Колючие

— Ты как раз вовремя, — объявил Сенька, ничуть не удивившись ни Юрке в принципе, ни его разбитой физиономии в частности. — Во-первых, там сейчас Зиночка узнает, что Андрей ее брат, потому что она, оказывается, дочь Бориса, а во-вторых, шарлотка почти готова, любишь шарлотку? Давай куртку вот сюда, тут посвободнее. Юрка послушно стащил с себя куртку, и Сенька принялся пристраивать ее на переполненной вешалке. — Щас чаю заварим, шарлотка как раз поспеет, — продолжал Сенька. — Какая шарлотка, Семён? Не выдумывай. Юрка оглянулся. Женщина, стоявшая на пороге кухни, наверняка приходилась Сеньке женой. Теща же вроде добрая, Сенька говорил… А эта сейчас его прогонит. Ну и правильно, сам мог головой подумать, прежде чем переться в гости к учителю. Юрка уже потянулся за своей курткой, а женщина продолжала: — Хоть бы ужин предложил для начала, а ты сразу шарлотку. Тебе лишь бы сладким напихаться, совсем о здоровье не думаешь. У нас грибные котлеты с пюре, будешь? Юрка сообразил, что вопрос адресован ему, и весь съежился, не зная, как реагировать. Наверное, надо отказаться из вежливости, а потом что? Сидеть и смотреть, как они едят? Не надо было приходить. — Маш, тебя слишком много, — мягко сказал Сенька, подталкивая Юрку в сторону длинного коридора. — Ванная вон там, иди мой руки. Отступать было некуда, и Юрка скрылся в ванной. Глянул в зеркало, охнул. И с такой рожей он поперся к чужим людям? Да как они его на порог пустили вообще? Лоб был перечеркнут наполовину смытой, но всё равно кричащей кровяной дорожкой. От рассеченной брови к щеке тянулась еще одна дорожка, более извилистая, неровная, комковатая. Первая натекла, пока он валялся, а эта — уже когда встал. Физика, гравитация и все дела. Юрка невесело улыбнулся, разглядывая эти художества. Попытки умыться снегом всё только усугубили, лицо было в бурых разводах. Юрка осторожно потрогал подсыхающую корочку на брови, потом открыл кран и принялся умываться. Корочку он благоразумно оставил, понимая, что иначе из раны хлынет снова — на аккуратный половик, на кафель и вообще. Вся раковина и так порозовела от смешанной с кровью воды, и Юрке от этого сделалось нехорошо: его пустили в дом, а он тут кровью ляпает… Надо всё убрать. Вытирать лицо полотенцем он не стал, постеснялся. Само высохнет. Тщательно сполоснул раковину, принялся мылить руки. Кровь набилась под ногти и не отмывалась, засела там неряшливой каймой, будто специально. Юрка представил, как тянется за шарлоткой такими руками, и чуть не разревелся от стыда. Надо будет отказаться. И от котлет с пюре, и от шарлотки, и от сериалов… Посидеть немного и пойти домой, чтобы не портить людям вечер. Юрка почувствовал жалость к себе и стиснул зубы, борясь с отвращением. Правильно, что его избили. Правильно, что отец собирался добавить. Заслуженно. Он и руки не стал вытирать, чтобы не испачкать ненароком полотенце: как ни старался, как ни мыл их, всё равно грязные, позорные. Вышел из ванной, погасил свет, убедился, что на выключателе не осталось кровавых разводов, и побрел на кухню, чувствуя, как воздух становится гуще, удушливее. — Так, давай мы тебя у батареи посадим, — сказал Сенька. — Там тепло и телевизор хорошо видно. Юрка нерешительно замялся на пороге. Кухня была тесной, но очень уютной. Как их собственная, пока мама была жива. Юрка запретил себе об этом думать. Не сметь реветь при посторонних. Он шагнул вперед, к той стороне мягкого уголка, на которую указывал Сенька, запоздало выдавил из себя: — Здрасьте. Женщина, сидевшая на табуретке и мелко-мелко крошившая зеленый лук, подняла голову и приветливо улыбнулась: — Здравствуй, Юра! Та, которую Сенька звал Машей, тоже обернулась, посмотрела на Юрку и передала деревянную лопатку Сеньке: — Переверни котлеты. Юрка весь подобрался, понимая, что снова где-то накосячил. Может, кровь всё же капнула на пол, а он и не заметил? Женщина взяла его за локоть и увела с кухни. Наверное, решила, что хватит с нее издевательств. Не забыть бы рюкзак, он на обувной полке стоит. Но они прошли мимо прихожей, в узкий коридор и в дверь с окошком из оранжевого стекла. — Сядь. Юрка послушался, сел на самый краешек дивана, исподтишка оглядывая комнату. Застеленные вязаными покрывалами кресла, торшеры с вязаными абажурами, кружевные салфетки на тумбочках и на журнальном столике… — Мама вяжет, — пояснила Сенькина жена, роясь в стареньком секретере. — Я тоже, но я в основном спицами, а она крючком. Повернись. Она включила торшер, стоявший у дивана, и взяла Юрку за подбородок. Юрка зажмурился — отчасти из-за света, но в основном из-за неловкости. — Открой глаза. Юрка подчинился. — Голова кружится? Тошнит? Юрка помотал головой. На самом деле его немножко тошнило от голода, но говорить об этом было стыдно. Он молча вытерпел прикосновение смоченного чем-то прохладным ватного тампона, отчаянно надеясь, что не ляпнет кровью на всю эту вязаную красоту. — Всё, Юр, глаза можно открыть. Юрка понял, что опять жмурился, и мучительно покраснел. Потянулся было к аккуратно залепленной пластырем ссадине, тут же отдернул руку. — Маш, ну чё вы там так долго? — спросил из коридора Сенька. — Ужин стынет, давайте уже это самое. — Идем, идем, — проворчала Маша, и Юрка вдруг услышал идущее от нее тепло. Смущение отступило, вспомнились времена, когда маленький Юрка забегал после школы к Игорю Карпову или к Серёжке Воробьеву. Он ведь совершенно спокойно обедал у них, играл на приставке или на телефоне, не чувствуя неловкости… Правда, и Серёжка с Игорем могли завалиться к нему, за пару минут смести мамин черничный пирог и со спокойной совестью удалиться в большую комнату, чтобы рубиться в какую-нибудь игрушку. Ладно, допустим, Сенька — его физрук, а не друг… Нет, и друг тоже. Юрка понял, что окончательно запутался, и сдался. Поднялся с дивана, проследовал за Машей на кухню, протиснулся к указанному Сенькой месту у батареи. — Короче, — сказал Сенька, накладывая ему пюре, — там эта Зиночка увидела Андрея и сразу же втрескалась, а он в нее… Лук любишь? — Угу. Сенька бросил на горку пюре немного зеленого лука и продолжал, пока по телевизору шла заставка: — А теперь Зиночка узнала, что она на самом деле дочь Бориса, то есть Андрей ей брат, но на самом деле не брат, потому что он не от Бориса, а от цыгана, но Зиночка этого не знает. Во-от. Короче, теперь они с Андреем… — А как же Катя? — недоуменно переспросил Юрка. — Всё же с Маратом осталась, да? — Не-е, Катя со своим Андреем уже всё, это другое кино и другой Андрей. Мы специально выбирали, чтобы без Кати, — пояснил Сенька. — Вот видите, мама, я же говорил, на лету схватывает.