Выдох после фуэте

Марк умоляет себя не думать о мягкой коже больше десяти минут в день, но приходит к выводу, что это невозможно. Ему тяжело сосредоточиться на дороге, пока Донхёк рассказывает что-то о предстоящих спектаклях, он внимательно смотрит вслед танцору, который, согласившись составить завтра компанию в опере, скрывается в доме. Этой ночью Марку снится солнечный Чеджу и загорелые плечи, днём бронзовая кожа мерещится в кофе с молоком и карамелью, а вечером — в золотых закатных лучах. Это продолжается четыре мучительных дня, за которые парень изрядно устаёт от жажды, поэтому пикник с друзьями оказался очень вовремя. Они договорились встретиться у входа в парк. Это достаточно оживлённое место в выходные, но Ниннин завела их в уютный уголок, где людей почти нет. Старая вишня даёт достаточно тени, земля относительно ровная и оттуда открывается прекрасная панорама на реку. Компания довольно улыбается, устраиваясь. Винтер принесла большой мягкий плед в клетку, на котором они с Марком ещё со школы любили сидеть, Ниннин приготовила закуски, Джонни принёс бутылку белого полусухого и апельсиновый сок, а Марк (под чётким инструктажем Минчон) купил фруктов. Погода была солнечной и не жаркой, поэтому все чувствовали себя хорошо. — Марк, мы с тобой очень давно не виделись. Куда ты пропал? — Ниннин открывает контейнеры, но бросает любопытный взгляд на парня. — Да, после отпуска дел будто стало ещё больше, — Марк неловко чешет затылок и пытается отвлечься на аккуратно нарезанные фрукты. Но Винтер, сделав несколько фотографий вида, присаживается рядом и откладывает свою шляпу в сторону, загадочно улыбаясь. — Конечно, у него очень много работы, — она делает акцент на последнем слове, а полы её светлого платья ложатся на бедро Марка. — Ты уже знаешь? — Джонни передаёт наполненные бокалы и подмигивает Винтер, которая кивает. — О чём? — Ниннин непонимающе хмурится и смотрит на Марка, надеясь услышать от него правду. Но парень лишь качает головой и предлагает тост за этот прекрасный день и долгожданную встречу, и все отвлекаются. Друзья действительно очень давно не собирались, Ниннин становится неотъемлемой частью их жизней и Марку это нравится. Девушка озорная, поддерживает Винтер из женской солидарности и смело не соглашается с «экспертным мнением» Джонни. Она дополняет момент, становясь завершающим аккордом мелодии. От алкоголя Марка немного разморило, и спустя два бокала он откидывается назад и ложится на спину, частично оказываясь на траве. Перед глазами голубая бесконечность — чистая и глубокая. Парень улыбается, вспоминая, как точно также лежал у моря, пока рядом Хэчан пытался ловить ветер. Они тогда впервые так открыто касались друг друга. Донхёк снова проникает в мысли, без разрешения напоминая о слишком сильных чувствах. Марк недовольно морщится и зажмуривает глаза до боли, чтобы прогнать навязчивый образ манящей фигуры. Он чувствует, что рядом кто-то тоже ложится. В нос попадает знакомый аромат зелёного яблока, выдавая Винтер. — Слишком рано тебя унесло, нет? — она хихикает, заставляя парня посмотреть на её бессовестное выражения лица. — Я не пьян, — чеканит Марк. — Просто устал за неделю, а здешняя атмосфера располагает. — Ну-ну. Девушка прячет улыбку за шляпой, положив её на лицо. Она вытягивает руки вдоль тела, соприкасаясь с Марком плечами и глубоко вдыхает. Её блондинистые волосы разметались и немного щекочут лицо, но двигаться нет ни сил, ни желаний. — Как дела с неприступным принцем? — голос звучит чуть приглушённо, но интерес так и сочится из этого, казалось, невинного вопроса. Марк цепляется за последнее слово. Донхёк и правда принц. Красивый, изящный, холодный, уверенный в себе и сильный во всех смыслах. Его уважают, его боятся, ему завидуют, с ним хотят завести дружбу, но очень мало пытаются по-настоящему