***
В детстве Санса часто черпала силу у Леди. Когда её охватывала застенчивость, она пряталась за лютоволчицу, или искала утешения в её густом мехе, или даже использовала её как способ преодолеть натянутость в разговоре. Когда она была подавлена, то использовала потребность Леди в прогулке, еде или уходе в качестве предлога, чтобы побыть в одиночестве. Потом Леди отняли у неё, и Сансе пришлось самой переживать самое ужасное время в жизни, и, казалось, что часть души исчезла навсегда с лютоволчицей. Как бы сильно она не любила Призрака, он никогда не сможет заполнить место Леди по-настоящему. Да, он охраняет и защищает её, даже присоединяется к ней и детям на прогулках, находится поблизости на ужине, чтобы получить угощение, но он всё равно дикое существо, которое избегает шума и иногда исчезает на несколько дней. Как и Джону, ему нужно побыть одному. Санса никогда не думала, что снова захочет спрятаться от толпы, и удержится на месте, зарывшись пальцами в мягкий густой мех. Однако вот она стоит на коленях на земле и гладит Арракса — собаку леди Тайлен, пока весь Винтерфелл (включая Джона) восхищается гостьей. В то время как лорд Хантер прибыл в экипаже с сыном, мейстером и служанкой леди Тайлен, сама леди въехала во двор, словно прибыла из балагана: в фиолетовой тунике, отороченной белым жемчугом, в брюках для верховой езды, стянутых на лодыжке шелковыми лентами, с обезьяной с полосатым хвостом на плече. И как будто этого было недостаточно, в тот момент, когда она спешилась, с неба спустился попугай и приземлился на её протянутую руку к радости всех, кто уже собрался вокруг. Никто не заметил, как рядом с ней запрыгала собака. Даже с его блестящей шерстью, испещренной всеми оттенками серого, дерзкими ушами и янтарными глазами, Арракс стал обычным псом рядом с экзотическим животным и птицей. Таким же обычным (таким же забытым), как и сама Санса. Она слышала истории о леди Тайлен. Она одевается как мужчина, коротко стрижет волосы (у неё блестящие золотые локоны, взъерошенные ветром и едва достигающие линии подбородка), путешествует как контрабандист, переплывая из порта в порт, как ей заблагорассудится. Она поёт, ездит верхом и любит животных. У неё десять кошек, две домашние змеи и оленёнок, которого она нашла брошенным матерью и сама выкормила из бутылочки, а ей всего двадцать три года. Санса всегда считала эти истории преувеличениями. Однако теперь, когда Тайлен протягивает своего попугая ближе к Джону и приказывает ему приветствовать короля, а великолепная птица выкрикивает имя Джона и называет его «мой король», Санса считает, что эти истории рассказывают о ней лишь часть правды. Широко улыбаясь, Джон хвалит птицу и проводит пальцем по её красно-зелёным перьям, и что-то неприятное и мелочное укореняется в груди Сансы. Она не помнит, когда Джон в последний раз так улыбался. (Хотя может — слишком хорошо — вспомнить время, когда он так улыбался ей, и делал это часто.) Джон будто чувствует, что она смотрит на него, и пронзает её взглядом, и один её вид полностью убивает его улыбку. Он даже слегка хмурится, напоминая ей, что она леди, хозяйка, что у неё есть обязанности, и Санса в последний раз похлопывает Арракса, прежде чем броситься в бой.***
Арья была права — они холодны друг с другом. Их вежливость — мороз, ползущий между ними и затрагивающий всё вокруг. И когда Сэм показывает лорду Хантеру планы библиотеки, которую он намеревается построить, а остальные разошлись кто куда, им не хватает чьего-нибудь присутствия, чтобы остановить ползущий холод. Сопровождать леди Тайлен и её служанку по Винтерфеллу должно было стать лёгким занятием, и все же они слишком осторожны, чтобы прикасаться, разговаривать, даже смотреть друг на друга — и леди Тайлен замечает это. О, она ничего не говорит, но взгляды, которые она бросает на свою служанку, говорят о многом. Санса чувствует, как Элис внутри неё умоляет снять доспехи леди и выпустить её, сделать Сансу очаровательной простушкой — и так ужасно легко поддаться искушению. Уилл и Элис — единственные роли, которые они с Джоном разыгрывали перед незнакомцами, и когда она становится Элис, он становится Уиллом, но вскоре Санса обнаруживает, что роли больше им не подходят. Их некогда спокойное взаимопонимание напоминает старую повозку, которая скрипит и дребезжит, грохоча по неровной дороге. Когда один пытается пошутить, другой слишком медлит, чтобы рассмеяться. Когда один замолкает, другой изо всех сил пытается заполнить паузу. Когда один дразнится, другой вздрагивает, прежде чем отмахнуться от него с неубедительной ухмылкой. Если леди Тайлен и заметила это, то не подала виду. Довольная, она прогуливается по богороще, восхищается чардревом, позволяет сиру Полосатому — обезьяне — взобраться на разрушенную башню, пока Арракс и попугай самостоятельно исследуют её, а затем останавливается у стеклянных теплиц, где Санса и дети посадили цветы, травы и овощи. Помидоры растут у решетки, их ветви полны плодов всех оттенков от зеленого до красного, и сир Полосатый спрыгивает с плеча своей дамы, чтобы сорвать помидор размером больше, чем его маленькая голова. — Я не знала, что вы испытываете страсть к садоводству, миледи. — Это недавняя страсть. — И к тому же прелестная. — Тайлен проводит пальцами по мирийскому стеклу. — И дорогая. Я не могу себе представить, чтобы это стекло выдержало битву при Винтерфелле. Его светлость был очень щедр, заменив его для вас. — Я этого не делал, — говорит