Колючие

— Вставай, в школу пора. Вместе с голосом в сон ворвался писк будильника, и Юрка пробормотал: — Сейчас, мам, еще пять минут… — А ты спи, Юра, спи. Рука ласково пригладила его волосы, сползшее одеяло снова укрыло плечо, и Юрка нырнул обратно в сон — всего на минуту, а то скоро вставать, завтракать, одеваться, бежать в школу. Будильник больше не звенел, но где-то далеко надрывался петух. Юрка разлепил глаза, увидел люстру и вдруг сориентировался, рывком сел, осознавая всё сразу. Он спросонья назвал Машу мамой. Она поправляла его одеяло, значит, оно сползло, значит, рука высунулась наружу — та самая рука, левая, которой больше досталось. Юрка на всякий случай еще раз осмотрел ее — следы от пряжки так и синели от запястья до локтя, не исчезли за ночь. А вот Нестеров исчез, его сторона дивана была приведена в порядок: простыня расправлена, одеяло скатано валиком, подушка взбита. Юрка снова залез под одеяло, решив проваляться так весь день. Ну, хоть до тех пор, пока Маша не уйдет на работу. Потом надо будет встать и потихоньку удрать, пока никто не видит. Юрка пытался прислушаться, чтобы понять, где сейчас все, но слышал только оглушительный грохот собственного сердца. Щеки горели от стыда, глаза противно чесались. Надо же было так опозориться! — Не спишь, — сказала Маша. — Вставай, позавтракаем и поговорим. Юрка не хотел говорить. Во-первых, он позорно расплачется. Во-вторых, разговоры ничего не решают, только душу выматывают. Но он всё-таки встал — неохотно — и потащился на кухню, наскоро натянув джинсы и толстовку и надеясь, что от него не слишком невыносимо воняет. На кухне никого не было, кроме Маши и Джека. Она варила кашу, он грыз резиновую игрушку. Юрка молча сел за стол. — Мама ушла в поликлинику, мы одни. — Угу. И ведь весь вчерашний вечер прошел гладко, никто ни о чём не спрашивал, разбитую губу приняли как данность… Надо было в толстовке спать. — Остальные зубы как? — спросила Маша, поставив перед Юркой миску каши. Юрка опустил голову и пожал плечами. — Рёбра болят? — продолжала Маша. — Голова? Юрка вяло поковырял кашу и наконец попросил: — Не надо никуда сообщать. Маша вздохнула, села напротив Юрки, поставив локти на стол и уперев подбородок в ладони. — При одном условии. — При каком? — настороженно спросил Юрка. — Даже при двух. Во-первых, я тебя отведу к Тае, она стоматолог. Зубы — это не шутки. Юрка быстро помотал головой. — Можешь сказать ей, что упал. Как тебе удобнее. — Дорого, — попытался возразить Юрка. — Бесплатно. Тая — моя троюродная сестра, сделает по высшему разряду. — Неудобно. — Удобно. Во-вторых, — продолжала Маша, всем своим видом давая понять, что лимит возражений исчерпан, — домой к тебе пойдем вместе, заберем вещи. — В смысле? — Учебники, тетради, одежду, что там еще нужно. Поживешь у нас. — Да как?.. — А вот так. — Папа не разрешит. Маша гневно фыркнула. — Ешь давай. Не разрешит он! Разрешит как миленький. — Я так не могу. — Юр. — Машина ладонь легла на Юркину, легонько сжала. — Это Сеня тебе будет морали и притчи рассказывать и ждать, пока ты своим умом дойдешь до правильных выводов, а я уже всё решила. Можешь и будешь. Ешь, с Таей я уже договорилась.