его понять. Потому что это слишком большая головоломка для занятых своими проблемами людьми. — А как дела с его братом? — Марк язвит раздражённо, но совсем не думает о словах. — Чего? — Винтер поднимается, отбрасывая шляпу в сторону. — Какого брата? Марк слишком поздно осознаёт, что ляпнул, и прикусывает язык. Но девушка сама сопоставляет факты, и её лицо удивлённо вытягивается. — Ты серьёзно? — она садится ровно и смотрит парню в глаза. — Хочешь сказать, Ли Хэчан тот самый загадочный брат Ли Тэёна? Марку ничего не остаётся, как кивнуть, проклиная свою глупость и несдержанность. — Так вот почему они так часто вместе появляются и Тэён его подвозит. Интересно… Она кусает подушечку большого пальца и улыбается, что-то обдумывая. — Только никому не говори, — Марк вздыхает и тоже садится. — Понимаешь же, что это не наш секрет. — Не волнуйся, всё будет хорошо. Я молчу. Тут раздаются радостные крики Ниннин и разочарованный стон Джонни. Ребята поворачиваются на звук и понимают, что девушка победила в бадминтоне. — Джонни проиграл мне желание! Она подпрыгивает несколько раз и подбегает к пледу, чтобы попить сока. Старший плетётся следом и притворно хмурится. — Вечно эти танцоры меня обходят. Знал же, что вы слишком ловкие, но всё равно повёлся. Больше не буду с вами играть, только с Марком. — Ты так каждый раз говоришь, — напоминает Марк, за что получает ощутимый толчок в плечо. — Ты должен быть на моей стороне, между прочим! — Стоп, давайте придумаем желание, — прерывает Ниннин, довольно потирая ладошки. — Есть нормальные идеи? Все задумываются на какое-то время, но Винтер начинает коварно улыбаться и хихикать, словно злодей из фильма, и выдаёт: — Ты сейчас позвонишь своему Тэну и при нас позовёшь его на свидание! Марк и Ниннин улюлюкают, поддерживая, а Джонни даже бледнеет с перепуга. Он, не веря, смотрит на друзей. — Вы серьёзно сейчас? Вам не кажется, что это слишком? А если бы вас заставили так поступить? Он понимает, что нет, никто бы их не заставлял. Потому что у Винтер слишком заметный, к тому же старше её бизнесмен, у Марка слишком запутанная и непонятная любовь, а Ниннин рука бы не поднялась обидеть. — Давай, ты же сам хотел это сделать, будет повод, — Марк улыбается, предвкушая хоть один счастливый исход их почти романтичных историй. — Ладно, дайте хоть подумать, — Джонни вздыхает и медленно ищет нужный номер. Он вздыхает дважды и включает громкую связь. — Алло?.. — Тэн, привет. Это Джонни. — О, неужели сам Джонни Со позвонил мне? — Тэн звонко смеётся и Джонни сам расцветает от приятного голоса. — Да, у меня к тебе предложение, — он кусает губу и неуверенно играется с цепочкой на шее. — Какое? — Я приглашаю тебя завтра в ресторан в отеле Plaza на семь вечера. Это свидание. Все удивлённо расширяют глаза, услышав место встречи — одно из лучших и самых дорогих заведений города. Они нетерпеливо ёрзают на своих местах, ожидая ответ, кажется, даже больше самого Джонни. Тэн молчит достаточно долго, заставляя сердце несчастного парня болезненно замирать. — Да, конечно я согласен. Только, Джонни, в следующий раз не заставляй меня так долго ждать. Джонни счастливо улыбается, весело жмурясь, и обещает впредь быть настойчивее. Когда звонок обрывается, девушки визжат от восторга, Марк выкрикивает «Ои!» и похлопывает друга по плечу. — Поздравляю, это было мощно! Они радуются и выпивают по глотку вина, торжественно отмечая знаменательное событие. Ниннин, смеясь, говорит, что следующим будет Марк, на что тот согласно кивает. День катится к завершению, солнце уже касается своим диском моста над горизонтом, а пикник только-только начинает сбавлять обороты. Еда почти закончилась, напитки тоже, но разговоры всё цепляют языки и не отпускают. Винтер положила светлую голову на колени Марка и довольно прикрыла глаза. В её волосах