Джон. — Бран позаботился обо всём, пока нас не было. Именно он спланировал большую часть ремонта после войны. Пальцы Тайлен двигаются к цветущей лозе, ощупывая её, пока она говорит: — Да, я слышала о вашем путешествии, ваша светлость. Уехали на несколько месяцев? Рада видеть вас обоих живыми и здоровыми. — Опустив подбородок, она очаровательно ухмыляется через плечо. — Если бы я была вынуждена провести несколько месяцев в дороге со своей сестрой, мы, несомненно, поубивали бы друг друга. Взгляды Джона и Сансы встречаются, румянец ползет по её щекам, и она отводит глаза, сцепляя руки за спиной и выпрямляясь. — О, совершенно верно, — говорит Тайлен. — Простите меня. Теперь правильно говорить кузены, так? — Верно, — говорит Джон, глядя на свои ноги. Тайлен издаёт гул, кивая, и когда Джон и Санса продолжают стоять в напряжённом молчании, она задумчиво окидывает их взглядом, потом похлопывает себе по плечу, предлагая сиру Полосатому вернуться на свой насест, чтобы с ним покинуть стеклянные сады и возникшее напряжение.***
Маленький Сэм таращится на обезьяну, еда на его тарелке забыта, хотя Санса позаботилась о том, чтобы он получил то, что любит (грибной пирог), пока взрослые ужинают улитками, пропитанными мёдом и чесноком, спелым голубым сыром, жареным лебедем, фаршированным устрицами, и другими блюдами, от которых он воротит нос. Леди Тайлен берёт финик с блюда с сыром и фруктами и наклоняется ближе к ребёнку; сир Полосатый держится за её голову крошечными лапками. — Не хочешь его покормить? Маленький Сэм едва успевает просиять от радости, как лорд Хантер бросает на дочь твёрдый взгляд. — Тайлен, ты можешь поиграть со своим питомцем после ужина. Я уверен, что его светлость предпочёл бы манеры, подобающие леди, за его столом. Все поворачиваются к Джону, ожидая вердикта короля, но он смотрит на Сансу. В конце концов, это её замок. Ему нравится напоминать ей об этом. Её замок и её правила (хотя гости — его). — Никто здесь не обидится, если сир Полосатый примет участие в трапезе, — говорит Санса. — Мы часто кормим Призрака за столом. Знаю, мы не должны, но… — Она гладит лютоволка, который ждёт угощения рядом с её стулом. Его красные глаза такие круглые и невинные, как будто он щенок, а не смертоносный зверь. — Кто может сказать «нет», глядя на эту прекрасную морду? Она даёт Призраку лебединую ногу, и хруст кости между зубами пробуждает Арракса от сна у очага. Виляя хвостом, он подбегает к Сансе, садится идеально прямо и терпеливо ждёт, пока она тоже его угостит. — Можно? — спрашивает она Тайлен. — Сначала попросите его дать лапу. Он любит выполнять такие команды. — Арракс. Дай лапу. — Санса протягивает руку, и пёс поднимает лапу, позволяя пожать её, прежде чем послушно вернуться в прежнюю позу. — Хороший мальчик, — бормочет она и тоже протягивает ему лебединую ногу. — Он так хорошо дрессирован! — Всё дело в породе. Им нравится учиться. А мне — их обучать, — Тайлен протягивает маленькому Сэму финик, который он с удовольствием скармливает сиру Полосатому. — Но Арракс не подчиняется всем. Вы ему нравитесь. — Конечно. Я раздаю угощение. Какой собаке я не понравлюсь? — Нет, вы сами ему нравитесь. — Тайлен подмигивает маленькому Сэму, который хихикает и хлопает в ладоши, и даёт ему ещё угощение, чтобы покормить обезьяну, после чего улыбается Сансе в ответ. — Я точно вам говорю. Санса чешет Арракса за ухом. — И он мне нравится. Он замечательный пёс. Джон улыбается улыбкой Уилла, от которой даже сейчас, хотя Санса и знает, что это не по-настоящему, она чувствует трепет. — Тебе лучше быть осторожной и не заставлять Призрака ревновать. — А мне, — говорит Тайлен, наклоняясь ближе к Джону, — лучше быть осторожной, пока прекрасная кузина его светлости не украла мою собаку. Улыбка Джона застывает, он хватает кружку с элем и делает большой глоток. — Должно быть, это было довольно сложно. — Взгляд Тайлен постоянно перемещается между ними, в её дыхании слышится предвкушение, как будто ей не терпится узнать о том, о чём, по мнению Сансы, думают большинство северян. — Привыкнуть, что вы не брат и сестра, а кузены. — Вовсе нет, — Санса отвечает с лёгкостью, которая, как она надеется, убедительна. — В детстве мы не были близки. — Я думаю, что могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз Санса говорила со мной в то время — и у меня ещё останутся свободные. Улыбка Джона очаровательна в самоуничижительной манере, которая заставляет всех смеяться, и Элис подпитала бы эту радостную энергию, игриво поддразнивая его. Но Санса замечает резкость в голосе Джона, отточенную старыми ранами, которые никогда полностью не заживали, и не может придумать ничего взамен, кроме небрежной улыбки, которую быстро прячет за чашей вина. — Но теперь вы близки, да? — Серые глаза Тайлен прищурены и слишком остры. — Призрак может и лютоволк, но по сути он собака. Если бы его светлость не любил кузину, Призрак тоже не делал бы этого. Точно так же, как Арраксу не понравились бы вы, миледи, если бы он почувствовал враждебность между нами. — Что ж, — говорит Санса и маскирует неловкость за тем, что скармливает Призраку и Арраксу еще лебедя. — Я всё ещё угощаю их. Тайлен издает тёплый смех, её глаза сверкают. — Если это так просто, могу я тоже угостить Призрака? — Она ждёт кивка Джона, прежде чем подозвать лютоволка к себе и предложить ему угощение со своей тарелки. — Надеюсь, вы простите меня, миледи, мой король, я, несомненно, рада познакомиться с вами обоими, но