшлёпала. — Значит, ты хочешь, чтобы мы на этом остановились? — Я не уверена. А ты? Какое-то мгновение Джон молчит, а потом произносит: — Я сделаю всё, что потребуется. — Если мы станем вести себя по-другому, Фрия удивится и захочет вмешаться. — Да, скорее всего, так. — Может быть, проще позволить Уиллу и Элис оставаться самими собой? — Не думаю, что это будет легко. — Джон вздыхает, и Санса слышит, как он проводит руками по бороде или волосам. — Но ты права. Проще придерживаться старой лжи, чем выдумывать новую. Дождь прекратился. Он протискивается мимо неё и выходит на солнечный свет, приглушённый пасмурным небом. Значит, она была права. Джону не нужны их прикосновения, и их физический контакт не доставляет ему удовольствия. Ни капельки. Он просто терпел, когда она прижималась к нему по ночам. Терпел её руку у себя на груди, кончик носа, утыкавшийся в шею, потому что жалеет её. Он страдал по вечерам, когда они изображали Уилла и Элис, потому что считал своим долгом защищать её. Из них двоих он всегда был тем, кто следил, чтобы между ними было соответствующее расстояние, когда они лежали, свернувшись калачиком ночами, пока она не замерзала или не могла уснуть из-за страха, и тогда Джон позволял ей приблизиться... (Тебе это по-прежнему нужно? На самом деле? Я ведь больше не умираю.) Когда Санса выходит из лачуги и его слова продолжают звучать в голове, она не чувствует себя расслабленной. Не чувствует себя свободной. Признание крадётся за ней, цепляется за юбки, как избалованный ребенок, и следует всю дорогу до фермы.