путались редкие солнечные лучи, оставляя длинные тени на расслабленном лице, целуя на прощанье — до следующего утра. Парень осторожно наматывает тонкие прядки на пальцы и наблюдает за гуляющими у воды, пока девушка, кажется, задремала. — Не хочу ехать домой, — раздаётся рядом усталый голос Ниннин. Она перебирает в пальчиках травинку и хмурится на закат. — Почему? — Марк встречается с ней взглядом и слабо улыбается. — Там только четыре стены и телевизор. Не хочу разговаривать с собой в голове и не получать ответы на вопросы. Я устаю от тишины в комнате и одной чашки в раковине. Это одиночество, оно калечит меня. Девушка грустно хмыкает и поджимает губы. Её щёки немного покраснели от выпитого и жары, но глаза смотрят осознанно. Марк пугается озвученных тревог, поэтому ощущает на языке очень нужные слова. — Ты не одинока, — он качает головой. — Просто не осознала это пока. У тебя есть Винтер, Джонни, я. Мы всегда готовы выслушать все вопросы, поддержать глупые мечты, приехать, чтобы оставить грязную посуду, — на этом они хихикают. — Да, а я готов приезжать к тебе вечерами и философствовать за бутылочку пива, — Джонни тянет тихо, не отворачивая лицо от солнца, продолжая нежиться. — Алкоголик, — сонно бурчит Винтер и открывает глаза. — Мы его теряем, — она принимает сидячее положение, разминает шею и прижимается к Марку с объятьями. — Марк, ты такой уютный сегодня. Он хмыкает и целует подругу в макушку. Джонни, кряхтя, поднимается и отряхивает штаны, вздыхая. — Пора по домам. Мы слишком устали от перенасыщения кислородом. Это опасно для мозга. — Точно? — выгибает бровь Ниннин и тоже поднимается. — Не знаю, но очень может быть. Уже на выходе из парка телефон Марка начинает вибрировать. Входящий вызов. Донхёк. Парень удивлённо приподнимает брови, отставая от друзей и поднимая трубку. — Алло? — Привет, Марк, — голос Донхёка звучит выше, чем обычно. — Ты не занят? — Нет, всё в порядке. Я с друзьями гулял, сейчас домой собираюсь, — Марк пинает небольшой камушек носком кеда и ждёт. — Устал наверно, — Донхёк вздыхает. — Совсем нет, даже наоборот, — он улыбается, отчего-то очень сильно радуясь этому разговору. — А ты чего звонишь? Что-то случилось? — Нет-нет, просто… Я хотел пригласить тебя к себе, чтобы… Просто брат уехал в командировку и мне одиноко. Хотел тебя увидеть. У Марка в груди разрастается что-то очень большое и тёплое, от этого смеяться просто необходимо, а за спиной будто крылья вырастают. — Я скоро приеду, жди. Он сбрасывает звонок и спешит за друзьями, предупредить о своём уходе. Ему сердце стремиться пробить рёбра, а поездка в метро кажется слишком длинной. Никогда ещё не хотелось так быстро проскочить через дорогу и попасть в чужой дом. Целый день Марк гнал от себя мысли о парне, но как только тот напомнил о своём существовании, сразу сорвался к нему, по первому зову. Казалось, что даже дышать не нужно, пока рядом нет Донхёка. Марку не впервой приходится бывать в таких домах, но поднимаясь лифтом на одиннадцатый этаж, он испытывает нервную дрожь во всём теле. Будто эта встреча и даже сам факт того, что Хэчан пригласил его к себе, значат намного больше, чем все сказанные слова и все предыдущие столкновения — случайные или спланированные свыше. Это называется надежда, вроде бы. Донхёк открывает почти сразу — на пороге в шелковой пижаме (синяя рубашка и шортики), с нечесаными волосами и большими глазами. Под его взглядом с почти незаметной улыбкой на пухлых губах лёгкие Марка снова раскрываются. — Привет, — говорит Донхёк и отходит в сторону, пропуская гостя. — Привет. Я гостинец принёс, — парень протягивает пакет со свежей клубникой, которую продавала бабушка у парка. — Спасибо. Они улыбаются радостно, а воздух наполняется спокойствием с примесью неловкости. На душе слишком легко, подозрительно легко после