Выдох после фуэте

Марк, как и все обычные люди, очень часто обещает близким быть аккуратным и заботиться о своём здоровье, но почти никогда ничего не выполняет. Он так же, как и Винтер, говорит, что хорошо поел и пораньше лёг, продолжая пропускать обеды и приемлемое время для ужина, не спит до поздней ночи и часто днями не покидает свою однушку. В метро, на его взгляд, ездить намного полезнее, чем в удобной машине с водителем или близким другом. В старых вагонах гуляет быстрый ветер из открытых окон, за стёклами мелькают кирпичные стены с нарисованными ветками или унылые станции с отчаянными людьми. Внутри каждый занимается своим отрешённым делом: читает дешёвые книги из переходов, учит конспекты, дремлет в обнимку с рюкзаком или сумкой, теряет себя между пикселями телефона или предаётся мыслям о разном. Марк же любит всё это совмещать. Сегодня он тратит несколько часов на поиски информации о Хэчане, начиная ещё с платформы метро под улицами у театра и заканчивая уже за полночь. В общем, откопать удалось не так много. Парень двухтысячного года рождения, про детство и подростковый возраст ничего нет. Начиная с две тысячи пятнадцатого, появляется на танцевальных государственных конкурсах, принимает участие в фестивалях (в том числе и международных), вроде бы с помощью то ли наставника, то ли спонсора. Затем проходит кастинг в труппу Национального театра Кореи, а уже в две тысячи семнадцатом становится главным солистом. Через год Хэчана отправили на какой-то своеобразный тур по лучшим балетным странам: Россия, Австрия, Франция, Голландия, Великобритания, США, в котором принимали участие примы-балерины и премьеры. За всё время карьеры он ни разу не брал перерывов или длительных отдыхов, собирая огромное количество оваций и положительных откликов как от простых зрителей, так и от критиков. В интервью для медиа всегда ловко избегал каверзных вопросов, не раскрывая личную жизнь. Удивительная харизма танцовщика многих очаровывает с первого взгляда, поэтому он часто присутствует на богатых мероприятиях политиков и знаменитостей. Марк совсем не удивился, когда среди новостей об успешных спектаклях, занимательных интервью о театре и балете находились грязные сплетни и скандальные статьи о всём плохом, что «скрывает молодой балерун». От жёлтой прессы нет покоя даже всемирно известным артистам — так и ждут, когда он оступится, чтобы придумать очередную глупость о «романе с министром культуры» или «ужасном прошлом в борделе, где встретился олигарх, захотевший помочь любимчику». Страшно представить, как себя чувствуют танцоры, читая это всё. Удивительно, но спал Марк этой ночью хорошо, но мысли о прочитанном начали возвращаться со шкворчанием яиц на сковороде. Хэчан правда очень талантлив, красив и умён, им восхищаются и хотят быть такими же. Но вместе с тем, многие завидуют такому успеху, а ещё больше не верят всем словам о длительных тренировках и усердном труде. Почему о нём никто не знал до пятнадцатого года? Где его семья, зачем скрываться? И как мальчишка сумел так быстро найти стольких друзей и покровителей в верхах общества? Сложно понять, где заканчивается правда, ведь масла в огонь подливает отстранённость парня, скрытность и спокойствие при любых обстоятельствах. Некоторые подозревают, что он совсем не способен хоть что-то испытывать, кроме напускной пантомимы на сцене. Собраться с мыслями получается совсем плохо, поэтому Марк отправляется в редакцию за новым заданием в журнал. Джено радостно улыбается, когда парень появляется на пороге офиса: — Марк-хён! Почему не предупредил, что придёшь? — его глаза сужаются до двух полумесяцев, а блондинистая чёлка щекочет брови. — Я бы встретил с оркестром. Марк только криво улыбается и опускает на заваленный бумагами рабочий стол дорогущий кофе из Starbucks, на что получает довольное выражение чужого лица. — Не так уж и долго меня не было, — Марк убирает какие-то папки с края стола и осторожно присаживается. — Но ты так сильно соскучился!.. Мог бы всё же угостить меня пивом в один из долгих пятничных вечеров. — Хён, я понимаю, что для тебя эти вечера очень длинные и одинокие, но таким молодым и симпатичным парням, как я, в пятницу есть чем заниматься поинтереснее, — Джено подмигивает лукаво и отпивает свой кофе. — Блаженство… Он неспеша наслаждается напитком и тихо вещает последние новости из офиса, работники которого привязаны к этому серому зданию на восемь часов пять дней в неделю, но имеют жизни похлеще «Санты Барбары». Марк даже завидует немного. Сидел