***
И всё снова ощущается, как в семнадцать. У Марка в груди разливается тепло, а в животе порхают вновь ожившие бабочки, заставляя мечтательно прикрывать глаза и петь песни о первых чувствах. Казалось, первые росточки влюблённости уже позади, остались ещё в мае и начале июня, но теперь при каждом взгляде на Хэчана сердце ускоряет ритм. У них что-то происходит. Марк забирает танцора после индивидуальных занятий, также приглашает на выставки, спектакли и концерты, провожает долгим взглядом к двери, но кое-что безвозвратно меняется. Во взглядах — тёплых и внимательных, в словах — тихих и нежных, в касаниях — невесомых и трепетных. На щеках горят единичные поцелуи на прощанье, а на губах редко остаются смазанные прикосновения — смущённые, быстрые, почти неосязаемые. Донхёк становится главным событием столетия в шаткой истории Марка Ли. Он всё ещё холодный в обществе, но в глазах перетекает тёплый мёд, когда они натыкаются на робкую улыбку напротив, когда руки случайно соприкасаются или когда они одни в сумерках прощаются до следующей встречи. Так тянется последняя неделя июля, завершая ещё один жаркий месяц лета. Марк любит август, считает этот период самым лучшим в году, поэтому с нетерпением ждёт небольшого спада жары и волшебных звёздных ночей, как в школьный выпускной вечер. Чтобы загадать самое заветное желание и наконец-то почувствовать облегчение. Первого числа он встречается с Джено. Редактор всё же приносит словарь и почти ударяет им по тёмной макушке, но сдерживается и лишь грозно опускает на столик в Starbucks. — На самом деле, всё неплохо, — говорит он, запихивая в рот сэндвич на половину. — Ты пишешь грамотно, только мелкие ошибки. Но есть несколько нечётких моментов, я их выделил красным. Думаю, добавить пару фактов и будет получше. И ещё, я зелёным выделил пару абзацев, которые лучше перенести в начало текста. Посмотри дома, — он протягивает флешку, — Я сам не хотел править кардинально. Синим я указал места, где не понятно. Мысли хорошие, но сложно воспринимаются, попробуй немного переписать. Марк кивает и прячет носитель в карман рюкзака. Он смотрит на друга, который умудряется говорить с полным ртом, обсуждая серьёзные рабочие темы, а через мгновение восхищаться вкусом еды. — Всю жизнь бы провёл здесь. Кофе, сэндвичи и интернет — всё, что нужно для счастья. Удивительно — такой умный и талантливый, с аналитическим мышлением, но абсолютный раздолбай, вечно голодный и сосредоточен на посторонних мыслях. — Переезжай, они работают круглосуточно, — хмыкает Марк, замечает взгляд баристы Мины, которая машет ему и улыбается. Парень удивляется, но тоже улыбается и кивает. — Нужно будет только выйти подышать свежим воздух во время пересменки. Туалет есть, а сплетни из офиса я буду приносить. — Звучит, как план, — у Джено смех хриплый, но искренний и задорный, которому нельзя не поддаваться. — Куда звонить, чтобы меня здесь прописали? Но Марк задумчиво кусает губу и обдумывает слова о романе. Ему хочется сделать что-то красивое, не важно — прибыльное, известное. Если хоть один человек скажет, что его слова помогли ему или раскрыли глаза на другую жизни, этого будет достаточно. Сейчас важно не отступиться и не спешить. После обеда отправляется к театру. Уже знакомое место справа от входа пустынно дожидается автомобиль, раскрывая объятия тени и еле слышной музыки. Донхёк постоянно задерживается, поэтому Марк даже не думает терпеливо сидеть на месте, сразу направляется к зданию в репетиционную комнату. Он радуется только одному — у танцора достаточно индивидуальных тренировок, чтобы никто не расспрашивал о частых приходах Марка. Он осторожно приоткрывает дверь в комнату и заглядывает, боясь помешать, но находит Хэчана у стойки в звенящей тишине. — Привет, — смело шагает внутрь, вызывая улыбку на чужом лице. — Привет. Волосы Донхёка завязанные в хвостик на макушке, делая его до невозможного