Колючие

— Что, опять? — устало спросил отец, едва глянув на разбитую губу, и Юрка понял, что ни про какой мяч врать нет смысла. — Не опять, а снова. Юрка постарался, чтобы ответ, хоть и коротенький, сочился от яда, но отец только поморщился: — Ну, неси. Как будто лупить Юрку — скучнейшая обязанность, которая его жутко тяготит. Да почему «как будто»? Так и есть же… Юрка нарочито громко протопал по коридору, не разуваясь, разнося снежную кашу по выцветшему ковру, до которого всё равно никому нет дела. Распахнул дверь в отцовскую комнату, выдвинул ненавистный верхний ящик письменного стола, брезгливо скривился при виде потертого офицерского ремня, змеей свернувшегося на россыпи пожелтевших папок с тряпичными завязками. Протопал обратно в прихожую, сбросил всё-таки ботинки, шагнул на ковер, чувствуя, как противно намокают от снега носки. Вечно он так: сам насвинячил и сам же вступил. Отец уже ждал в большой комнате, разложив кресло и постелив сверху мерзкое колючее одеяло. — Дополнительная пытка? — поинтересовался Юрка. Отец промолчал. Конечно, это он специально. Знает же, как Юрка ненавидит всё шерстяное, вот и постарался. — Палачом бы тебе работать. — Ложись. Юрка швырнул принесенный ремень на тумбочку, привычным движением спустил до колен джинсы и трусы, толстовку натянул пониже, чтобы уменьшить площадь контакта тела с одеялом, и лег. Отец, разумеется, тут же закатал толстовку чуть не до самой шеи, недовольно спросил: — Это что? И больно ткнул куда-то под лопатку, где у Юрки и так ныло и зудело после драки. — Не смертельно, не надейся. Отец сокрушенно цыкнул, и Юрке не нужно было поворачиваться, чтобы знать: он сейчас неодобрительно качает головой. — Долго мне еще валяться? Звякнула пряжка, и Юрка нырнул лицом в колючее одеяло, приготовился терпеть, сжался и застыл. Разбитая губа тревожно заныла. Отец всегда начинал пороть в полную силу. Никаких подготовительных ударов, никаких пауз. Боль отдавалась непонятным зудом в мозгу, от этого невозможно было лежать ровно, всё внутри протестовало и требовало хоть какой-то реакции, но Юрка не мог себе позволить такую роскошь. Не хватало еще проявить слабость… Это раньше он ревел и обещал исправиться, а теперь вырос и многое осознал. Какой толк унижаться, если от этого наказание не смягчат? Удары сыпались и сыпались, и Юрка вцепился в одеяло, весь мелко подрагивая и мысленно сжимаясь в кулак, убеждая себя, что скоро станет полегче. Стало, совсем ненадолго, но стало. Боль смешалась в невнятный ком и чуть отстранилась, и Юрка снова смог думать. Почувствовал запах мокрой шерсти, а еще — солоноватый привкус во рту: всё-таки закусил больную губу, дурак. Почувствовал, что адски вспотел — наверняка из-за этого проклятого одеяла. Почувствовал, как бесконтрольно подрагивает всё тело, хотя он уже не напрягался и не вытягивался в струнку. А потом боль вернулась, удесятерившись, и Юрка не выдержал, вскрикнул, замолотил ногами. — Зачем ты, Юр? — устало спросил отец, сделав наконец паузу. — Зачем дергаюсь? Видимо, пытка удалась, гордись, — сквозь зубы ответил Юрка. — Ты же знаешь, что я не об этом… — А, ну да. Зачем я существую. Во-первых, кто-то сэкономил на презервативах… Ау-у-у! Отцовская рука легла на спину, вжимая Юрку в кресло, и удары ремня посыпались по ногам, заставляя забыть о гордости и реветь во весь голос. Наконец закончилось и это. Юрка задышал — носом, помня советы физрука, и представил себе, что снова мотал круги по спортзалу, вот и восстанавливает дыхание. Это помогло. Легкие уже не полыхали, сердце колотилось чуть менее бешено, будто и не пыталось больше выскочить из груди, ушей и горла одновременно. В горле пересохло, и Юрка отчаянно возжелал, чтобы в кресле была дырка для лица, как в массажном столе из фильмов, и чтобы на полу стоял стакан ледяной воды с трубочкой, чтобы можно было пить, не вставая и не шевелясь вообще. Отец был еще в комнате, Юрка слышал его дыхание, но не мог понять, где он и что делает. Наконец не вытерпел: — Ты всё? — Юр… — Ты всё? — Всё, можешь вставать. Юрка не был так уверен. Отцу легко говорить, у него всё тело не превратилось в желе от смеси адреналина и боли. Встать всё-таки получилось, хотя пол и качнулся как-то подозрительно, заставляя Юрку расставить руки. Отец потянулся было к нему, но Юрка, старательно держа равновесие, увернулся: — Не надо.