***
Джон выпрямляет ноющую спину, вытирает рукавом пот со оба. Он хотел закончить свою борозду, перед тем, как отправиться обратно. Одден и Пэйт уже ушли, и теперь Джон с урчащим животом следует за ними. Он находит Пэйта на скотном дворе. Мальчик стоит с открытым ртом и смотрит на что-то во все глаза. Джон подходит к нему, чтобы узнать в чём дело, и понимает, что его лицо приобретает довольно похожее выражение. Снаружи сарая, рядом с Фрией, стоит Санса в потоке солнечного света с маслобойкой у ног. Её кожа влажная и розовая, она крепко держит палку, двигая ею вверх-вниз, вверх-вниз. — Ты ложишься с ней в постель каждую ночь. Ты счастливчик, — говорит Пэйт, и Джон приходит в себя. — Перестань пялиться на мою жену. Дав Пэйту лёгкий подзатыльник, Джон отправляет его восвояси, а сам остаётся на месте, потому что Фрия наблюдает за ним с весёлой ухмылкой. Уилл ведь восхитился бы своей довольно привлекательной женой? А вот Джону не стоит этого делать. Он отводит глаза, радуясь тому, что он уже вспотел и раскраснелся от работы, когда пришёл сюда. — Похоже, твой Уилл ревнует. — Невозможно, — говорит Элис. — Он знает, что я никогда не сбежала бы с другим мужчиной. Джон приподнимает уголок рта. — Неужели? — Конечно, ты это знаешь, — повторяет Санса с таким выразительным взглядом, что любому здоровому мужчине в голову придут грязные мысли, пока она так двигает рукой. И он не исключение. Джон переминается с ноги на ногу и тяжело глотает. — Я была леди. Ты — братом Ночного Дозора. У тебя не было ни земли, ни титула. И я... — Её рука замедляется, останавливаясь. — Я всё равно вышла за тебя замуж. Это должно что-то значить? — Ага. Вероятно, должно. — Большинство людей посоветовало бы мне этого не делать. — Да, большинство леди прислушалось бы к совету. — Джон неторопливо подходит ближе. Элис возобновляет движения, уверенные и сильные, и её грудь покачивается под платьем, а глаза полны обещаний, которые Санса никогда бы не дала ему. — Может быть, я просто очень красивый. На её губах появляется улыбка. — Так думала леди Шервуд. — А ты — нет? Санса склоняет голову набок, изучая его черты. Теперь он так близко, что чувствует запах её пота и лаванды, которой пахнет её одежда. Она хмыкает, облизывает нижнюю губу, прикусывает; сердце Джона бьётся сильнее и быстрее, потому что ничто из этого не похоже на притворство. Никоим образом. Неважно, что она сказала вчера вечером. То, как она смотрит на него... Возможно, это взгляд Сансы... Затем она отводит глаза, и каждая частичка Элис испаряется. Фрия ушла — Санса вернулась. Её красивый румянец сначала стал ярче, а потом побледнел до белого цвета. Без сомнения, она подумала о своей матери и септе. Как бы они упрекали её за то, что она играет в такие глупые игры в этом возрасте.***
И все же она продолжает это делать, день за днём. Когда на её нежных руках появляются волдыри от взбивания, и Джон, привыкший заботиться о своих грубых руках фехтовальщика, суетится вокруг неё, сидящей за кухонным столом, с мазью и бинтами, она смотрит на него сияющим взглядом и с любящей улыбкой. Когда она печёт хлеб, то лепит из теста маленькое сердце и печёт его только для него. Когда он возвращается с работы в поле, она разминает его усталые плечи и шею и проводит пальцами по волосам, пока он не вздрагивает. Когда она шьёт перед очагом, а он, Одден и Пэйт играют в карты за кухонным столом, она отвлекает его флиртом и поддразниванием, чтобы помочь другим выиграть. И всякий раз, когда Джон остаётся с Одденом, чтобы расслабиться и насладиться тишиной, она целует его в висок, шепчет: «Спокойной ночи, муж», и бросает на него любящий взгляд, прежде чем уйти спать. Она идеальная жена, и он больше не знает, сколько в ней от Элис и сколько от Сансы, разыгрывающей фантазию с единственным мужчиной, которому доверяет, в месте, которое они скоро оставят в прошлом как и любые последствия. Она идеальная жена, но он перестал играть роль давным-давно. Он полностью Джон и влюблён больше, чем когда-либо. Она идеальна, и он никогда не должен был добровольно соглашаться на эту авантюру. Давос был прав с самого начала.***