милым и маленьким, что Марку до боли хочется обнимать его, несмотря на ненавистную жару. — Я уже почти закончил, — говорит танцор, поднимая ногу на стойку, — Ещё пара упражнений, и поедем. Он улыбается как-то слишком ярко и бодро для человека, который несколько часов подряд танцевал, но старший лишь кивает и проходит к окну. Ему очень нравится находиться в этой комнате, она стала уже какой-то родной, впитавшей в себя всё самое светлое и чистое, что напоминает о Хэчане. Даже эти косые солнечные лучи, которые последний раз облизывают пол и подсвечивают каждую пылинку в воздухе перед сном. — Интересно, как люди вообще додумались танцевать балет? — задумчиво тянет Марк, высматривая на улице что-то интересное. — Обычные танцы ещё можно понять, но такие сложные движения… Как это в голову могло придти? — Всё не настолько ужасно в танцах, как ты думаешь, Марк-ы. Парень снова покрывается мурашками от милого обращения из уст младшего. Он говорит это не слишком часто, но отчего-то собственное имя этим голосом звучит слишком интимно и чувственно, и это не может не нравиться. — Балет, — Донхёк становится в пятую позицию, выворачивая стопы легко и непринуждённо, — зародился в Италии из фехтования. В эпоху Возрождения очень популярными были разные пляски на карнавалах, поэтому придумывали что-то новое — красивое и необычное, — он делает несколько быстрых шагов в одну сторону, в другую, фуэте и возвращается в исходную. — Выворотность стоп взята из фехтования, чтобы можно было ловко передвигаться в разные стороны. Марк понимающе мычит и не сводит глаз с Хэчана — он медленно подходит ближе — очень близко — и опускает ладони на плечи старшего. В миг он ухмыляется и заводит одну ногу назад, поднимая максимально высоко, как в арабеске, чуть надавливая на плечи. — И вообще, сначала в балете было больше мужчин, чем женщин. Он говорит ровно, будто ему ничего не стоит оставаться в таком положении, но Марк инстинктивно кладёт руки на тонкую талию, придерживая. Донхёк смотрит на него слегка снизу, в глазах отыскивая ответы на свои действия. А найдя, выпрямляется, опускается на обе ноги и крепко обнимает за шею. Под ладонями чувствуются выступающие рёбра и позвонки, тёплая кожа и спокойное сердцебиение, дыхание щекочет шею, а нос улавливает чужой аромат. Марк прижимает парня ближе, несмело изучая фигуру сквозь одежду и запоминая все соприкосновения. В груди глупое сердце наполняется радостью и собственническим желанием обладать всегда и беспрепятственно этим идеалом, произведением искусства и самым прекрасным человеком. Марк немного отстраняется и стягивает с каштановых мягких волос резинку, прячет её себе в карман, поправляет растрёпанную чёлку, заправляя непослушные пряди за аккуратные ушки, и снова заключает в объятия. Донхёк и правда маленький, очень хрупкий, его хочется оберегать от всего мира, но в то же время подарить ему весь мир. Говорят, что объятия — попытка запихнуть человека в своё сердце. Марк готов пытаться каждую минуту, лишь бы иметь возможность быть рядом и дышать одним воздухом. — Ты снова пахнешь апельсинами, — шепчет тихонечко, утыкаясь в волосы у виска. — Почему? Донхёк не знает, поэтому игриво пожимает плечами и начинает покачиваться вместе с парнем, имитируя робкий первый танец на школьной дискотеке. Его ладонь осторожно вплетается в пряди на затылке Марка, прижимая ближе к себе, и от этого становится дурно. Будто всё перестаёт иметь значение, а только эти отчаянные ласки и такие маленькие шаги навстречу. Когда находятся силы отстраниться, Донхёк вздыхает и улыбается, заглядывая в сияющие глаза. Он просит подождать в машине, ему ещё переодеться нужно, и Марк покорно уходит. У него ещё долго покалывают кончики пальцев, напоминая о чужом тепле, а в лёгких осел запах апельсин. Кажется, что он впитывает в себя, как губка, всё, к чему ему удаётся дотянуться. — У меня завтра день рождения, — говорит он