бы за таким же заваленным столом в большом общем кабинете и наблюдал бы за этими драмами воочию, а не из уст других. — Так, всё, — Джено наклоняется под стол, чтобы выбросить пустой стаканчик из-под кофе. — Уходи уже, мне работать надо. — Главный редактор у себя? — Марк соскакивает со стола, пока не получил тяжёлой папкой, и кивает в сторону нужного кабинета. — Конечно, он никогда не бывает не на месте, — младший хмуро отмахивается, снова погружаясь в свою работу. Как грубо, Марк задет. Их главный редактор мужчина за сорок, имеющий огромный опыт и хорошее чутьё на интересные события и шокирующие новости. Он давно в этом деле и все участники культурного процесса Кореи точно знакомы с его журналом. С ним приятно работать и учиться всем тонкостям публицистики. На сегодня новое задание — посетить открытие скульптурного комплекса в парке, пообщаться с создателем, послушать впечатления других, пофотографировать и написать обзор к следующему понедельнику. Идеально, чтобы отвлечься от танцев, и даже не пришлось срываться в последний момент, потому что «тебе разве не позвонили вчера?». Таким образом, сейчас Марк оказался в небольшой толпе с другими репортёрами и посетителями перед обширной зелёной поляной, на которой установлены пятнадцать скульптур из различных материалов и одна в центре покрыта тканью. Впереди стоит автор и с улыбкой рассказывает о проекте: — Каждая из представленных скульптур создана под разное настроение, с разными эмоциями и собственным звучанием. Я никогда не знал, что получится, у меня не было готовых эскизов, — взрослый мужчина загадочно улыбается и расслабленно опускает плечи. — Просто каждое моё утро начинается вместе с музыкальным радио, и когда наступает кульминация какой-то особой на сегодня композиции, я выбираю саундтрек этого дня. И целый день — на повторе, пока создаётся рисунок будущей работы. Он замолкает под щелчки камер и выдохи слушающих. — Скульптуры подписаны названиями композиций, которые стали предлогом для их создания, и я рекомендую включать их, пока рассматриваете. Это усилит ощущения. Комплекс простоит здесь три недели и будет открыт для свободного посещения. Но мне бы хотелось лично рассказать о главной скульптуре. Она создавалась дольше всех и оценивается дороже остальных. Уделите ей чуточку больше внимания, попытайтесь увидеть чуть больше, чем просто холодную фигуру посреди парка. Он тянет ткань вниз, что плавно перетекает в лёгком порыве ветра и парковой свежести, пока не опускается на зелёную молодую траву. Главная скульптура — молодая девушка, в лёгком длинном платье, поправляет кудрявые волосы, кое-как заплетены в растрёпанную косу. Она очень изящная, будто в игривой ходе, напоминает древнегреческую богиню и влюблённую по уши женщину. Воздушность. Толпа оживлённо аплодирует, нахваливает автора, щёлкает камерами и постепенно расходится по сторонам. Марк ещё какое-то время смотрит на девушку и тоже направляется к другим работам. Здесь есть и люди, и мифические существа, и божества, и что-то абстрактное; для любителей классики и для новаторских личностей. Парень делает несколько хороших снимков, читает названия композиций, замечая некоторые знакомые, говорит с милой пожилой женщиной, группой студентов и деловым мужчиной. И снова возвращается к главной фигуре. Она притягивает взгляд плавностью линий и нежностью в тонких пальцах. На пьедестале — The Rose and The Thorn — Johannes Bornlof. Марк хмурится, вспоминая это название, но совсем не представляя мелодии. Рядом оказывается скульптор. — Она пришлась вам по душе? — спрашивает, тоже устремляя взгляд к милому лицу. — Да, это и правда очень красиво, — Марк умеет говорить необычные комплименты, но сейчас слишком увлечён рассматриванием. — Господин Чон, эта работа имеет особый смысл лично для вас? — он поворачивает голову к мужчине и ждёт честного ответа. Почему-то кажется, что он его получит. — Вы очень проницательны, — скульптор медленно ныряет рукой в карман брюк и достаёт телефон, чтобы включить тихую инструментальную мелодию. Звук идеально гармонирует с девушкой, кажется, что она сейчас поднимет руки и будет медленно танцевать на месте. — Эти ноты навсегда отпечатаются в моей памяти, потому что это любимая композиция моей сестры. Она прекрасно играла и любила музыку, как саму жизнь, но погибла в Новом Орлеане после концерта. Ураган Катрина. Услышав музыку по радио, я решил, что обязан создать нечто подобное. Для неё. Господин Чон грустно улыбается и выключает телефон. Его откровение становится