перспектива увидеть Призрака лично… — Она удовлетворённо вздыхает, любуясь тем, как Призрак перекусывает угощением. — Это основная причина, почему я присоединилась к отцу, а не поехала прямо домой. Он ещё великолепнее, чем я себе представляла. Я почти готова рискнуть выйти за Стену и найти щенка для себя. Джон качает головой. — Вам придется сразиться за него с его матерью. — Я приму вызов. С кривой улыбкой она откидывается на спинку стула и пальцами засовывает в рот улитку, не обращая внимания на бормотание отца о хороших манерах. Джон наблюдает за ней с веселой улыбкой, которая питает корень ревности в груди Сансы, пока он не прорастает маленькими побегами мелочности. Она не так уж очаровательна, леди Тайлен, и всё же окружающие, даже Подрик, Ванна, Сэм, Лилли и маленький Сэм, кажется, воспринимают её как глоток свежего воздуха. (Но, может быть, дело в том, что они провели несколько недель в компании Короля Севера и леди Старк, которые так холодны друг с другом.) — У меня есть еще одно признание или, скорее, вопрос. Я хотела увидеть дракона с тех пор, как была маленькой девочкой, но ходят слухи, что все они погибли на войне. Я была так убита горем, когда услышала это. Пожалуйста, скажите мне, что слухи врут. — Мне очень жаль, — говорит Джон. — Они все мертвы. — А у вас случайно нет спрятанного маленького яйца? — Нет, слава богам, — выдыхает Санса. Тайлен поворачивается всем телом к ней, явно желая услышать историю, которой Санса не хочет делиться, и потому она смотрит в тарелку, скручивая салфетку в руках и проклиная себя за промах. — Леди Санса, с вами все в порядке? Она поднимает глаза и видит, что Тайлен наблюдает за ней, нахмурив брови, но прежде чем Санса успевает придумать ответ, Джон отвечает: — Один из драконов чуть не сжёг её заживо. К счастью, Подрик был рядом, чтобы оттолкнуть её с линии огня. — Но почему? Леди Санса такая милая... Голос Тайлен затихает, когда её глаза перемещаются между Джоном, Сансой и Призраком, — и, к ужасу Сансы, она видит отблеск понимания в глазах Тайлен. Если Призрак любит Сансу, потому что это делает Джон, то Дрогон ненавидел Сансу, потому что его мать так делала. И разве не это стало причиной? Санса никогда не была уверена, действительно ли Мать Драконов нацелилась на неё, но она, должно быть, заглянула в сердце Сансы и увидела правду, которую даже Санса ещё не знала. Дейенерис достаточно сильно ревновала и собственнически относилась к Джону, потому её любимый дракон действовал, руководствуясь чувствами своей матери. И теперь Тайлен тоже это знает — или, по крайней мере, подозревает. — Прошу меня извинить, — Санса встаёт, её салфетка падает на пол. — Я выпила слишком много вина. Мне нужно подышать свежим воздухом. Джон тоже вскакивает на ноги, но она качает головой и вместо этого просит Подрика сопровождать её, бормоча что-то о том, что Джону нужно позаботиться о гостях.***
Летний вечер слишком тёплый и влажный, чтобы принести хоть какое-то облегчение, но мир снаружи тих, и Подрик тоже молчит, пока они не минуют ворота и не выходят на обширные поля за пределами Винтерфелла под сумеречным и беззвёздным небом. — С вами всё в порядке, миледи? Вдалеке жители Зимнего городка уже готовятся к завтрашней ярмарке, и Санса совсем не хочет идти. Ей хотелось бы вернуться на ферму, где жизнь была лёгкой, а сердце горячим и живым, и притворство вовсе не было притворством. Иногда она чувствует себя вдовой, как бы глупо это не звучало, и, возможно, именно это она должна сказать Джону. Что она полюбила жизнь на ферме, фантазию. Что она полюбила быть Элис, молодой женщиной, которая никогда не страдала как Санса и имела любящего, понимающего мужа. Она скажет Джону, что ему не нужно беспокоиться о ней или о каких-либо нежелательных чувствах. Она оплакивает потерю чего-то, что никогда не было реальным, никогда не могло быть реальным, и это пройдет, как и всегда. Это достаточно близко к правде, думает Санса, и она могла бы сказать всё, не запинаясь. Это достаточно близко к правде, чтобы объяснить её странное поведение. Так близко, что она сама почти поверила. — Миледи? Может мне позвать мейстера? Санса вырывается из своих размышлений. — Нет. Я в порядке, Подрик. — Миледи, скажите, она... — Он оглядывается через плечо, прежде чем снова посмотреть на неё, задумчиво, задержав дыхание. Затем он выдыхает, потирая шею. — Почему Арья ушла? — Она хотела навестить Джендри, — говорит Санса, и когда Подрик смотрит на нее, неубежденный, добавляет: — Ты же знаешь, какая она импульсивная. Подрик бросает ещё один взгляд на Винтерфелл и делает маленький шаг к ней. — Я знаю, что не могу заменить вашу сестру, миледи. Но если вам нужно с кем-то поговорить... — Я бы предпочла вообще не разговаривать. С нежной улыбкой, полной сочувствия, Подрик склоняет голову и протягивает руку, и они идут в тишине вместе, пока летнее небо не становится таким же тёмным, как обычно в это время года. Только после этого они возвращаются в Винтерфелл. Когда они проходят через Большой Чертог, звуки веселья льются из приоткрытых окон — смех, песни и умелое перебирание струн лютни, и сердце Сансы совсем немного сжимается. Ей следует присоединиться к ним, но она идёт дальше; ее шаль туго натянута на плечи.***