на очередном светофоре, смешивая слова с песнями радио. — Приходи в кафе «Страна чудес» на пять вечера. — Спасибо за приглашение, — Донхёк снова очаровательно улыбается, когда Марк поворачивается к нему. — Кто ещё будет? — Только друзья: Джонни, Винтер, Ниннин, Джено, Тэён и ты… Ты же придёшь? — он взволновано сглатывает и нажимает на газ, замечая зелёный свет. — Конечно приду. Как я могу этого не сделать? Марк расслабляется и позволяет себе слабую улыбку. У него снова странное дежа вю. Это чувство преследует его всё время, которое они с Донхёком знакомы. Фразы, действие, обстоятельства… Всё повторяется по кругу, сбивая с толку. Может, это так Вселенная намекает на что-то, а может просто парень делает ошибку в одном и том же месте в уравнении, но пускай. Он не остановится, пока не получится красивая цифра в конце. — Я хочу ещё Тэна пригласить, — снова возвращается к разговору. — Вы очень близки, и Джонни будет рад. — Да, они стали много общаться, — Донхёк всматривается в знакомые здания по пути и улыбается своим мыслям. Хочется запечатлеть его такого на фотоплёнку. — Они, кажется, теперь вместе, — неуверенно тянет Марк, на что получает удивлённый взгляд. — Джонни приглашал его на несколько свиданий, они точно гуляли вдвоём, но больше я не знаю. — Я не знал. Донхёк выглядит слегка обиженным, поджимает губы и перебирает собственные пальцы. Марк порывается спросить, знает ли Тэн об их отношениях, но сдерживается, прикусив кончик языка. У них отношения? Они встречаются? Друзья с привилегиями? Любовники? Он боится узнать, что всё, что происходит между ними — ничего не значит для младшего. Донхёк ни разу ещё не сказал, что что-то чувствует к Марку, что ему приятно рядом с ним. Что его сердце тоже замирает при трепетных поцелуях и редких касаниях. — Эй, что не так? — мягкий голос вырывает из мыслей, когда машина уже тормозит у чужого дома. — Всё в порядке, просто задумался. Прости, — Марк качает головой и натягивает улыбку, поворачиваясь к парню. — Не правда. Совсем хмурый стал и точно что-то активно обдумываешь. Я хорошо тебя узнал за три месяца, поэтому не пытайся скрыть правду. Он смотрит внимательно и уверенно, Марк тушуется под таким взглядом. В машине тихо — до звона в ушах, и дышать от нервозности становится невмоготу. Стекло у водительского сидения плавно опускается, впуская ветерок и запах скошенной травы. Наверно, газон приводили в порядок. — Я думал о нас, — выдыхает Марк, провожая взглядом молодую женщину с девочкой к подъезду, пока в горле становится сухо, а в груди тесно. — Между нами что-то происходит, это очевидно и ясно, как дважды два. Но… Я не уверен в этом, — он замолкает, подбирая слова. Озвучить то, что плещется в крови смертельным ядом, тяжело, но возможно. Продолжает, смотря уже в любимые глаза. — Я не знаю, что у тебя в голове. И в сердце. Думаю, что ты прекрасно осведомлён о моём отношении к тебе, но кто я для тебя? Для чего всё это тебе? Вопрос остаётся висеть в воздухе, Марк ждёт ответ, но Донхёк, кажется, даже не дышит. В висках начинает давить от переживаний и усталости, шея затекает от дурацкого положения на водительском сидении. Он снова садится прямо спустя несколько минут. — Неважно, можешь не отвечать. Это всё лишь мои проблемы, не обращай внимание. Забудь. — Нет, — Донхёк говорит твёрдо, снова приковывая взгляд к себе. — Не получится забыть. Это важно. Не только для тебя. Марк не дышит, замирая с новыми силами быть терпеливым. — Марк, я тоже не железный, — танцор берёт чужую холодную ладонь в свои и крепко сжимает пальчиками. — Мне сложно. Я столько лет провёл на сцене, с множеством масок и образов. Надеть чужие эмоции не сложно, но вместе с тем я привык к этому. У меня не так много близких людей, которым я могу доверять и открыться, но ты… Я надеюсь, что ты сможешь мне помочь. Прости, что я не показываю этого, но ты важен для меня. Ты мне нравишься. Донхёк