Джон просыпается с Сансой в объятиях. Она тёплая и соблазнительно нежная, свернулась калачиком, прижавшись носом к его груди, когда он сам лежит на боку, переплетя свои ноги с её. Джону хотелось бы поцеловать её в макушку, погладить по спине, крепче прижать к себе, но вместо этого он закрывает глаза и остается неподвижным, ожидая, когда она пошевелится. Дождь мягко стучит в окно. Он идёт уже несколько дней, и по мере того, как каждую ночь холод просачивается в спальню, они ищут тепла друг друга. Успокаивающая мелодия дождя почти погружает его в сон, но затем Санса со стоном вытягивается всем телом. Часть его по-прежнему ожидает, что она напряжётся, когда осознает их положение. Испугается и вскочит с кровати. Но Санса только переворачивается на другой бок, и Джон встаёт, чтобы одеться. Она проснулась. Он может сказать это по тому, как она дышит. Но она останется в постели, пока он не покинет спальню. Теперь они так начинают каждое утро, и никогда не обсуждают это. Фрия с улыбкой наливает ему чай и протягивает тарелку с варёными яйцами и рыбным паштетом, из той мелочи, что поймали в ручье. Она думает, что Уилл и Элис счастливее, чем когда-либо, и это заставляет её чувствовать себя счастливой, а Джона себя — виноватым. Фрия относится к ним как к родным, желает, чтобы Уилл и Элис остались здесь, желает им детей, радостной жизни на ферме. Они ещё не сказали ей, что скоро уедут — по крайней мере, он на это надеется. Прошлой ночью Джон чуть не поцеловал Сансу. Даже от одной мысли об этом у него горят щёки. Как всегда, она дразнила его, желая рассмешить, и он наклонился слишком близко, чтобы пощекотать её в ответ, и её губы были прямо напротив его. Открытые, улыбающиеся, приглашающие. Но потом он очнулся и поцеловал её в щеку, как будто думал об этом с самого начала. Брану лучше сообщить хорошие новости прежде, чем он и Санса почувствуют себя слишком удобно в своих ролях, слишком уютно с телами друг друга и в общем пространстве. Это только вопрос времени, когда один из них пересечёт черту.***
Будто боги наконец-то решили улыбнуться Джону, ворон находит его в тот момент, когда он покидает дом. Джон со вздохом облегчения сворачивает свиток и смотрит, как его младший брат в обличие птицы взлетает в серое небо, а морось мягко падает на его улыбающееся лицо. Он быстро скользит по грязному скотному двору к курятнику, и слышит, как Санса ворчит на кур ещё до того, как подходит к двери. Заглянув внутрь, Джон видит, что она неуверенно тянется за яйцом. Курица клюёт её руку. Санса с визгом отдёргивает ладонь. Смотрит на курицу и пытается снова, но результат тот же. — Я же говорил, — поддевает Джон с лёгкой усмешкой, — что ты будешь бояться кур. Санса резко оборачивается, спугнув двух птиц, которые с недовольным кудахтаньем улетают прочь. — Я не боюсь! — Нет? Отсюда это выглядит так. — Тебе повезло, что Фрие нужны яйца, иначе я бы бросила одно в тебя. — И как бы ты это смогла, если так боишься забрать его. Санса прищуривается и смотрит на него так восхитительно сердито, что он не может не рассмеяться. — Перестань смеяться! — Я не смеюсь, — говорит Джон, посмеиваясь. Санса разочарованно выдыхает, рука тянется в гнездо, несмотря на курицу. Затем она отдёргивает руку, целится и швыряет в него яйцо. Джон пригибается, а его лодыжка подворачивается. Земля скользит под ногами, и он шумно и с хлопаньем приземляется в грязь, вымазываясь с головы до ног. — Джон! — Со мной всё в порядке. — Он с прищуром смотрит на Сансу, которая нависает над ним, замечая, как её рыжие волосы вьются от лёгкого дождя. — Лодыжка подвела. Эйррик сказал, что такое