Колючие

— Ночуешь у нас? — спросил Сенька, и Юрка пожал плечами. Он сидел на полу и гладил Джека по горячему лысому пузу. Щенок совсем разомлел и задремал, раскинув лапы в бесконечном доверии. До ночи было еще далеко, и Юрке не хотелось думать. Впервые за несколько дней он расслабился, втянул колючки и задышал свободнее, и это было приятно — просто жить, а не существовать в ожидании. Маша была на работе, а Анна Степановна с утра уехала на рынок — и с концами, как сказал Сенька. Пока все новости по подружкам не соберет, не вернется. — А вы? — спросил Юрка. — А у меня методдень. Я в библиотеке, — пояснил Сенька, устраиваясь на диване. — На, подстели. Юрка взял плед и послушно сел на него, хотя пол и так был теплым. — Сильно плохо? Юрка мгновенно ощетинился от этого вопроса. Зачем лезть в душу? Почему нельзя просто не трогать хоть пять минут? — Нормально. — Это ни разу не нормально, Юр. — Я сам же, специально! — Юрка вспыхнул, осекся, понимая, что хочет защитить отца, но делает только хуже — как всегда. — Сам губу разбил? — Это случайно вышло. — Чё-то я запутался. А специально тогда чё? Юрка промолчал, взял Джека на руки и зарылся пальцами в пушистую шерсть на его загривке. — Сильно плохо, Юр? — повторил Сенька. Всё ещё прижимая к себе Джека, Юрка одной рукой задрал толстовку вместе с футболкой, демонстрируя украшенный синяками бок. — Понятно… Вся невозмутимость с Сеньки слетела, уступив место хмурой сосредоточенности. — Уже всё нормально, — сказал Юрка. — Притча, Юр, — наконец сказал Сенька. — Жила себе одна лягушка в ведре. Юрка смутился от такого резкого перехода, переспросил: — Почему в ведре? — А чё такого? Мы в квартирах живем, а у нее было ведро. Однокомнатное. Короче, однажды под этим ведром взяли и разожгли костер. Вода стала нагреваться, но лягушка подумала, мол, ничё такого, чуть-чуть теплее, жить можно. А вода всё теплее и теплее, но ненамного же, вроде всё как всегда. Лягушка лапки сложила и сидит себе, кино смотрит. Жарко, конечно, но чё поделать. Короче, Юр, сварилась та лягушка. — Оптимистично, — хмыкнул Юрка. — Погоди, там еще вторая лягушка жила. В соседнем ведре. Только та лягушка скакала где-то по своим делам, пока та гадина костер разжигала. Приходит, значит, она домой… Ну, лягушка, а не гадина. Пришла, в кипяток запрыгнула — и тут же обратно, горячо же. И ничё, отделалась легким испугом и ожогами второй степени. Мораль видишь? — Не очень. — Ну, смотри. Если фигня потихоньку начинает твориться, то ее терпят. Вроде как немного некомфортно, но ничё, жить можно. Только вот та первая лягушка в своей фигне сидела и даже живая была, а любая другая, которая бы с улицы к ней пришла, хрен бы в том ведре осталась, потому что это — не норма. Так понятнее? — Угу. Только у ваших лягушек крышки на ведре нет, — мрачно заметил Юрка. — Так крышку-то можно снять. Если не изнутри, так снаружи… Слушай, хрен с ней, с притчей. Поживешь у нас, пока всё не устаканится. — Да не могу я! — воскликнул Юрка. — Что толку? Всё равно возвращаться. — Куда возвращаться? За переломами и инвалидностью? Тебе еще жить, нормативы сдавать, кросс твой любимый и вообще. — Ну я же говорю, всё уже под контролем, — упрямо повторил Юрка. — Я просто сказал, что Джека утопил. — И какой дурак в это поверит? — возмутился Сенька. — Да кто угодно поверит. Все. — Даже Джек? Юрка опустил взгляд на щенка, который мирно сопел, уткнувшись ему в рукав. Снова подняв голову, он обнаружил, что Сенька держит в руках телефон. — Папе звоните? — Да боже упаси. Это тебе вместо взгляда со стороны. — Сенька протянул ему телефон, показывая экран: — В зеркале такого не увидишь. Юрка на фотографии выглядел и вправду не таким, как в зеркале, но это из-за того, что ракурс непривычный, ничего странного. И лицо кажется открытым, незащищенным как раз из-за того, что глаза опущены, он же на Джека смотрел… Юрка помотал головой и отвернулся. — Удалите, пожалуйста.