поднимает их руки выше и целует костяшки. Его губы мягкие и тёплые, оставляют ожоги на почти нетронутой загаром коже. — Очень сильно нравишься. Настолько, что дышать становится трудно от одного лишь твоего взгляда. Он прижимается щекой к раскрытой ладони и смотрит влажными глазами на Марка. И тот впервые замечает в его взгляде что-то большее. Чувства. Настоящие, искренние, от которых ноги подкашиваются. И которые были там давно. Будто второе дыхание открывается, и звёзды взрываются под тонкой кожей, рисуя новые узоры из ощущений. Мурашки бегут по спине от осознания своей нужности другому человеку, такое у него впервые, что будоражит сильнее. Марк тянется свободной рукой к чужим волосам, осторожно зарывается пальцами и привычно перебирает прядки. Ему так нравится ощущение, что мелкими зарядами распространяется от пальцев по всему телу. Донхёк громко выдыхает и закрывает глаза, наслаждаясь лаской, что ему так заботливо дарят. Он нечасто показывает эту свою нежную сторону, в редкие минуты вот такого единения, но этого пока достаточно. Танцор придвигается ближе и руками цепляется за чужую рубашку. Марк сглатывает и наклоняется к его лицу, рассматривая почти невидимые веснушки и розовые манящие губы. Снова хочется целовать их до изнеможения. Донхёк сам преодолевает оставшееся расстояние и прижимается с долгожданным поцелуем. В этот раз он отличается. Чувства накрывают с новой силой, как в первую встречу, как при первом разговоре, как при первом неловком прикосновении, как при первом откровении. Кажется, что у них времени ничтожно мало, будто вот-вот придётся расстаться. Но оно не истекает. Марк решается и, наклонив голову Донхёка сильнее, аккуратно проводит языком по чужой пухлой губе. Оба слегка вздрагивают, но не отстраняются. Хватка на плечах усиливается, потому что Марк смелеет, отчего-то уверен, что они готовы. Он не сильно нажимает большими пальцами на подбородок, и Донхёк послушно приоткрывает рот, позволяя проникнуть туда языком. Поцелуй получается медленным и влажным, пробуждающий каждый нерв в теле. Марк неспеша исследует эту сторону возлюбленного, медленно сходя с ума сам. Донхёк приглушённо стонет, впервые лаская слух этим неожиданным звуком. Это всё накрывает с головой, как разрушительное цунами. Воздух заканчивается, приходится оторваться от раскрасневшихся губ, тяжело дыша. Они прижимаются лбами, не желая отодвигаться ни на миллиметр дальше. Марк медленно открывает глаза и снова рассматривает лицо напротив. Опущенные пушистые ресницы, те незаметные без солнца веснушки, родинки-созвездия и блестящие от поцелуев губы. — Ты, оказывается, умеешь целоваться по-настоящему, — хрипит Донхёк, слабо улыбаясь и тоже открывая глаза. У него румянец на щеках и какой-то взъерошенный вид. — Нужно будет повторить. Марк счастливо смеётся и прижимает парня ближе, смело обнимая. Ему так много хочется сделать с ним, но сегодня — только обнимать и долго смотреть в сияющие глаза, целовать целомудренно в мягкие щёки и осторожно гладить по спине или бокам. И отпустить его слишком жестоко, но танцору нужно отдохнуть после тяжёлого дня. Донхёк говорит, что приедет завтра в кафе с братом, просит пока не афишировать их отношения и целует на прощанье в скулу.***
С самого утра на Марка посыпались поздравления. От коллег, одноклассников, одногруппников, некоторых учителей, друзей из Канады и каких-то незнакомых людей из Фейсбука. Парень старался отвечать всем, у него выходной, так что валяться в кровати и лениво листать ленты в соцсетях не казалось плохой идеей. Но в половину двенадцатого в квартиру ввалилась Винтер с охапкой гелиевых шаров. — Милый мой Марк Ли, — начинает она с порога. — Ты постарел ещё на год, но я всё ещё люблю тебя и буду рядом, чтобы подать тебе стакан воды. Не отчаивайся, я верю, что ты справишься со всем. С днём рождения! Торжественно вручает шарики и пакет с подарком и вешается парню на