может случиться. — Прости! Я просто замахнулась, — говорит она, показывая ему яйцо на ладони. — Тебе больно? — В норме. — Он протягивает руку. — Поможешь мне подняться? Если бы он был Уиллом, а она Элис — если бы они действительно были ими — он бы повалил её на землю только для того, чтобы услышать, как она визжит от смеха. Он притянул бы её к себе, обхватил лицо грязными руками и целовал, пока она не застонала бы ему в рот. Иногда он думает, что Санса позволила бы ему, что ей понравилось бы игра в поцелуи, в которую она никогда не играла с мужчиной, не настаивающим на большем. Иногда он думает, что она будет наслаждаться притворными поцелуями так же, как наслаждается притворным браком. Иногда Джон думает, что она позволила бы ему, потому что сама хочет этого, хочет его, но потом он вспоминает все случаи, когда она выражала отвращение к этой мысли, и игнорировать свои инстинкты становится легко. Джон сжимает её руку и позволяет поднять себя на ноги. Но затем мир снова переворачивается, нога снова скользит по грязи. Он ударяется спиной о землю, и Санса приземляется на него с тихим стоном. Его руки взлетают к её талии, чтобы удержать; широко раскрытые голубые глаза встречаются с его испуганным взглядом. — Я упала, — шепчет она, а её горячее дыхание касается его губ. Какие бы новости не принёс ворон, Джон не смог бы рассказать их даже с лезвием у горла. Он чувствует, как Санса полностью прижимается к нему, чувствует в руках её тонкую талию, грудь, смотрит на приоткрытые в приглашении губы, видит в глазах вопросы, на которые он никогда не надеялся. Возможно, она передумала. Возможно, любовь к нему больше не кажется такой абсурдной. Возможно, он мог бы... Что-то холодное и влажное касается его щеки. Джон кривится, зажмурив глаза. — Вот что ты получишь за то, что смеёшься надо мной. — Если не хочешь, чтобы я смеялся, постарайся быть менее забавной. Санса обиженно втягивает воздух. Он вытирает глаза и открывает их как раз вовремя, чтобы увидеть, как она зачерпывает очередную пригоршню грязи. С игривым рычанием Джон переворачивает её на спину и ногами удерживает бёдра. Санса визжит, борясь с его хваткой, но он легко парирует её попытки и хватает запястье одной рукой, а другой собирает горсть грязи. — Нет! Это грязь! Джон придвигает руку ближе, с пальцев капает жижа. — Но это ведь не помешало тебе размазать её по моему лицу? — Нет! Я сдаюсь! — Санса хлопает ресницами, её голос слаще мёда. — Пожалуйста? Прости. Я больше не буду так делать. — Хорошо. Но только пока... Она высвобождает запястье из хватки, и ещё больше грязи брызгает ему на голову. Глаза Сансы искрятся озорством, а губы изогнуты в коварной улыбке. Джон снова рычит и плюхает ей на шею пригоршню, пока Санса извивается под ним, хихикая, пытаясь увернуться. Раздаётся чьё-то покашливание. Джон и Санса вскакивают на ноги, их волосы и одежда в грязи. Фрия стоит у двери в курятник — у двери, которую Санса забыла закрыть, — и демонстративно закрывает её. Затем она упирает руки в бёдра и качает головой. — Вы отправляетесь к горячим источникам. Немедленно. Я не позволю вам войти в дом, пока не вымоетесь дочиста. Вперёд. Хотя они идут рука об руку, но в тот момент, когда исчезают из поля зрения Фрии, Санса отпускает его ладонь и держится на расстоянии. Ни слова не слетает с их губ, пока они идут. И хотя Джон часто бросает на неё взгляд, он не замечает, чтобы она делала тоже, и это заставляет его молчать. Драка в грязи. Словно они дети. Да, леди Кейтилин и септа Мордейн мысленно ругают Сансу — и позаботятся о том, чтобы он тоже заплатил за это. Дорого. Слава богам, скоро всё закончится.***