Всё утро она практиковалась в своей полуправде перед зеркалом, и даже сейчас, когда Ванна заплетает ей волосы, Санса повторяет её в голове, чтобы мысли не блуждали в воспоминаниях о дне похожем на этот, когда она надела платье, теперь спрятанное в сундуке под кроватью. Платье, над которым работала в надежде, что её заметит мужчина, который никогда не посмотрит на неё дважды (или даже один раз). Боги, но тогда она была глупа и полна надежд. — Разве это не прекрасно, — говорит Ванна, закручивая косу в пучок, — что его светлость всё-таки присоединится к вам. Санса ахает, встречаясь глазами с Ванной в отражении. — Джон идёт? — Они вам не сказали? Леди Тайлен убедила его вчера вечером. Так я слышала. Я легла спать вместе с миледи. Закончив, Ванна продолжает болтать о леди Тайлен и о том, как она, её отец, Сэм и Джон пили достаточно долго, чтобы посудомойки увидели, как они покидали Большой Чертог перед восходом солнца, когда слуги уже начали свой день, таская воду и готовя тесто для утреннего хлеба. Санса пристально смотрит на своё отражение, пока оно не становится размытым и медно-розовым. Она не может пойти на ярмарку. Не может. Боль от того, что произошло (чего не произошло) той ночью в Речных землях, ещё слишком остра — и Тайлен слишком остра на язык. О, Санса знает, почему она наблюдает за ней и Джоном, она знает, о чём Подрик не осмелился спросить прошлой ночью. Леди Тайлен может притвориться, что она здесь, чтобы увидеть Призрака или драконов, но дело в другом. Джону нужно золото, а у богатого лорда Хантера есть три дочери, от которых ему нужно избавиться, и Санса очень хорошо знает, как это обычно происходит. Она знает, что леди Тайлен хочет убедиться, что у неё нет соперницы. Но Джон на ней не женится. Если бы у него были какие-то планы жениться на ком-то, он бы сказал Сансе. Она знает это, и всё же беспокойство сохраняется, питая отвратительную лозу ревности, которая пустила корни прошлой ночью и теперь цепляется за плотину, сдерживающую ее эмоции, ища трещины, чтобы ослабить её защиту. Сансе приходится долго сидеть у туалетного столика, чтобы собраться с мыслями, привыкнуть к этому царапающему ощущению, прежде чем отправиться на поиски Джона. Он в своём кабинете, изучает какой-то строительный чертеж, развернутый на столе. Она больше никогда не приходит сюда одна, и когда Джон отрывается от планов и находит ту, кого не ожидал увидеть, то быстро сворачивает бумагу (слишком быстро) и посылает ей невинную улыбку. Ревность в её груди находит ужасного товарища по несчастью — подозрение, и она трёт большим пальцем ладонь, пытаясь успокоиться. — Что-то случилось? — Я слышала, ты всё-таки собираешься на ярмарку. — Да. Если ты не возражаешь. — Вовсе нет. Я была рада это услышать. Это значит, что я могу остаться дома. У Джона отвисает челюсть. — Но тебе это нравится. Музыка и... — Если мне нужна музыка, я попрошу Подрика спеть для меня. У него довольно приятный голос, и он знает все мои любимые песни. Джон тяжело вздыхает, уголки его рта подергиваются. — Если ты остаёшься дома из-за меня, то не нужно. Мы можем находиться в одном и том же месте в одно и то же время. — Правда? Я думала, что один из нас всегда должен заниматься бумажной работой. — Санса. — Джон тяжело вздыхает, прижимая большой палец ко лбу. — Я только пытался... — Я знаю, что ты пытался сделать. И я благодарна, но тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь сделать только хуже? Ты постоянно напоминаешь мне о том, что я потеряла, и об этой ярмарке... Это был мой последний день с... с Фрией. И это был хороший день. По крайней мере, пока... — Она сжимает и разжимает руки. — Я не хочу, чтобы мне напоминали! Я хочу двигаться дальше! Я хочу быть Сансой. Джон с тяжелым вздохом прислоняется к столу. — Я понимаю. Проходит мгновение тишины, но затем Джон делает вдох, как будто хочет заговорить, и этот разговор может затронуть темы, к которым она не готова, и Санса сбегает в свой кабинет, чтобы погрузиться в работу. Однако это оказывается невозможным — чертеж на столе Джона преследует ее мысли. Если бы это была библиотека Сэма, или приют Арьи, или любое другое здание, которое они обсуждали, стал бы Джон так быстро сворачивать его? Нет, это секрет. Секретный строительный чертеж, который прячет король без замка. И если он скрывает это, разве не будет держать в секрете планы найти себе жену? Воротник платья сдавливает горло. Она развязывает шнурки... Нет, Джон не хочет жениться. Он не хочет жениться на тебе, шепчет ревность, и продолжает шептать гадкие мелочи весь день и вечер. Как бы Санса ни старалась занять себя работой, чтением или вязанием, этот голос все равно настигает ее. И к тому времени, когда становится темно и Джон стучит в дверь, беспокойство так сильно измучило Сансу, что все в Джоне раздражает ее. Резкий стук каблуков, бесконечный шорох его одежды, изнуряющее хриплое дыхание, влажные звуки его губ... Она в одном шаге от того, чтобы закричать на него, потребовать, чтобы он оставил ее в покое! Боги, если бы ее хоть раз оставили в покое. Если бы только у нее была минута, когда не нужно ни перед кем притворяться. Это всё, что она делала с тех пор, как ушла из дома! Притворялась, притворялась и притворялась. Что любит людей, которых ненавидит, что ненавидит людей, которых любит, что ничто не задевает ее, когда все с точностью до наоборот. — Лорд Хантер пригласил меня присоединиться к ним завтра. Они отправляются домой, — говорит Джон, и Сансе требуется вся оставшаяся сила воли, чтобы скрыть, как что-то внутри нее ломается. — Меня не будет несколько дней. У него есть кое-какие вопросы, которые он хотел бы обсудить. — Джон делает паузу, давая ей возможность что-то сказать, но