шею, утирая невидимые слёзы. Марк смеётся и благодарит за такие «искренние и прекрасные» пожелания. Они уходят на кухню поболтать. — У меня сегодня заслуженный выходной, поэтому я проведу целый день с тобой, — Винтер по-хозяйски ставит на плиту чайник и выискивает на полках любимую чашку. — Это ещё один мой подарок тебе. Марк хмыкает, сдерживая ехидный комментарий по этому поводу, и заглядывает в пакет. — Воу, это же мой любимый. Ты помнишь, — он достаёт коробочку с флаконом туалетной воды от Армани. Ему очень нравится аромат, но слишком часто раскошеливаться на такие вещи не может. — Спасибо большое. Девушка улыбается, заливая заварку горячей водой. Традиция проводить дни рождения вместе у них ещё с детства. Так получилось, что этот нерушимый договор даже семьи не могут изменить, поэтому они устраиваются на кровати с чаем и устраивают марафон кино, откладывая все дела на этот один день. Несколько часов проходят незаметно за ленивыми разговорами и объятьями. Марк даже забывает нервничать из-за предстоящего вечера. — Я пригласил на ужин Тэёна и Хэчана. Что думаешь? Он играет с волосами девушки, накручивая прядку на палец. Ему не видно её лица, но то, что она сейчас кусает щеку, очевидно. — Это твой праздник, если ты хочешь, чтобы они были рядом, значит я не против. Ты давно в хороших отношениях с Тэёном, вы практически друзья. А Хэчан дорог тебе. Я только рада, что ты встречаешь в своей жизни хороших людей. Правда. Винтер сильнее сцепляет руки на чужой талии, прижимаясь ближе. Она всегда с пониманием относится к любому решению Марка, поддерживает и, если нужно, даёт пинок продолжать задуманное. Но при этом для парня знать её мнение очень важно — Минчон всегда скажет правду, какой бы она не была. Когда часы на стене показали 15:30, они покинули свой уютный мирок и отправились в кафе. До него всего лишь пятнадцать минут пешком, место достаточно людное и популярное. Марк протягивает девушке руку, за которую она крепко хватается, чтобы их не разделили в толпе. Погода сегодня прекрасная, солнечная, но прогноз погоды по радио предупреждает о возможном дожде. — Сегодня будет хороший вечер, — улыбается Винтер и целует друга в щеку. Она первая проходит в кафе, спеша к администратору, чтобы уточнить последние детали предстоящего ужина. Марк даже не переживает об организации — за него всё всегда делает Винтер. Придумывает где провести праздник, как, что есть и что пить. Ей нравится заниматься этим. Вскоре приехал Джонни — чуть не задушил Марка в медвежьих объятиях и подарил наручные часы. Сразу после него — Тэн с искренней, яркой улыбкой и бутылкой настоящего тайского рома в подарок. Джено и Ниннин пришли вместе, встретившись у метро. Он подарил редкое издательство о великих писателях, которое Марк давно искал, а девушка вручила букет цветов и новые запонки. Имениннику стало немного неловко от дорогого подарка, но не принять он не смог. Тэён и Хэчан приехали ровно в пять часов, подарили вместе сертификат в гольф-клуб, пообещав составить компанию. Вечер протекал слишком быстро. Марк старался участвовать в разговорах, но всё время ловил себя на мыслях о Хэчане, который сидел за столом напротив. Его волосы привычно слегка вьются и спадают на глаза — их хочется аккуратно поправить. Он мало говорит, как всегда в больших компаниях, но иногда улыбается так красиво, что Марку солнце кажется слишком бледным. — Как вы познакомились? — Тэн обращается к имениннику и Тэёну, бесстыдно выпрашивая побольше подробностей. — На самом деле, здесь нет ничего особенного или интересного, — Тэён смущённо улыбается. — Это был бал, Марк должен был взять у меня интервью. Мы поговорили, потом переключились на какие-то нейтральные темы. А при следующей встречи разговор завязался сам собой, — он пожимает плечами и смотрит на Винтер. Девушка улыбалась, подперев ладонью щеку. На чужой взгляд она кивнула и отвернулась немного смущённо. — Да, это