Колючие

Дни тянулись бесконечно медленно, за окнами почти всегда было темно, и Юрка совсем потерялся во времени. Отец почему-то кормил его подтаявшим мороженым, прямо с ложки кормил, и это казалось совершенно нелепым. Но мороженое, в отличие от остальной еды, не впивалось в горло сотней колючек, поэтому Юрка терпел. Он вообще только и делал, что терпел. Послушно глотал лекарства, позволял обтирать себя влажным полотенцем, пил чай литрами. Отец бросал на него тревожные взгляды, и Юрка разделил бы его беспокойство, но на это совершенно не было сил — как не было сил огрызаться, сопротивляться, ненавидеть. — Если не станет лучше, поедем в больницу, — пригрозил наконец отец, и это сработало. — Не дождешься, — скорее по привычке прошептал Юрка, но слова отца и вправду запустили механизм, приторможенный болезнью. Он не дождется. Надеется, наверное, что Юрка наконец сдохнет или хоть заболеет настолько серьезно, что свалит в больницу… Хрен ему. В Юрке снова зашевелилось упрямство, и он назло отцу стал поправляться. Это было неожиданно неприятно. Температура вроде бы немного снизилась, унося с собой ощущение отстраненности, и у Юрки всё снова болело. Свет резал глаза, истерзанное горло напоминало о себе даже при неосторожно глубоком вдохе, в голове перекатывался тяжелый шар. Отец, будто заметив эти мучения, удовлетворенно отметил: — Ну вот, уже получше выглядишь. — Ты что, рад, что ли? — хмуро спросил Юрка. Отец будто смутился, пожал плечами: — Рад, конечно. — Ну да. Иначе лупить некого будет, — кивнул Юрка. Всё воодушевление из глаз отца улетучилось. — Юр, зачем ты так? — Отстань, дай хоть поболеть спокойно. Потом наверстаешь. Подбородок отца дрогнул, напрягся, губы превратились в тонкую бескровную линию. Юрка отвернулся, потому что боевой запал иссяк, остались только слёзы. Очень много слёз, и они, кажется, уже стремились наружу. К счастью, отец вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь и не мешая Юрке переживать все прелести рыданий при температуре и больном горле. На этом закончилось мороженое. Отец перестал играть в мать Терезу и ближе к вечеру просто принес Юрке чай и тарелку макарон с сыром, рассудив, что человек, способный огрызаться, в состоянии жрать нормальную еду. Не при смерти же, чего напрягаться. — Лекарства не забудь, — сказал он, глядя куда-то мимо Юрки. — Что угодно, только отвали, — ответил Юрка, наливая сироп в пластиковый стаканчик. Слёзы побежали по щекам за секунду до того, как отец вышел, но не остановили его. Наоборот, придали ускорение. Конечно, кому охота возиться с нытиком… Юрка пытался есть, и слёзы капали на футболку и немножко в тарелку. Он сам не понимал, из-за чего плачет. То ли из-за проявленной слабости, то ли из-за беспомощности, то ли из-за мороженого. Да, пожалуй, в основном из-за мороженого.