— Серсея мертва, — говорит Джон, как только они погружаются в источник с горячей водой. — Именно это я и приходил сказать. Санса наконец смотрит на него. — Это означает, что мы уезжаем? — Ещё остались люди, которые ищут тебя. Нужно время, чтобы весть о её смерти распространилась. Мы должны подождать Бриенну и Арью. Они едут в экипаже из Королевской гавани. Санса медленно кивает, а затем замирает. Она ещё не помылась: грязь прилипла к волосам, забрызгала шею и щёку, и она прячется за своей старой маской. Маской леди. Это превращает её в богиню из старых сказаний, созданную из воды, земли, меди и мрамора. Древнюю, неукротимую, недосягаемую. — Санса? Она резко поднимает на него глаза — взгляд кажется пустым. Он смягчается и смотрит с любовью и сочувствием. Её ноздри раздуваются, дрожащее дыхание вздымает грудь и иллюзия разрушается. Ресницы трепещут, с губ срывается ещё один прерывистый вздох, и они одновременно двигаются навстречу друг у другу, поднимая волны вокруг. Джон подхватывает её на руки, и Санса прижимается к нему, как будто он единственная опора в мире. Он осторожно раскачивается из стороны в сторону, успокаивающе мурлыкая ей на ухо, пока она тихо всхлипывает ему в шею. Только когда её плач затихает в окружающей тишине, Джон замечает, как она прижимается к нему, — обхватив ногами за талию, а подол юбки плавает на поверхности воды, оставляя ее практически обнаженной под ней. Каждый дюйм его тела, который касается её кожи, горит. Джон опускает её, отстраняясь. Не говоря ни слова, Санса переходит на другую сторону каменного бассейна. — Ты в порядке? Она шмыгает носом, облизывает губы. — Это странное чувство. Когда-то она значила для меня целый мир. Я хотела быть ею. Иногда, даже после того, как они убили отца, мне казалось, что она по-своему любит меня, — Санса мрачно усмехается и вытирает глаза, качая головой. — Я на самом деле глупая. — Это не так. — Впервые с тех пор, как умер отец, у меня нет врагов. — Она снова устало усмехается. — Никаких врагов. На что это похоже? Джон пожимает плечами, предлагая улыбку вместо банальности. — Я могу жить. — Она брызгает водой на руку, чтобы смыть полосу грязи. — Я хочу пойти. На праздник. — Серьёзно? А если кто-то узнает тебя, схватит и отвезёт в Королевскую гавань, а там услышит, что королева мертва, как ты думаешь, что они с тобой сделают? — Думаешь, кто-то найдёт меня там? На лугу за деревней, о которой никто не слышал? Я в этом сомневаюсь. Ничего не случится, Джон. Обещаю. — Нам придётся притворяться целый день, — говорит он хриплым голосом. — Целый день, Санса. И вечер. — Мы и так это делаем. — Нет, не делаем. Мы видимся в основном за столом. — И проводим вечера вместе. — Это не одно и то же. — Так вот почему ты не хочешь идти? — Санса обхватывает себя руками. — Не думала, что это настолько тебя беспокоит. — Это неуместно. То, что мы делаем. Неправильно. А драка в грязи? Какие брат и сестра... — Ты дурачился так. С Теоном, Роббом и Арьей. Я видела, как ты участвовал в драках с грязью, снежками... — Мы были детьми, а теперь выросли. Это моя вина. Я позволил всему зайти слишком далеко. — Мы ничего не сделали. — Нет? Ты же знаешь, как мы просыпаемся каждое утро. Я знаю, что это так. Если бы люди знали... — Ты беспокоишься о моей чести. — Конечно, я беспокоюсь о твоей чести! — Никто не узнает, — говорит она, уставившись на свои пальцы, смывающие очередное пятно грязи. — Только если ты не скажешь. Джон вздыхает. — Санса… — Ты сказал, что тебе это тоже нужно. Тепло, нежность, участие. Или это была ложь? — Конечно, нет, но... — Тогда почему мы не можем просто наслаждаться этим? Мы ничего не делаем. Почему мы не можем просто заснуть в объятиях друг друга? Почему мы должны притворяться каждую ночь, если всё равно утром проснёмся так? Джон смотрит на свои руки сквозь искрящуюся линзу воды, на то, какие они бледные и искажённые. Нет, они ничего не делают. Пока. Но границы так легко раздвигаются, когда один хочет, а другой нуждается. — Будет музыка, — говорит Санса мягким голосом. — Не могу вспомнить, когда я в последний раз слушала музыку. Я хочу