было совсем обычно, — Марк кивает Тэну. — Я даже не помню уже, о чём мы говорили тогда. Всё само собой произошло. Единственное, что я могу сказать — я нервничал перед интервью. Это был мой первый опыт в качестве представителя нашего журнала, ещё и перед таким человеком в общественных кругах. Тэн неудовлетворённо хмыкает и откидывается на спинку стула. Джонни на это смеётся и кладёт ему в тарелку аппетитный кусочек запечённого мяса, говоря Винтер: — Расскажи-ка ты, как ты с ним познакомилась. Это было забавно. Девушка смеётся и начинает свой эмоциональный рассказ о «грустном и одиноком канадском мальчике» и её «благородном подвиге и настойчивых попытках достать этого прекрасного человека из скорлупы». И это абсолютная правда — не было бы журналиста Марка Ли, если бы не Минчон со своим упёртым характером. — Это правда, — кивает Марк, улыбаясь подруге. — Это так мило! — снова подаёт голос Тэн. Ниннин спрашивает что-то у Джено, который принимается рассказывать о журнале и своей работе, а Марк переводит взгляд на Донхёка. Танцор тоже смотрит на него и в его глазах можно увидеть какую-то нежность и теплоту, на пухлых губах лёгкая улыбка. Он будто говорит, что ему нравится то, что происходит за этим столом. — Позвольте пригласить вас на танец, — неожиданно говорит Тэён, протягивая руку Винтер. Девушка на мгновение удивлённо распахивает глаза, но быстро возвращает непринуждённую улыбку и соглашается. Они выходят танцевать на террасу, где несколько музыкантов создают приятную невесомую мелодию для небрежных танцев. Марку было хорошо видно друзей, и он не мог не заметить, как горели их глаза. Винтер казалась ещё более хрупкой рядом с Тэёном — она просто расцветала, наверно, от сильной симпатии (если не любви). Мужчина заботливо придерживал её за талию, уверенно вёл в танце и смотрел прямо в глаза. Они смотрелись так гармонично и правильно. — Я хочу мороженного, — громко восклицает Тэн и поворачивается к Джонни. Марк хочет сказать, что у них заказано на позже, но друг снисходительно улыбается тайцу и спрашивает, какое тот предпочитает. — Подойдёт всё, кроме фруктовых. Не люблю фрукты. Джонни кивает и, коснувшись его волос, уходит за мороженным. Джено присвистывает и убегает «ответить другу на звонок». Тэн ни капли не смущённый, подсаживается к Донхёку и начинает что-то у него расспрашивать о репетициях. Марку не особо понятно, о чём они говорят — он знает расписание тренировок в ближайшие недели и сам каждый раз определяет, насколько парень выматывается. Марк обращает своё внимание на Ниннин, которая сидит рядом и сегодня какая-то тихая. — Устала? — спрашивает он, осматривая немного сутулые плечи и замечая задумчивый взгляд. — Слегка, — девушка кивает, не скрывая правды. — Но это не страшно. Я рада быть сегодня с тобой. Она улыбается и сжимает его ладонь, лежащую на столе. Марк в ответ тоже неловко улыбается и поднимает взгляд на танцпол. — Я бы пригласил тебя на танец, но не знаю стоит ли. Тебе они надоели, наверное, за целый день. На его удивление Ниннин смеётся и поднимается, дёргая за руку: — От танца с именинником я ни за что не откажусь. Так и проходит вечер. За разговорами, танцами, вкусной едой и воспоминаниями. Сегодня Марк чувствует жизнь, но по-настоящему живёт только в моменты коротких взглядов Донхёка и его редких слов. Тэн уезжает первым — у него завтра выступление. Затем Джонни предлагает подвезти Винтер, которая собралась сначала отвезти все подарки к Марку в квартиру и только тогда домой. После её ухода Тэён не задерживается, ссылаясь на утреннюю поездку в Пусан. Донхёк остаётся ещё поболтать с Джено, пока ждут такси. Редактор говорит, что им нужно ещё обязательно встретиться и где-нибудь выпить, потому что танцор — классный парень. Как только его машина отъехала (после длительного прощания), прибыло такси Ниннин. Она тоже мялась, предлагая помочь Марку с оплатой и посидеть ещё