Колючие

Юрка снова забылся тяжелым сном, а разбудили его негромкие голоса. С трудом разлепив глаза, Юрка обнаружил у своей постели женщину в белом халате, суровую, с усиками и пристальным, прямо-таки сверлящим взглядом карих глаз. — Проснулся? Привстань. Голос у женщины оказался неожиданно мягким, а руки — теплыми. Они быстро и почти безболезненно пробежались по линии нижней челюсти, чуть надавили на подбородок, заставив раскрыть рот. Юрка скосил глаза на прислонившегося к стене отца. Врача вызвал, с чего вдруг? Отец на его взгляд не ответил. Под футболку скользнул кружок фонендоскопа, и Юрка заранее съежился, но металл оказался теплым. — Судороги были? Юрка помотал было головой, а отец ответил: — Были. Надо же. Значит, поэтому и вызвал врача, тюрьмы боится. Неоказание помощи — это же статья? — Повернись. Юрка подчинился, закрыл глаза, чувствуя, как металлический кружок скользит по лопаткам, и надеясь, что следы порки полностью скрыты трусами. Интересно, отец тоже переживает? — Не дыши. Юрка не выдержал, обернулся на отца, поймал тревогу в его глазах. Конечно, не учел, что следы побоев еще не сошли, а теперь боится за свою шкуру. А про судороги он откуда знает, если Юрка даже сам не в курсе? Может, выдумал? Наконец женщина окончила осмотр и кивнула Юрке: — Отдыхай, скоро поправишься. Юрка снова опустился на подушку, закрыл глаза, услышал, как отец вполголоса спрашивает: — Это опасно? — Не дождешься, — одними губами ответил Юрка и снова отрубился. Когда он проснулся, в квартире было совсем пусто. Пододеяльник лип к телу, Юрка почувствовал, что весь взмок, и забарахтался во внезапном приступе паники. Показалось, что одеяло поглощает его, что выхода нигде нет, вокруг только бездонное пространство пододеяльника без конца и без края. А потом Юрке удалось высвободиться. Скомканное одеяло полетело на пол. Юрка сел, ощущая себя совершенно разбитым и очень грязным. Немного болела голова, горло распухло и саднило, но больше всего мешала эта горячая липкость кожи. Юрка встал и медленно, очень медленно побрел в ванную. Кое-как стащил с себя футболку и трусы, долго раздумывал, нужно ли сначала включить воду или влезть в ванну, наконец сообразил, что воду нужно пропустить, включил кран. Перебрался через скользкий бортик ванны, чуть не оборвав занавеску, аккуратно сунул под струйку руку, сделал воду попрохладнее, переключил с крана на душ. Вода оказалась неожиданно холодной, и Юрка мгновенно продрог. Он закрутил вентиль, отдышался, чувствуя, что дрожь всё нарастает. Попытался выбраться из ванны, но ноги не слушались. Юрка пошатнулся, уперся ладонью в мокрый кафель, пытаясь не упасть. Отец же ему голову оторвет, если узнает… Дурацкая, дурацкая идея. Юрка развернулся, решив ухватиться покрепче за бортик и как-нибудь через него перебраться. Это ничего, что он упадет на пол, лишь бы выбраться, доползти до опрометчиво сброшенного одеяла, завернуться в него, согреться… В лицо полезла липкая занавеска. Всё кругом липкое, он как муха в паутине, когда же это кончится? — Юр, ты что! Ну, что ты делаешь? Совсем уже… Юрку обволокло что-то пушистое, теплое. Холодная эмаль ванны исчезла из-под ног, и он заболтался в воздухе. Горло совсем сжалось и не давало говорить, но слов всё равно не было. Потом Юрка снова оказался в кровати, и кто-то — наверное, та добрая усатая женщина — прижал к его губам жесткий пластиковый стаканчик с противным сиропом. А потом снова стало темно.