стольких мрачных переживаний, что даже тело не верит в возможность расслабиться и поэтому заставляет ладони потеть, а дыхание сбиваться. Марк любопытным взглядом обводит квартиру, что открылась взору — достаточно широкая прихожая, гостиная с высокими потолками смежная со светлой кухней, четыре двери и лоджия, из открытого окна доносится монотонный шум города, перекрываемый слабым звучанием виниловой пластинки из проигрывателя. Джаз. — Будешь кофе? — спрашивает Донхёк от раковины, где промывал фрукты. — Да, если можно, то с молоком, — Марк пробегает взглядом по коллекции пластинок, восхищаясь. — Конечно, с молоком и тремя ложками сахара. Марк подходит ближе к парню, который сосредоточенно настраивает что-то на кофемашинке. Ему нравится запах апельсинов, который остро ощущается в квартире, оранжевый свет золотого времени, потому что солнце ещё не успело скрыться, и сияющая кожа Донхёка, что так и манит прикоснуться к длинным стройным ногам, хрупким запястьям или мягкой щеке. Он слишком долго отрицал желание просто смотреть. Донхёк оборачивается через плечо и улыбается, замечая чужой взгляд, слабо краснеет, но ничего не спрашивает, забирает чашки, подаёт одну Марку и снова улыбается. Они устраиваются в лоджии, на маленьком круглом столике оказывается тарелка с клубникой, а пластинка играет Summertime Луи Армстронга и Эллы Фицджеральд, делая вечер похожим на сцену из старого фильма. — Спасибо, что приехал, — говорит через какое-то время Донхёк, вытягивая загорелые ноги и скрещивая лодыжки. — Я правда не люблю быть один в этой квартире. — Почему? — Марк чувствует, что они ступают на тонкий лёд, но осторожно интересуется, надеясь на удачу. — Мне одиноко, — танцор смотрит вперёд, а на щеках и носу проступают редкие веснушки — поцелуи летнего солнца, как последствия июня. — В квартире недостаточно воспоминаний. Я, когда устаю, хочу просто знать, что здесь есть кто-то родной. Он грустно улыбается и поворачивается к Марку, который поджимает губы и кивает. Сам парень не часто испытывает одиночество, но его пугает то, сколько его знакомых — близких — людей страдают от этого мрачного чувства. Страшно, что мысли об этом начинают терзать их с лучами закатного солнца, потому что ночь становится врагом для них. — Я буду приходить, если тебе это поможет. Только скажи. Донхёк кивает и поднимается. Потягивается, подходит к окну и ставит локти на раму, выглядывая наружу. В его волосах путаются мелкие цветочки, что свисают с горшков под потолком, и Марк вспоминает Чеджу. — Как дела у тёти, дяди и Сончана? — спрашивает, тоже подходя к окну. — Всё хорошо, спасибо. Каждый раз спрашивают о тебе, — Донхёк жмурится, снова напоминая кота и почему-то Джонни. Марк удивляется этой мысли и делает вывод, что только мимикой они и похожи. Джонни — высокий, широкоплечий мужчина, Донхёк — хрупкий, изящный, нежный танцор. Совсем разные, но абсолютно точно важные в его жизни. — А Доён-хён? Всё ещё работает, отказываясь от отпуска? — Конечно, — кивает Донхёк. — Он снова хочет брать в декабре. Это немного странно, но если подумать, то вполне логично. Жизнь на Чеджу и есть курорт, море за всё время может и надоесть. А вот рождественские каникулы в Сеуле, полном огней и развлечений, совсем другое для него. — Ты был когда-нибудь в Канаде на Рождество? — танцор отрицательно качает головой и вопросительно смотрит. — Я бы отвёз тебя в Ванкувер. Там много-много снега, хорошие морозы, традиционные песни и везде пахнет имбирным печеньем. — Я бы согласился на эту поездку. У Марка сердце делает сальто, когда их взгляды на долго встречаются. Последние слова висят в воздухе непреложными обещаниями, защищая будущую зиму от густых туманов. — Тогда мы обязательно сделаем это. Марк поднимает руку и выпутывает лепесток из спутанных каштановых волос. Донхёк вздрагивает