немного, но именинник усадил её в салон со словами «У тебя режим». Он даже не ожидал, что последним человеком за столом окажется именно Донхёк. Немного усталый, но всё такой же мягкий и яркий для Марка, поедающий последние апельсины. Он ловит взгляд парня и становится совсем спокойно, максимально уютно, будто так и должно быть. — Я сейчас заплачу и пойдём, хорошо? Донхёк молча кивает и тянется к другой тарелке с фруктами. Марк понимает, что сейчас он не только пахнет цитрусовыми, а ещё и манящие губы на вкус кисловатые. И кончики пальцев тоже в мелких каплях солнечного сока. Когда все счета оплачены, а на столе закончились вкусности, Марк протягивает руку Донхёку, зовя на прогулку под звёздами. Уже совсем стемнело, тучи налились водой и первые капли начали срываться на террасу — вот и обещанный дождь. Люди за столиками на улице и музыканты быстро прячутся внутрь, а Донхёк замирает на месте. — Не волнуйся, — Марк крепче сжимает его руку, заглядывая в широко открытые глаза. — Я рядом. И не отпущу тебя. Донхёк кивает и нервно облизывает губы. Он всё ещё боится, потому что дороги скользкие, воздух холодный и всё это может быть опасно для жизни. Но он готов попробовать шагнуть вперёд, когда рядом кто-то надёжный. Марк делает небольшой шаг под дождь и терпеливо ждёт. Донхёк крепко цепляется за его пальцы и решается. Холодные капли падают на пушистые волосы, стекают по лицу, повторяют рисунок из родинок и теряются в одежде. Он вздрагивает от неприятного ощущения, но расслабляется и даже слабо улыбается. Марк пятится, утягивая дальше под стихию, пока Донхёк не начинает смеяться и падает в раскрытые объятья. — Это холодно и нам придётся потом отогреваться, чтобы не заболеть, но я не хочу уходить. Это… так необычно, я уже забыл, что такое летний дождь. Марк обвивает руками его талию, прижимая к себе ближе, целует за ушком и начинает покачиваться в несуразном танце. Одежда уже промокла и неприятно липнет к телу, но Донхёк рядом горячий, дышит в шею и тихонько смеётся, наслаждаясь обжигающими прикосновениями. Они не замечают, когда музыка в кафе возобновляется, наполняя их танец романтикой. Дождь усиливается, превращаясь в нещадный ливень, и парни быстро решают укрыться. Они снова берутся за руки и бегут в сторону дома Марка. Их смех заглушается шумом воды, в обуви натекли озёра, а телефоны могут испортиться, но через буквально три минуты показывается нужный подъезд. Марк опирается на стену, снова прижимает Донхёка к себе, чтобы он точно был под козырьком. Оба тяжело дышат и улыбаются, с волос капает вода, становится морозно, но это не замечается. Донхёк аккуратно проводит подушечками дрожащих пальцев по губе Марка, затаивая дыхание. Он смотрит сначала на губы, но возвращает взгляд к глазам, где горят сотни звёзд. Марк целует настойчиво, но всё так же мягко. Ему совсем не хочется безумства, он хочет Донхёка окутать заботой, быть предельно нежным. Самим кончиком языка собирает дождевые капли со сладких от сока губ и руками исследует плавные изгибы талии. Донхёк наваливается на широкую грудь, ладонью ощущая сумасшедшее биение чужого сердца (собственное стучит в ушах) и поддаётся каждому лёгкому касанию. — Пойдём, нужно срочно сушится, — Марк разрывает поцелуй и тянет не сопротивляющегося парня к себе. Сухая одежда, поочерёдный тёплый душ, горячий чай и уютные объятия. Они помогают друг другу посушить волосы, пока за окном продолжает лить. В квартире горит только настольная лампа, разговоры совсем не нужны. Донхёк соглашается остаться на ночь — укутывается одеялом по глаза на единственной кровати и позволяет обнимать себя со спины. Марк довольно жмуриться, зарываясь носом в волосы на затылке, когда чувствует, что его ладонь снова сжимают, надёжно переплетая пальцы. За окном всё ещё шумит дождь, тарабанит каплями по подоконникам, пока парни быстро проваливаются в сон, расслабляясь полностью в родных руках.