Колючие

Деснянского на уроках не было. Терещенко пересел на его место рядом со Степановым, и Юрку это ни капельки не огорчило. Пускай валит. Зашитый воротник не давал покоя, и Юрка всё теребил его, то ли беспокоясь, что правда каким-нибудь образом выплывет наружу, то ли еще почему-то. Он прошел два самых непростых теста, сначала явившись, хоть и с большим опозданием, на географию, а потом отсидев русский. Ни Танечке, ни Селёдке его вид подозрительным не показался. С остальными учителями было проще: Макарыч Юрку игнорировал, а рисовалка рассеянно хвалила, глядя, впрочем, исключительно на работу, а не на автора. Так или иначе, а выходило, что из-за воротника переживать не надо. Юркины пальцы всё равно бегали по аккуратному, практически незаметному шву, будто пытаясь поймать что-то важное. С геометрии их отпустили, и Юрка пошел домой, твердя себе, что отец ничего не узнает. Откуда бы? Селёдка не в курсе, следов на лице нет, воротник зашит. Но тенниску всё равно надо выкинуть от греха подальше. — Опа! Иуда чешет! — радостно загоготал Деснянский, отлепляясь от стены гаража. Юрка заставил себя не оглядываться. Если это не случайность, то Степанов с Терещенко за его спиной. Разумеется, не случайность. Разумеется, они там. Теперь Юрка чувствовал затылком их взгляды. Ну, что поделать… Юрка сдернул со спины рюкзак, швырнул его в Деснянского, целя по морде, развернулся, чтобы вмазать остальным. Не успел. Его пнули по голени, и заснеженный асфальт вдруг оказался очень близко. Пинки посыпались градом, и Юрка забыл о гордости, свернулся калачиком, закрывая руками голову. Бывшие друзья ржали, перебрасывались остроумными репликами, но Юрка не воспринимал их. Все голоса шли как-то мимо, вскользь, будто случайно пойманный антенной зарубежный канал. Снег набился в правое ухо и в рот. Невкусный, грязный городской снег. — Сейчас полицию вызову! Почему-то эти слова Юрка понял. Понял — и вяло подумал, что уже не надо. Поздно. Всё уже. Снег растаял и стекал по лбу, и Юрке вспоминались дурацкие стишки про апрель и про капель. Хотелось услышать звон, но не получалось. Неправильная капель. Юрка неуклюже перевернулся, встал на четвереньки, понимая, что вот сейчас находится в наиболее позорной и уязвимой позе. Пнут, не дадут подняться. И хорошо, если только пнут… Не пнули. Поднявшись, Юрка обнаружил, что за гаражами пусто. Даже тетки, обещавшей полицию, нигде не было. Наверное, с балкона кричала. Юрка подобрал рюкзак и улетевшую в слякоть шапку, отряхнулся, перелез через низенький забор и зачерпнул пригоршню относительно чистого снега с клумбы. Принялся было им умываться, но тетка тут же напомнила: — Полицию вызову! Юрка сплюнул, почувствовав, как солоно становится во рту, перелез обратно и зашагал прочь. Ну и ладно, всё образуется. В конце концов, отца дома нет, он либо уже ушел, либо еще не пришел. Должно же Юрке хоть в чём-то повезти… И голову он хорошо закрывал, нос не сломан, зубы на месте. Правда, капает откуда-то — кажется, бровь рассечена. Это ничего, пластырем залепить и волосами занавесить, уже прокатывало. Всё-таки удобно, что отцу противно на него смотреть. Юрка набрал снега с клумбы в следующем дворе, приложил к ране. Надо будет постирать куртку, но она до завтра не высохнет. Ничего, в осенней можно пойти, только достать ее с антресолей. В подъезд он прошмыгнул как можно незаметнее, опустив голову пониже. А то еще соседи увидят, доложат… Лифт шел как-то особенно медленно, неторопливо. Юрка успел уже сто раз себе напридумывать, что столкнется в нём с отцом, но кабина оказалась пустой. Подчиняясь какому-то дурацкому предчувствию, Юрка нажал не на семерку, а на соседнюю с ней восьмерку. Теперь точно не столкнется, даже если отец как раз сейчас стоит и ждет лифт. Юрка вышел на лестничную площадку, прислушался, спустился на свой этаж, убедился, что там никого нет, шагнул к двери. Противная ломкая плитка похрустывала под ногами. Ключ неохотно повернулся в двери. Юрка выдернул его — с трудом, как всегда: ключу будто нравилось в замочной скважине, он легко туда проскальзывал и отказывался вылезать — и нажал на ручку. В коридоре было пусто. Юрка первым делом посмотрел под вешалку, туда, где стояли бы отцовские ботинки, будь он дома. Ботинок не было. Юрка скользнул взглядом по вешалке, убеждаясь, что и куртки нет. Как хорошо! Сейчас надо только себя пересилить, стащить с ноющего тела куртку, закинуть ее в стиралку, умыться, заклеить ссадину, потом набрать ванну, отмокнуть как следует, может быть, принять пару таблеток обезбола… Со скрипом открылась дверь, и отец стремительно вышел из своей комнаты — одетый и обутый, с ключами в одной руке и мобильником в другой. Он притормозил, напоровшись взглядом на Юрку, нахмурился: — Что с лицом? Юрка уже знал, что будет дальше. Утомленные вздохи, упреки, кресло… Юркино сердце сорвалось с места на секунду раньше, чем он сам бросился к двери. Застучало, заколотилось в горле, забарабанило в ушах. Он сбежал по лестнице, каждую секунду ожидая, что длинная рука отца ухватит его за шкирку и потащит в ненавистную квартиру. Но никто его не догнал, не остановил, не вернул. Юрка промчался по двору, нырнул в арку и только там отдышался. Когда в груди перестало колоть, Юрка поразмыслил над своим положением и пришел к выводу, что деваться особо некуда. В торговом центре вечно ошиваются одноклассники, а если совсем повезет, можно встретить даже Селёдку. Из «Магнита» с такой рожей попросят сразу же, может, даже полицию вызовут. Сдаваться Юрка был не готов, поэтому оставалось просто гулять. И он гулял. Тащился от дома к дому, считая шаги, швырялся снежками в раздолбанную летнюю сцену, которую зря называют летней, раз она гниет посреди парка круглый год, чертил ледышкой узоры на стенах, пинал уродливых снеговиков. Бродил дотемна, продрог и наконец сдался. Добрёл до скамейки перед подъездом, сел, не зная, что делать дальше. Рёбра ныли, бровь противно пульсировала. Замок пиликнул, из подъезда вышла женщина с собакой. На Юрку даже не посмотрела, поспешила по своим делам. Еще минут десять ничего не происходило, а потом замок пиликнул снова. На этот раз дверь открылась медленнее и шире, и молодая женщина принялась вытаскивать наружу коляску, подперев тяжелую дверь задом. Юрка встал, ухватился за металлическую скобу, ожидая, что ему и сейчас начнут грозить полицией. — Спасибо большое, — сказала женщина, выкатывая коляску во двор. — Угу, — буркнул Юрка и прошмыгнул в подъезд. Он поднялся по лестнице, чувствуя, что в лифте просто задохнется от паники, подошел к двери и нажал на кнопку звонка. Сердце снова колотилось как сумасшедшее и требовало бежать, но бежать было некуда. — Я это… Сериалы пришел смотреть, — пробормотал Юрка, когда дверь открылась.