она молча ждет еще более ужасных слов. — Я еще не принял предложение. Если я уйду, ты останешься одна. Некому будет тебя защитить. — У меня есть Подрик, — говорит она не своим голосом. — Подрик. — Джон едва заметно качает головой. — Не делай так. Ты всегда смотришь на него свысока. Но он спас мне жизнь. — Оттолкнув тебя с дороги. Он же не сразился с драконом. — Он был храбрым и быстрым. И он стал лучше как боец. Знаешь, я иногда наблюдаю за вами, когда вы спаррингуетесь. Арья и Бриенна хорошо его обучили. — Я знаю, — выдохнув, Джон потирает лоб. — Мне не нравится мысль оставлять тебя одну, вот и все. — Тогда то, что лорд Хантер хочет обсудить, должно быть действительно важным. Джон кивает, склонив голову на грудь. — Да. Это очень важно. — Со мной все будет в порядке, Джон. На самом деле, — говорит Санса, ее сердце бьется немного быстрее, разогревая кровь, пока кожа не покраснеет, — я просто хотела немного времени для себя. Он поднимает на нее глаза, темные под нахмуренными бровями. — Ты не единственный, кому нужно побыть одному, Джон. Я едва могу вздохнуть с тех пор, как мы вернулись. Желваки ходят на его лице, когда Джон снова смотрит в пол. — Ты могла бы сказать «нет». Если тебе так сильно не нравилось. Я думал, тебе приносят радость прогулки и ужины... Иначе я бы не стал... — Мне нравилось. Я прекрасно проводила время. — Но? — Но… Иногда даже того, что любишь, может быть слишком много. Он выдыхает, рука на эфесе меча дергается. — Тогда, может быть, мне стоит задержаться подольше. Предоставлю тебе твой замок в полное распоряжение на неделю. Сердце Сансы бьется еще быстрее, тело наполнено странной смесью гнева, страха и волнения, когда она произносит слова, которые могут стоить ей того, что она любит больше всего, но также освобождают от того, что давит на нее. — Полагаю, теперь моя очередь. Дать тебе шанс сбежать. Сделать за тебя всю бумажную работу. Сжав губы, Джон медленно кивает, и она почти чувствует облегчение.***
Винтерфелл на фоне розового утреннего неба выглядит оскорбительно романтично, будто Санса — леди-жена, провожающая своего лорда-мужа. Но седлая лошадь, Джон ни разу не бросил взгляд на балкон, и её чувство освобождения превращается в болезненную потребность. Лорд Хантер и его компания уже сидят в карете. Тайлен садится верхом, окруженная тремя своими питомцами, и разговаривает с Джоном, которого Санса не слышит. Крепко вцепившись в перила, она смотрит, как он вскакивает в седло и следует за гостями, направляясь к воротам. Эта ноющая потребность растёт с каждым шагом его лошади, как будто части их душ сплелись и теперь тянутся друг к другу, чтобы остаться вместе. Эта связь настолько тонкая, что может оборваться. Посмотри на меня. Оглянись. Пожалуйста. Глаза Сансы щиплет от слез, она моргает. Посмотри на меня. Только один раз. Он уже у ворот. Ее подташнивает. Он собирается уйти, бросить ее, и она не может смотреть, как он следует за другой женщиной в новое будущее, где для нее нет места. Санса отпускает перила и собирается уходить, но тут лошадь Джона останавливается, он оборачивается и оглядывается через плечо, осматривая галереи, пока не находит ее. Их взгляды встречаются. Санса машет рукой, и, изогнув губы в едва заметной улыбке, Джон отвечает ей тем же, и она знает, что выглядит нелепо. Джон не женится на Тайлен. Он этого не сделает. Независимо от того, насколько напряженными стали отношения между ними. Он не стал бы рассматривать брак до такой степени, чтобы навестить свою суженую и встретиться с остальными членами ее семьи, не посоветовавшись сначала с Сансой. Она не только его кузина, но и советник. Он бы так с ней не поступил. Только не Джон.***
Каким-то волшебным образом Сансе удается не думать о Джоне в последующие дни, и, как ни странно, она обнаруживает, что ее слова оказались правдой. Хорошо, что замок в ее полном распоряжении. Когда ей не перед кем притворяться, она снова начинает чувствовать себя собой. Моложе, легче, свободнее. Она работает, ухаживает за теплицами, печет, вяжет и дышит. Прошлой ночью она даже заснула вовремя и впервые за несколько недель проснулась без привычного чувства тревоги. Когда Санса возвращается из стеклянных теплиц с пучками трав, которые она повесит сушиться в кабинете, то даже напевает себе под нос. Как только Джон приедет домой, она будет готова вернуться к дружеским отношениям. Они могут находиться в одном и том же месте. День с Тайлен, даже если он не прошёл без сучка и задоринки, доказал, что Джон был прав в этом. Ее мысли прерывает хихиканье. Слышатся приглушенные звуки. Обычно она пошла бы дальше, зная, что иногда слуги отдыхают и сплетничают. Но когда Санса слышит упоминание о Джоне, она подкрадывается ближе к источнику шума и обнаруживает двух болтающих горничных, которые кипятят, помешивая, постельное белье в большом котле. — Вот почему он ушел, — говорит Грета, старшая горничная, и Санса подходит ближе, ныряя в укромный уголок, где ее скрывают тени. — Он женится на ней и переедет в ее замок. Хильда, новая горничная, которая приехала в Винтерфелл во время отсутствия Сансы, качает головой. — Это неправда. Леди Тайлен никогда не выйдет замуж. Ей это неинтересно, и мужчины тоже. Глаза Греты расширяются, рот складывается в заинтригованное «ох». — Любит более мягкие прикосновения? — Вообще не любит никаких прикосновений, как я слышала. Эта леди никогда не выйдет замуж, и она сказала об этом своему отцу. — И откуда ты знаешь? — Моя кузина — ее