танцевать, Джон. Хочу почувствовать себя свободной. И я хочу разделить этот день с Фрией, потому что скоро мы уедем, и я больше никогда её не увижу. — Мы не пойдем, — шепчет он своим рукам, потому что, если поднимет взгляд и увидит слезы в её глазах, то сдастся. Санса не произносит больше ни слова и не смотрит на него, пока они не возвращаются на ферму, где она снова становится милой Элис, и это похоже на манипулирование. Флирт немного острее, взгляды жёстче. После ужина она прячется за шитьём и болтает с Фрией, которая рассказывает о своих многочисленных братьях и сестрах и мечтах о детях, которых у неё никогда не было. Когда наступает ночь, и они лежат в постели на боку, повернувшись спиной друг к другу, Джон вспоминает другую ночь много лет назад, когда гром и молния заполнили небо. Все дети Старков собрались в постели Робба, даже Джон. Даже Санса. Они представляли собой кучу рук и ног, хихикающих и визжащих под одеялом каждый раз, когда над Винтерфеллом гремел гром. Это был первый раз — единственный раз — когда Джон почувствовал свою принадлежность к ним. По-настоящему. Он был частью стаи, а стая спит вместе, прижавшись друг к другу и обнимаясь, даже когда волки вырастают. Они скоро уезжают, покидают ферму, оставляют Оддена и Фрию, оставляют Уилла и Элис и их опасные привычки позади. Джон хочет быть ближе к Сансе — она нуждается в его тепле. До тех пор, пока он не позволит этому зайти далеко... Кровать скрипит под ним, когда он поворачивается и обнимает её за талию, притягивая ближе. Санса с довольным звуком зарывается в его объятия, и он невольно улыбается. — Ладно, — шепчет Джон, — сколько времени тебе нужно, чтобы сшить новое платье? Она переплетает их пальцы. — Правда? — Да, но при малейшем намёке на неприятности мы уходим. — Я уже закончила платье. И почти закончила с твоей одеждой. —Хах, ты была так уверена, что победишь. — Нет. Пока заживали волдыри, Фрия почти не позволяла мне работать, поэтому я сшила нам кое-что для обратной дороги. Клянусь. Я не думала, что ты сдашься. Мне просто нужно было чем-то себя занять. — На самом деле? — Да. На самом деле. Что заставило тебя передумать? — Пфф, я не знаю. Наверное, иногда стоит просто жить, — даже когда это опасно, — или можно остаться в постели и зачахнуть. — Я согласна, — говорит Санса, и он слышит улыбку в её голосе. — Спасибо, Джон. Санса тихо выдыхает и крепче стискивает его руку, и он чувствует, как она расслабляется в его объятиях. Дождь еле слышно стучит в окно. Он зарывается носом в её волосы и вдыхает аромат, закрывая глаза...***
Джон просыпается с Сансой в объятиях: её голова покоится у него на плече, а рука обнимает за талию. Когда он чувствует, что она шевелится, то остаётся на месте, пока она не поднимает голову и не одаривает его доброй утренней улыбкой, от которой у него сводит живот. Однажды её поведение смутило его, но потом он перестал искать в нём потребность Сансы в плотской любви. Она пыталась сказать ему об этом в течение нескольких недель, и теперь он, наконец, понимает: её рано лишили семейной близости, и теперь она ищет её у единственного человека, у которого может. У того, кто является её братом, но не единокровным. У того, кто поклялся защищать её любым доступным способом. У того, кто даст ей только то, что нужно, и не возьмёт то, что хочет сам. У того, кто никогда не причинит ей вреда. У того, кто не опасен. Безобиден. Джон улыбается в ответ, но скрывает ту часть себя, которая остаётся неизменной независимо от того, какую роль он играет, ту часть, которая любит её. О, он даст ей то, что нужно, но не может сделать это, не обезопасив и себя тоже. Он не сможет продолжать быть с ней рядом, если забудет её слова о том, что любить его абсурдно. Что любовь к нему означала бы, что она сломлена. То, что они делают… Они не придают этому значения. Это пустяки. Ничего не значащие вещи.