неожиданностью, очень болезненной и печальной, но Марк уверен, что он пережил трагедию достойно. — Спасибо, — говорит Ли и снова смотрит на лицо девушки, где на европейских чертах прослеживается что-то отдалённо напоминавшее своего создателя. Это сделано с самой настоящей, чистой, искренней любовью. Марк хочет записать эти моменты и тянется к рюкзаку, но среди вещей блокнот не находит. Парень присаживается на корточки и ещё раз внимательно осматривает содержимое, но убеждается в пропаже. Мысли подкидывают воспоминания о вчерашнем дне, где блокнот был у него в руках на репетиции, но после не появлялся. Догадка в голове пестрит красочной рекламой газировки, но принимать её не легче. Блокнот остался в театре. Ехать туда совершенно не хочется, тем более уже начинает вечереть, но выбора нет. Побродив ещё немного по поляне, подслушав разговор женщин бальзаковского возраста о современном искусстве, в половину седьмого покидает парк. Поездка на метро в другой конец города занимает почти час, за который Марк передумывает возвращать свою вещь дважды, хочет попросить забрать её Минчон трижды, подрывается выйти на другой станции и даже пытается нарочно уснуть. Но так или иначе, он стоит перед театром в без двадцати восемь и замечает включённый свет. Там есть люди, значит ничего страшного, что гость заберёт своё личное, но шестое чувство сжимает несчастное сердце стальными пальцами и дёргает возвращаться домой. Парень поднимается к двери и решительно заходит внутрь. Помещение очень тихое, не такое, как днём. Тусклый свет в коридорах, негромкое копошение костюмера в гримёрке и приглушённый разговор в кабинете постановщика. Марку в другую сторону, двигается осторожно, почти на цыпочках, с замиранием сердца, будто воровать намерен. Но вот, поворот направо, длинный коридор и приоткрытая третья дверь в конце. Тонкая полоска света перечеркнула пол, разрешая музыке вырываться дальше. Там кто-то есть, это хорошо, можно просто попросить поискать блокнот, а не бояться, что охранник подумает, что он какой-то мошенник. Успокоившись, приоткрывает дверь чуть шире и замирает перед открывшейся картиной. Там ярко горит свет, оглушающе играет современная R&B-подборка, а Хэчан танцует балет с закрытыми глазами. На нём тренировочная одежда, плотно прилегающая к подтянутому телу, красиво выделяет напряжённые мышцы, волосы влажные от пота и прилипли ко лбу, а ресницы подрагивают. Танцор взмахивает руками с длинными пальцами, тянется на носочки, полностью выпрямляется и подпрыгивает в жете, выпрямляет ногу, перемещается, становится для фуэте, оборачивается раз десять точно, выгибается в арабеск и кружится вокруг комнаты, повторяя по новой, исполняет сложнейшие па, что голова начинает кружится от одной мысли об этом… Но он продолжает, всё так же не поднимая век, тяжело дыша сквозь приоткрытые пухлые губы, будто в танце растворяется и только сейчас живёт. Марк прячется в темноте коридора и наблюдает за каждым движением. Всё выглядит так легко и свободно, даже лучше, чем на настоящих спектаклях, но при этом настолько интимно. Словно Хэчан в полумраке собственной комнате, наедине с возлюбленным человеком обнажает все свои мысли, чувства, желания и страхи. Он выглядит до сильнейшей жажды соблазнительным и притягательным, хочется руку протянуть и убедится — настоящий, реальный и горячий. В горле пересыхает на очередном изящном изгибе, взгляд скользит по спине, поднимается к шее и вздувшимся венам на руках, снова возвращается к вывернутым напряжённым стопам и резко — к блаженству на прекрасном лице. Нельзя быть настолько волшебным. Время становится каким-то эфемерным и неосязаемым, совсем неважным и слишком далёким. Марк продолжает стоять и пялиться на томные движения кистей, лёгкие прыжки и взмахи стройных ног, не замечая усталости и убегающих минут, но, когда Хэчан останавливается вместе с последними звуками лёгкой музыки и медленно приоткрывает глаза, осматривая себя в огромное зеркало, подглядывающий ныряет глубже в коридор, отшатываясь от двери, чтобы его ни за что не заметили. Он выжидает несколько мучительных секунд, приводит дыхание и волосы в порядок и быстро заходит в зал. Хэчан замирает с закинутой на стойку ногой и удивлённо смотрит на него. — Оу, здравствуйте, Хэчан, — Марк легко улыбается, замечая широко открытые глаза и серебряную цепочку на шее. — Вы так поздно занимаетесь… — Здравствуйте. А вы почему здесь? — он опускается на обе ноги и поправляет задравшеюся майку. Марк сглатывает и силой заставляет себя отвести взгляд от