служанка. — Хильда вытирает пот со лба и продолжает помешивать. — Она мне всё рассказала, когда они приезжали. Санса улыбается с облегчением и радостная начинает уходить, только для того, чтобы снова замедлиться и остановиться. Её улыбка исчезает, когда Хильда продолжает: — Другое дело ее сестра. Она хочет выйти замуж за короля. Вот почему приехала леди Тайлен. Их мама умерла, и леди Тайлен хотела хорошенько понаблюдать за королём, прежде чем ее отец пригласит его к ним. Ходит так много слухов о нём и одичалых, о Королеве Драконов и о леди... Грета хлопает ее по руке. — И это то, что мы не должны обсуждать. — Да, точно. Не нужно меня бить. — Тогда представим, что ей понравилось то, что она увидела. Леди Тайлен. И теперь он уехал с ними и все может случиться. Колени Сансы подгибаются, голова идёт кругом, и она опирается на каменную стену, прижимая руку к прохладной поверхности, чтобы успокоиться. — Леди Сильда — красавица. Сама я ее никогда не видела, но это то, что я слышала. Она во вкусе короля. Рыжие волосы, ну, ты понимаешь? — усмехается Хильда. — Возможно, кому-то стоило сказать ему, что у леди Старк рыжие волосы. — Ш-ш-ш! — Грета снова хлопает ее по руке. — Замолчи. Мы не говорим об этом. — Но все говорили, что их так долго не было... — Но ведь они этого не сделали, ведь так? Я больше не хочу говорить такое о леди Старк. Она хорошая девочка, и о ней достаточно говорили в ее жизни. Мы здесь этого не потерпим. Я буду гнать тебя пинками до самого Кротового городка, если еще раз услышу такое. — Она все равно не в его вкусе. Она ведь не бойкая? А леди Сильда ездит верхом и охотится. Она может стрелять из лука, сидя на коне как дотракийка. Она так же хорошо владеет мечом, как и… Санса отталкивается от стены и, пошатываясь, уходит. Тело движется само по себе, лавируя между рабочими во дворе, улыбаясь тем, кто приветствует ее, поднимаясь по лестнице, и внезапно она оказывается в кабинете Джона, роется в его документах, пока не находит секретные чертежи с начерченными им линиями и словами Ров Кейлин, написанными в углу аккуратным почерком. Значит, король без замка недолго останется без него. Кровь Сансы, мысли, чувства бурлят в ней так громко и сильно, как водопад, заглушающий мир, и она теряется в этом реве, втягивается в поток и уплывает прочь. Она даже чувствует, как водопад движется под ней, как нежные волны, раскачиваясь, бьются о плотину, которую она построила вокруг водоворота своих эмоций. Где-то далеко, на краю мира, ее зовет голос, и реальность врывается обратно резким запахом и яркими цветами. Корица. Красное вино. Кожа. Шерсть. Красивые пурпурные, розовые и желтые соцветия в букете полевых цветов в оловянной вазе. Теплые, карие, добрые глаза Подрика с тревогой наблюдают за ней. Хотя Санса не помнит, как покинула кабинет Джона, сейчас она в своем собственном, сидит в кресле-качалке с чашкой вина в руке и одеялом, накинутым на колени. Она облизывает губы, пробуя их на вкус. По крайней мере, она выпила вина, но не съела ни одного пирожного с корицей, ожидающего ее на тарелке, рядом с вазой с цветами на столе. — Я всё же думаю, что мне следует позвать мейстера, — говорит Подрик, и Санса моргает, пытаясь уловить воспоминание, которое объяснит, как она оказалась здесь, но ничего на ум не приходит. — Вы просили меня не делать этого? Помните? — Да. Да, я помню. — Что случилось? — Я забыла поесть… — Она смотрит в окно и видит, что мир за ним солнечный и яркий. — Позавтракать. У меня немного кружится голова, вот и все. — С улыбкой на лице она берет пирожное и покорно ест его. — Я уже чувствую себя намного лучше. Подрик закрывает все ставни, удостоверяется, что двери в ее кабинет закрыты, наполняет чашу ей и себе вином, прежде чем снова сесть в кресло, которое придвигает ближе к креслу-качалке. — Его светлость прислал вам ворона? — Нет. Почему? — Я думал… — Подрик изучает ее лицо, и Санса знает, что бледна как снег, и чувствует себя такой же холодной. — Ходят слухи, миледи. Их много. Что король собирается вернуться с невестой. Что они переедут в Дредфорт, или Ров Кейлин, или даже в Черный замок. Но это всего лишь слухи. Я не слышал, чтобы его светлость или кто-либо из его советников говорил что-нибудь в этом роде. Вы же знаете людей. Они просто гадают, делают из этого игру. — Иногда они угадывают правильно. — Санса прижимает край чаши к нижней губе, прежде чем вернуть вино на стол. — Джону нужен наследник. Самое время ему найти жену. Подрик берет ее за руку, его кожа теплая и сухая, глаза такие добрые, что она отворачивается. — Вам не нужно притворяться со мной, миледи. Санса смотрит на шерстяное одеяло, наброшенное ей на колени; ее разум такой же пустой, такой же белый. — Больше никто не знает. Вы хорошо это скрываете. Она вырывает свою руку из его. