Колючие

После ужина просмотр сериала плавно перетек в ту комнату, где Маша промывала Юркину рану. Сенька снова определил Юрке лучшее место — на диване, поближе к журнальному столику и к телевизору. На экране ругался и переживал мужик с дикой прической и вытаращенными глазами, и Юрка честно старался вникнуть в суть конфликта. — А это Петренко, — пояснил Сенька, раскладывая по блюдцам куски шарлотки. — Он с Борисом в партии был, налажал там чего-то и обиделся. — А-а, — понимающе кивнул Юрка. Его совсем сморило, и всё казалось каким-то очень естественным. Сериальные страсти, мерное постукивание спиц, присыпанная сахаром шарлотка, крепкий чай, даже чашки с блюдцами — и те были практически родными, уютные такие, с красными маками. Не может быть, что всего этого не было пару часов назад. Не может быть, что это снова исчезнет. Даже мелодия Сенькиного телефона не нарушила гармонию. Юрка понимал, что ему следовало бы насторожиться, но ничего не мог с собой поделать. А Сенька между тем болтал всё так же флегматично, прижимая телефон к уху плечом и подливая Юрке чай из пузатого чайника: — Ага, да ничё, тут Бориса и Андрея повязали. Ну, Андрей, цыганский сын, я же рассказывал, ну? Ну вот. Да не-е, ну, не то чтобы повязали, короче, там всё сложно. Этот Петренко… Короче, мстит он Борису, вот. А вы там чё? Да ну, серьезно? Чё, прям ни разу? Ну, ты тоже совесть имей, он же старенький… Поддайся разок, чё ты. Сенька поднял взгляд на Машу и пояснил: — Опять выигрывает в этот свой скринчит, а Максик обижается. Маша покачала головой, а Сенька продолжал, вполглаза глядя на экран: — Случайно знаю. Нормально он, рядом вон сидит, кино смотрит. Юр, тебе привет от Мишани. — От кого? — переспросил Юрка. — Ну, от Нестерова. Юрку будто холодной водой облили. Вот что он здесь делает? Пришел и засел на диване, жрет шарлотку, кино смотрит, а сам… Сам даже не знает, как зовут Сенькину тещу. Спросить не додумался, а туда же. Это Нестерову положено проводить вечера здесь, а Юрка — самозванец. — Ой, Мишань, тут такой поворот, короче, того следователя, который Зине помогал, помнишь? Убили его, Мишань, — трагически сообщил Сенька, хотя следователя только слегка продырявили. — Ладно, ага. Максу привет. И дай ему выиграть, а? А я тебе тогда не буду рассказывать притчу про милосердие. Всё, давай. До завтра. Сенька убрал телефон, натянул потертую олимпийку, достал сигареты и позвал: — Юр, пошли. — Куда? — насторожился Юрка. — Я покурю, ты балкон наш посмотришь. Юрка покраснел, понимая, что сейчас его вежливо попросят валить уже домой и не мешать. Не мог сам сообразить, что ли? Он с досадой поморщился, встал, украдкой придерживая ноющие ребра. Сенькина теща тоже встала, сняла со спинки кресла огромный пушистый свитер и накинула его Юрке на плечи: — А то замерзнешь там на сквозняке. Юрка неловко кивнул и ухватился за рукава свитера, стянул их потуже и поспешил за Сенькой. Они прошли мимо ванной и трюмо в небольшую комнатку, и Сенька пояснил: — Здесь Анна Степановна живет. — Угу. Анна Степановна, значит. Балконная дверца жалобно скрипнула, и Юрка поплотнее закутался в свитер, готовясь мерзнуть. Но на балконе оказалось неожиданно тепло и как-то очень… Юрка задумался, пытаясь уловить несоответствие, а Сенька сказал: — Осторожно, куры спят. Вот оно что. На балконе пахло деревней, соломой, курами. — Куры? — переспросил Юрка. — И два петуха. Летом-то они на даче, а щас вот тут, — пояснил Сенька, приоткрывая створку балконного окна и закуривая. Юрка осторожно шагнул на балкон и встал рядом с Сенькой, чувствуя смесь морозного воздуха и сигаретного дыма. Двор отсюда казался сказочным: прямоугольники окон в темноте, фонари в снежных шапках, аккуратные сугробы, снеговики, недостроенная крепость… Интересно, а дома так же? Юрка вдруг понял, что давно уже перестал выглядывать в окна. Это раньше было целым событием ждать родителей с работы или из магазина, разглядывать пакеты в их руках, гадая, что внутри, стучать и махать, надеясь, что заметят, что помашут в ответ. И они всегда замечали. — Куры — вон они, — сказал Сенька. — Мы им старый сервант под курятник переделали, там и насест, и гнезда есть, раздолье. — Угу… Юрка едва различал темные силуэты, но свет включать боялся. — Да ты завтра утром увидишь, — успокоил его Сенька. — Завтра? — Конечно. Как раз перед школой. — Семён Аркадьич… — А? Юрка беспомощно посмотрел на физрука, пытаясь заставить себя ответить. Ему нужно вернуться домой. Он понимал, что факт остается фактом, даже если его не озвучивать, но произносить это вслух всё равно ужасно не хотелось. — Куда ты попрешься на ночь глядя? — спросил Сенька, стряхивая пепел в банку из-под кофе и снова высовывая руку с сигаретой из окна. — Мы тебе на диване постелем. — Ну… — Позвонить и отпросить тебя? Я номер сохранил. — А вдруг он тоже сохранил? — Ну и чё? Вон же у меня куры, алиби. Юрка фыркнул. Выходило очень абсурдно и логично одновременно. Сенька философски пожал плечами, снова стряхнул пепел в банку, не сводя взгляда со звездного неба. — Семён Аркадьич, это не он, — вдруг сказал Юрка. — Это Деснянский меня после уроков подкараулил. Я просто… Струсил и убежал. Сенька понимающе кивнул, уточнил: — Так чё, надо тебя отпрашивать? — Нет, я пойду… — Тебя Маша никуда не отпустит. Я говорю, батя сильно переживать будет? Надо его успокоить, что ты здесь? Юрка задумался, потом помотал головой. Отец либо не заметит, что его нет, либо обрадуется. — Только я всё равно не могу, у меня учебники дома. И домашка не сделана… — А мы с тобой завтра пораньше выйдем, завернем к тебе, рюкзак соберем, а домашку ты на переменах сделаешь, — невозмутимо ответил Сенька и бросил окурок в банку. — Пошли. Пока Сенька запирал окно и балконную дверь, Юрка зачем-то искал еще какую-нибудь причину уйти домой, вернуться в привычную колею, хотя больше всего на свете ему хотелось остаться. — Неудобно, — наконец сказал он. — Еще как удобно. Юрка выложил последний козырь: — У меня даже зубной щетки с собой нет. — Обижаешь, — покачал головой Сенька. Он отпер стенной шкаф, прилегающий к двери ванной, и картинным жестом указал на большую упаковку зубных щеток: — Выбирай.