парня, осматривая пианино в углу. — Я сегодня не мог найти свой блокнот для записей, долго ломал голову, куда мог подевать его. Думаю, скорее всего, забыл здесь после репетиции вчера. Вы не находили? — он делает шаг к инструменту, намереваясь заглянуть под стульчик, но останавливается от мягкого голоса. — Не ищите, — Хэчан расслабленно разминает плечи и шею. — Вы действительно забыли его у нас, но Минчон забрала с собой. Или это был не ваш? Марк хмурится и вспоминает, что не проверял свой телефон со вчерашнего вечера. Тот разрядился ещё по дороге от метро до квартиры и так и остался бесхозным в кармане джинс. — Я уверен, что мой, просто мы ещё не связывались с ней. Он неловко чешет затылок и разворачивается к двери, но снова смотрит на Хэчана. — А вы… ещё долго будете заниматься? Мы могли бы вместе пойти, — воспоминания о дорогой машине всплывают перед глазами, но надежда толкает спросить. — Нет, уже закончил. Но мне нужно ещё в душ, не стоит ждать. — Я всё же составлю вам компанию. Хэчан недоверчиво смотрит, но ничего не говорит и направляется в сторону раздевалки для мужчин. Марк выходит на крыльцо, где уже стемнело, вдыхает прохладу полной грудью, чтобы успокоить сумасшедшее сердце, которое то колотится, то замирает, то сжимается, и бросает взгляд на часы на запястье. Семь минут к десяти. Он ныряет ладонью в карман и действительно — телефон полностью разряжен и даже не включается. Винтер будет в бешенстве. Но это сейчас последнее, что волнует, намного интереснее считать количество проезжающих серых машин, вместо секунд, пока где-то за спиной Хэчан принимает холодный душ, одевается в свою повседневную одежду, расчесывает пушистые волосы и закидывает на одно плечо рюкзак. Танцор появляется бесшумно, весь спокойный, расслабленный и блаженный. — Сегодня за вами тоже приедут? — решается спросить Марк, опуская взгляд на смуглые пальцы, сжимающие лямку рюкзака. — Нет, сегодня я на метро. Марк чувствует, как что-то внутри разжимается, и опускает напряжённые ранее плечи. Слабая, но счастливая улыбка сама натягивается на губы, что мысли совсем путаются. — Вы не голодны? Я бы съел что-нибудь, а то сегодня не было когда нормально поесть, — он с надеждой смотрит на парня и несмело осматривается в поисках работающих киосков или супермаркетов. — Тут недалеко есть круглосуточный маркет, можно купить по кимбапу. Хэчан кивает в сторону и делает уверенные шаги. Марк идёт рядом и смотрит лишь под ноги, чтобы не рассматривать танцора. Тот каждым движением напоминает божество, от него веет античной харизмой и пахнет дорогими парфюмами. Марк чувствует себя рядом с ним маленьким и несуразным, страшным и деревянным, совсем неуверенным и потерянным в темноте. Но вот, они вдвоём стоят у высокого круглого столика из пластмассы возле окна в маленьком магазинчике и едят дешёвый, но сытный кимпап, запивая детским соком в картонных пакетах. И даже воздух искрится электричеством, будто это мираж. — Вы правда придёте на спектакль? — неожиданно спрашивает Хэчан, устремив взгляд прямо в душу Марка. — Конечно, — тот чуть не подавился от испуга и посмотрел в ответ. — Я не часто был в театре до этого всего, — неопределённо машет рукой в воздухе, — но сейчас понимаю, сколько всего упускал. Даже мои ощущение внутри изменились. — Например? — Хэчан отворачивается к окну, высматривая там ответы на свои вопросы и сомнения. — Сегодня я был на выставке скульптур в парке, — Марк улыбается и воспроизводит в голове каждую представленную работу. — Там была одна очень особенная, которая значила для создателя больше, чем остальные, и я смог это увидеть. Впервые в жизни осознал эту тонкую истину и услышал музыку от фигуры. Мне нравится понимать хотя бы на йоту больше, чем раньше. Хэчан молча кивает и доедает последний кусок своего кимпапа. Марк делает то же и они направляются к метро. Оказывается, им в разные стороны. — Что ж, я был рад с вами перекусить, — Марк широко улыбается, пока поезда ещё даже не шумят. — Я тоже, — танцор слабо поднимает уголки губ в ответ и смотрит открыто в лицо. — Надеюсь, я вас не сильно задержал. — Хэчан, давай на «ты»? Мы же почти ровесники, я всего на год старше. Хэчан слегка хмурится, но всё же кивает и закусывает губу. С его стороны появляется свет фары и вагоны уже тянутся по путям. — Спасибо, что дождался меня у театра. Ты приятно удивляешь меня, — он подмигивает и ныряет в толпу у поезда, пока Марк ничего не успел ответить, оставляя приятный шлейф дорогого аромата и трепещущего чувства радости на кончиках пальцев.