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Хорошо. Я полагаю, мне нужно начать первым, — говорит Подрик, и это достаточно интригует ее, чтобы она все-таки оторвала взгляд от одеяла. — Я тоже кое-кого люблю. И, по-видимому, я хорошо это скрываю. Совсем как моя леди. Доброта в его взгляде уступает место сердечной боли, и все мелочи, которые Санса заметила за эти недели, не задумываясь, собираются вместе и рисуют картину, которую она не видела, потому что была слишком поглощена собой, слишком жалела себя. — Арья, — говорит она, и Подрик грустно улыбается. — Она не любит тебя в ответ? Это из-за Джендри? Подрик пожимает плечами, уголки его рта опускаются. — Но... — Санса хмурится и произносит вслух свое следующее открытие, прежде чем успевает сдержаться. — Вы были близки. — Это не то, что я... — Его щеки пылают ярким румянцем. — Я не хотел так. Миледи, это не... — Все в порядке. Когда-то я, возможно, и верила, что такие вещи имеют место только в браке, но теперь я знаю, что это не так. Она взрослая женщина, а я ей не мать. — Санса берет два пирожных с корицей и протягивает одно Подрику. — Она не хочет остепениться, не так ли? Он откусывает кусочек, качая головой. — Я думал, что смогу наслаждаться тем, что есть. У меня были такие отношения раньше, с другими женщинами. Но она другая. А я — нет, по крайней мере, для нее. — Она многое теряет, — говорит Санса, и когда Подрик снова качает головой, она наклоняется вперед и искренне кивает ему. — Ты хороший человек, Подрик. Любая леди была бы счастлива заполучить тебя. — Благодарю вас, миледи. — Он запивает пирожное вином, а затем крутит чашу в руках, размышляя. Санса ест, ожидая его слов. — Почему… — Затем Подрик качает головой, бормоча, что это не его дело, и она уверяет, что все в порядке, прежде чем он продолжит. — Миледи, почему бы вам с королем не пожениться? Разве это не решит все проблемы? Я не думаю, что кто-то будет возражать. Я действительно уверен в этом. Половина Винтерфелла думала, что вы вернетесь женатыми. — Он не любит меня, Подрик. — Простите меня, но я думаю, что вы ошибаетесь. — А я — нет. Его взгляд перемещается между ее глазами, а затем он придвигает свой стул ближе, говоря тихим голосом: — Я поклялся хранить тайну, но я служу вам, а не ему... Санса кивает, чтобы он продолжал. — В тот день, когда я уехал на ферму, Джон послал ворона Оддену и Фрии. С помощью вашего брата. Они с самого начала знали, что я приеду. Одден уже вырезал кубок, ещё до ворона. Это была идея Фрии. Она подумала, что, может быть, вы когда-нибудь навестите их, если будете в Речных землях у вашего дяди Эдмура. Она подумала, что поскольку вы тайно поженились, у вас не было свадебного кубка. Ферма была идеей Оддена. Но волки. Миледи, Джон попросил Оддена вырезать волков. Он немного рассказал им обо всех членах вашей семьи и попросил подарок. — Подрик кивает на статуэтку, стоящую на каминной полке. — Это от Джона. И мыло тоже. Фрия рассмеялась над этим. Какой королеве понадобится ее старое мыло, сказала она. Но Джон был непреклонен в письме. Точно так же, как он был непреклонен, требуя, чтобы я вам ничего не рассказывал. Сансе нужно несколько медленных глотков вина, чтобы успокоиться, сморгнуть слезы, щиплющие глаза, и Подрик, замечательный Подрик, ждет, пока она возьмет свои чувства под контроль, прежде чем продолжить: — Он все время пытается сделать вас счастливой, миледи. Возможно, это его способ сказать вам, что он любит вас, не говоря об этом. Покачав головой, Санса крепче обхватывает себя руками. — Дело в другом, — шепчет она. — Это чувство вины. Я совершенно ясно дала понять, что я... и женитьба решила бы наши проблемы, но он не может этого сделать. И поэтому пытается порадовать меня, делая все, что в его силах, кроме одного... Ее голос срывается, слезы наворачиваются на глаза, и она борется с ними изо всех сил. Она не сломается. Она ещё не плакала из-за него. Ни разу. Она должна держать все это в себе, иначе будет бесполезно лежать в своей постели и рыдать в подушку, пока весь Винтерфелл станет шептаться о сломленной девушке, которая влюбилась в своего кузена. — Он дает мне все, кроме одной вещи, которую я хочу. Он не может, потому что не любит меня. По крайней мере, не в этом смысле. — Тогда он многое теряет. Любой мужчина был бы счастлив заполучить вас. Санса издает слабый смешок. — Это действительно плохое утешение, не так ли. — Да, — говорит Подрик, тоже посмеиваясь, и хотя ее сердце разбито на миллион осколков, общий смех облегчает боль, и она тянется к его руке, чтобы сжать в знак благодарности. — Спасибо тебе. За то, что выслушал. За то, что заставил меня говорить. — У нас все будет хорошо, у вас и у меня, миледи. Какое-то время наше сердце будет разбито, но мы исцелимся. И король Джон не вернется домой с невестой. Я не собираюсь притворяться, что знаю, что у него на сердце, но в этом уверен. Он не стал бы этого делать, не предупредив вас заранее. — Я тоже так думаю, — шепчет Санса с почти отчаянной улыбкой. — Но сомнения иногда появляются. Все же… — Он этого не сделает. — Не сделает, — говорит она, кивая. — Он этого не сделает.***
Они проводят остаток вечера, болтая и попивая вино, а когда Санса устает, то просит Подрика спеть для нее. Что-то счастливое, веселое и даже отдаленно не связанное с любовью, пока она откидывается в кресле-качалке и наслаждается спокойствием. Она не осознает, что засыпает, пока не просыпается в постели от того, что кто-то стягивает с неё сапоги. В панике садясь, Санса обнаруживает, что, даже если Подрик вероятно унёс ее покои, раздевает её Ванна. Полусонная, Санса позволяет служанке снять платье, корсет и сорочку и помочь надеть ночную рубашку. И когда она снова засыпает, то впервые с момента возвращения ей не нужно утыкаться носом в шаль, чтобы уснуть. Когда она просыпается на следующее утро, то знает, что время пришло. Время двигаться дальше, время быть Сансой. До тех пор, пока она хранит последние напоминания об Элис, она никогда этого не сделает. Санса осторожно засовывает шаль в сундук, закрывает крышку и запирает его. Она не позволяет себе остановиться и изучить каждый спрятанный в нем предмет. Вместо