и замирает, но парень не отстраняется, легко задевая ушко и касаясь аккуратно щеки. Время замедляет свой ход, не слышно ничего вокруг, исчезают лишние запахи и спутанные мысли. Донхёк опускает веки и немного поворачивает голову, прижимаясь к ладони сильнее. Мелкие родинки складываются в созвездия под чужим большим пальцем, рисуя новые бесценные воспоминания на подкорке мозга. Танцор кусает нижнюю губу, сдерживая какие-то свои эмоции, но Марк делает шаг ближе и перемещает руку на тёплую шею. Кожа там нежная, точно бархатная, на которой хочется рисовать языком и багровыми засосами, чтобы как на лучших революционных плакатах неугомонных французов. Взгляд блуждает по красивому лицу, пока Донхёк не открывает сияющие глаза и не опускает дрожащие ладошки на волнительно вздымающуюся грудь Марка. Его срочно нужно целовать под последними лучами солнца. Марк свободную руку опускает на талию под гладкой тканью и невесомо прижимается с поцелуем к мягким губам. Оба замирают на мгновенье от неожиданности и новых чувств, но Донхёк выдыхает и сжимает ткань на чужой рубашке, приоткрывая губы. Поцелуй совсем лёгкий, нежный, осторожный, словно крыльями бабочки или лепестками цветов. Марк быстро отстраняется, поднимает взгляд на глаза и замечает, что они смотрят осознано, с яркими искрами и желанием — настоящим и целомудренным. Он снова опускает глаза на приоткрытые губы и целует ещё раз — нижнюю, верхнюю, поочерёдно захватывая и нежно сминая. А потом ещё и ещё, и ещё, и ещё. Пока воздух не заканчивается в лёгких и чувствительная кожа не начинает покалывать. Они сталкиваются лбами и смотрят в глаза, дыша одним воздухом, а прохладный ветер начинает обнимать за плечи. На небе сгущаются тучи на грозу, где-то мерцает молния, и даже солнце уже полностью исчезает с небесного купола. Донхёк целует последний раз — всё так же трепетно и ласково. Они не используют языки, на страсть у них ещё будет время, а сейчас хочется другого — страсть через нежность. Когда начинается настоящая гроза, Донхёк закрывает окно и предлагает Марку гостевую комнату, снова не отпуская в плохую погоду. Старшему хочется как-нибудь остановить этот страх и пригласить парня погулять под летним дождём, но откладывает на потом. Не в этот волшебный вечер. Он чувствует себя странно в одежде Тэёна, пока они пьют на кухне горячий чай перед сном. Донхёк рядом в своей дорогой, но так ему идущей, идеально подчёркивающей прекрасную точёную фигуру, улыбается, расслабленно опустив плечи. Его волосы в ещё большем беспорядке, чем в начале встречи, и у Марка в груди разрастается собственническое ликование, от осознания, что это он зарывался пальцами в эти мягкие прядки, создавая этот хаос. — Куда в этот раз отправился твой брат? Если не секрет, — спрашивает парень, чтобы отвлечься от смущающих его самого мыслей. — Нью-Йорк, — Донхёк облизывает губы, собирая капли напитка. Марку снова хочется целоваться. — Красивый город, но слишком офисный. — Что? Офисный? — Марк смеётся и наклоняется ближе. — Да. Слишком много небоскрёбов, офисов, одинаковых зданий-коробок и людей в серых костюмах. Они смеются, пока за окном редко вспыхивают молнии, а капли дождя ломают шеи, разбиваясь о стекло. Марк касается руки Донхёка, переплетает их пальцы и подносит к губам — целует костяшки. — Твоя кожа пахнет апельсинами, — он проводит носом по ладошке и прикрывает глаза. Донхёк хихикает и роняет голову на стол. Всё это так уютно и знакомо, будто каждый день можно так сидеть, но Марк всё ещё волнуется и боится проснуться. Ему щемит между рёбрами и хочется остаться в моменте навсегда. Уже в постели он осознаёт, насколько вымотался за этот день, и погружается в сон за считанные секунды. Пока в соседней комнате Донхёк нервно считает капли на стекле и невесомо касается подушечками пальцев своих припухших губ.