Колючие

Мишка снял со стенда безобразно розовую штуковину и хмыкнул. Что оно такое, чернобыльский енот? Глаза у зверушки были жутко бездонными, с алыми искорками, а на пузе сверкала блямба в форме то ли красивой жопы, то ли некрасивого сердечка. Надпись на блямбе требовала: «Нажми на меня». Мишка опрометчиво подчинился, и зверушка тут же проскрипела: «Давай дружить!» — Щас, — проворчал Мишка, но всё-таки сунул монстра в корзину: во-первых, Златка будет в восторге, а во-вторых, Макса этот скрипучий голосок сведет с ума. Добавив к игрушке пару шоколадок и киндеров, Мишка направился было к кассе — и столкнулся нос к носу с бандой Крутова. — Опа, чё тут? — спросил Деснянский, деловито заглядывая в корзинку. — На хуй пошел, — отрезал Мишка и двинул ему корзинкой по ребрам. — Смотрите, чем деточка играет, — заржал Степанов, выдернув розового енота и брезгливо подняв его за лапку. Крутов, перебиравший конфеты на полке, наконец обернулся, и Мишка приготовился отвечать на его доёбки, припоминая самые страшные Максовы ругательства. — Дай сюда, у него сестра мелкая, — сказал Крутов. Он аккуратно отобрал у Степанова енота, положил его обратно в корзинку и добавил: — Вали давай. Мишка гневно фыркнул. Разрешил, надо же! Великодушный, блядь. За спиной кто-то выразительно откашлялся. Степанов, Деснянский и Терещенко под испепеляющим взглядом консультанта стушевались и перебрались к хлебному, внимательно изучая ценники. Крутов выбрал наконец пакет карамелек и невозмутимо пошел дальше, сунув конфеты под мышку. Мишка недоверчиво оглянулся и двинулся было к кассе. В последний момент передумал, вернулся к мягким игрушкам, положил енота на место и взял точно такого же — но не оскверненного лапами Степанова. Расплатился, стараясь не думать о том, что его почти наверняка поймают и побьют, стоит выйти из магазина, и сунул покупки в рюкзак. На улице Крутова с дружками не было, хотя Мишка почти ожидал, что они выскользнули через соседнюю кассу, чтобы его подкараулить. Почему-то захотелось смалодушничать, позвонить Максу и попросить, чтобы он подъехал, но Мишка не стал. Сам виноват, подставился ради хрен знает кого, заслужил. Они, наверное, над ним еще пуще прежнего ржут. Хотя… Разве они знают? Если бы думали, что это Мишка кинул петарду, давно бы поймали и отлупили. Значит, Селёдка сдержала слово и не стала им рассказывать, а Крутов ничего не понял, хоть и вынюхивал. Всё равно он какой-то мутный, этот Крутов. И зачем Сенька с ним возится? Мишка сердито засопел. Он понимал, насколько нелепо ревновать Сеньку к Крутову, но ничего не мог с собой поделать. На перекрестке бесконечно горел красный, машины шли сплошным потоком, и Мишка обернулся, соображая, не быстрее ли будет сделать крюк и дойти до подземного перехода. Тут-то он и увидел Крутова. Остальные дебилы куда-то подевались, а вот Крутов невозмутимо шел к Мишке, и между ними оставалось всего метров пятьдесят. — Да блядь, — тоскливо пробормотал Мишка. Даже если драться с Крутовым один на один, он сильнее. Ну и ладно, не в школе же, звонить никуда не будут, а Макс поймет. Ругаться, наверное, будет, но поймет. Мишка стиснул кулаки — и тут зажегся зеленый. Крутов бегом преодолел остаток дистанции и пошел по стертой зебре, дыша Мишке в затылок. — Чё ты прилип? –спросил Мишка и запоздало сообразил, что начинать драку посреди дороги совсем уже глупо. Но Крутов даже не удостоил его ответом, и Мишка повторил, едва шагнув на тротуар: — Чё надо? На этот раз он развернулся к Крутову лицом, но тот только махнул рукой. Мишка озадаченно нахмурился и повернул направо. Крутов шел за ним. Мишка притормозил, снова развернулся. Крутов едва не налетел на него, остановился и устало спросил: — Чего? — Чё ты тащишься за мной? — Я не за тобой. Мишка бросил на него полный недоверия взгляд и уточнил: — А чё догонял тогда? — Так зеленый же, — пожал плечами Крутов и зашагал дальше. Совершенно сбитый с толку Мишка пошел за ним, разозлился, поняв, что теперь выходит, будто это он преследует Крутова, и ускорил шаг. Поравнявшись с Крутовым, он мрачно сообщил: — Тебе не в эту сторону. — Отвали, а? Доколупался… Крутов снова вырвался вперед, через пару десятков метров раздраженно оглянулся. — Ты не здесь живешь, — упрямо сказал Мишка. — Я к маме иду, отвяжись. Больше они не разговаривали. Вскоре Крутов повернул налево, к глухой бетонной стене, тянувшейся по ту сторону трамвайных линий. Мишка остановился, озадаченно наблюдая, как он исчезает за кладбищенскими воротами.