этого она одевается, завтракает и зовет Подрика. Вместе они отправятся в Волчий лес и сожгут ее бессмысленную надежду на то, что букет цветов как будто бы что-то значил. Что устройство ее кабинета, прогулки с Лилли и детьми и даже отправка ворона Оддену и Фрии — все это что-то значит, хотя на самом деле это не так. Однако, когда они добираются до внутреннего двора, Герти и ее младший брат подбегают к ним и напоминают Сансе, что она обещала им посадить морковь, свеклу и картофель в теплицах, и они в первую очередь направляются туда и работают, пока их руки не станут грязными, спины не устанут, а дети не успокоятся. Санса как раз потягивает ноющее тело, готовясь уйти, когда к ним прибегает Сэм. Его щеки пылают, глаза блестят, и Санса бросается к нему, такая же счастливая. — А, вот и ты. Я все осмотрел, — говорит он, пока она взволнованно выдыхает: — Ребёнок? Ребёнок родился? — Что? Нет. Ещё нет. Хотя, думаю, до её рождения не так много осталось. Речь о Джоне. Он дома. Желудок Сансы стягивает в узел от беспокойства и надежды. — Уже? — Он рано вернулся домой. С сюрпризом! — Сэм так сияет, в то время как Санса чувствует, что вот-вот потеряет сознание. — Он хочет, чтобы ты пришла к нему в кабинет, Санса. Сейчас, — Сэм нетерпеливо переминается. — Если ты не возражаешь. — Сначала я хотела бы умыться. Я грязная. — О, ей все равно, как ты выглядишь. О! — Он прижимает пальцы к губам, как будто может взять слова обратно. — Мне не стоит больше ничего говорить. Это должно быть сюрпризом. Сэм выглядит таким счастливым. Счастливым, сияющим и таким возбужденным, что не может устоять на месте. А почему бы и нет? Его лучший друг наконец-то нашел кого-то, кого сможет полюбить после того, как в течение многих лет оплакивал Игритт, любовь всей его жизни. Теперь Джон женится на леди Сильде и родит с ней рыжеволосых детей, а маленький Сэм и малышка Ферн будут расти вместе с сыновьями и дочерьми Джона во Рве Кейлин. Это даже близко к замку Хантеров. Леди Сильда захочет жить поближе к своим родителям. Особенно, когда родятся дети. Он выглядит таким счастливым, Сэм, в то время как Санса разваливается на части. Все во дворе смотрят на нее, перешептываются, улыбаются. Значит, они видели невесту Джона. Все в восторге от того, что их король наконец-то женится. Чтобы на Севере через год появился маленький принц или принцесса. Санса опирается на руку Подрика всю дорогу до своих покоев, где он ставит сундук на стол, пока она наливает воду в умывальник и очищает грязь с рук твердым белым мылом. — Это может означать совсем не то, что вы думаете. — А что еще это может быть? Сэм сказал «она». — Санса трёт кожу, пока она не покраснеет. — Джон нашел невесту. Она продолжает тереть, глядя на сундук, который словно издевается над ней со своего места на столе. Сундук, полный глупых надежд и мечтаний, которые она не успела сжечь, прежде чем они сожгли ее. Она выбросит серое мыло. Цветы, заложенные между страницами книги. Джон как-то сказал, что не знает ее любимых цветов, но у нее нет любимых. Она любит больше всего те, которые ей подарил Уилл, и ими она дорожила больше всего, независимо от формы, названия или цвета. Потому что она глупая маленькая девочка, которая никогда не учится, и у нее щиплет глаза. Ну как он мог? Без единого предупреждения. А теперь ей придется улыбаться на его свадьбе и притворяться, что она счастлива, вот только не может дышать. Санса дергает платье, шнурки корсета, пытаясь выбраться из удушающей тюрьмы. Теплые руки обхватывают ее, успокаивая. — Миледи, что я могу сделать? Могу я вам что-нибудь принести? Позвать кого-то? — Мы могли бы уехать. — Слова вылетают в лихорадочном порыве. — После того, как я с ней познакомлюсь. Пожалуйста. Мы поедем к Стене, или к моему кузену Робину, или куда угодно. Куда угодно, только подальше отсюда. Я не могу быть здесь. Не могу. Подрик кивает. — Я соберу свои вещи и приготовлю лошадей, миледи. Он закрывает за собой дверь, и Санса опускается на кровать, рассеянно расшнуровывая пальцами корсет, переводя дыхание. И как только она снова чувствует себя спокойно, как только доверяет плотине, которую построила, чтобы удержать свои чувства, когда она, наконец, увидит возлюбленную Джона, она запечатывает себя в чистом корсете, в чистом платье, зашнурованном так туго, как она может это сделать без посторонней помощи. В дверь стучат. Санса медленно поворачивает голову и смотрит на неё, будто она сама по себе откроется. Там, где должно быть ее сердце, зияет пустота, и, возможно, она должна испытывать боль, но это не так. Ничего страшного. Она ничего не чувствует. — Санса? — Джон делает паузу. — С тобой все в порядке? Мы уже давно ждем. — Иду, — отвечает она, через силу двигаясь к двери. — Я действительно была грязной... Санса с удивлением смотрит на руки Джона и не может ничего понять. Таинственная «она» — белая с серыми пятнами, с большими коричневыми лапами, задорными коричневыми ушами и самыми красивыми янтарными глазами, которые Санса когда-либо видела. И на шее у нее лента, голубая шелковая лента, завязанная красивым бантом. — У тебя... щенок. — Я купил тебе щенка. — Я не понимаю… — Она судорожно вздыхает, ее глаза наполняются слезами. — Что? — Она твоя. — Джон входит в комнату и отдаёт ей в руки самую милую собаку на свете. — Я купил ее для тебя. — Я люблю щенков, — шепчет Санса, зарываясь носом в шелковистый мех. — Знаю, — тихо говорит Джон, и тогда первые слезы проливаются из её глаз, и плотина рушится.