Колючие

— Ну чё, пошли? — спросил Нестеров. — Макс дома был, Стёпку покормил, всё нормально. На ужин обещал заехать, а потом опять пахать. — Ты же у нас ночуешь? — уточнил Юрка. — Не, я потом домой, кот же… С Максом поеду. Юрка понимающе кивнул. — Притормози, шнурок завяжу, — сказал Нестеров. Он поставил ногу на сто раз перекрашенную бетонную кадку с торчащими из-под снега останками бархатцев и принялся перешнуровывать ботинок — желтый, как у Макса, только поменьше и поновее. У Юрки в груди защекотало от непонятного чувства, похожего на зависть, но какого-то чистого, что ли. Горького, но при этом не тяжелого. Юрка отвернулся, наткнулся взглядом на Деснянского и Терещенко. Те приближались, о чём-то переговариваясь, и Юрка напрягся, пытаясь оценить степень опасности. — Пошли, — сказал Нестеров, распрямляясь. Деснянский поравнялся с Юркой, пихнул его плечом. — Психопаты скооперировались, — бросил Терещенко и ускорил шаг. Юрка удержал Нестерова за рукав, не дал кинуться в драку. Терещенко и Деснянский пошли дальше, не оборачиваясь. — Мы бы их побили, — уверенно сказал Нестеров. — А зачем? Нестеров сердито пожал плечами, влез на старые ворота, со скрипом проехался на них, соскочил и спросил: — Ну чё, ты насчет субботы подумал? — Думаю, — буркнул Юрка. Нестеров мрачно засопел, и Юрке захотелось со всей дури удариться лбом о бетонный столб, мимо которого они как раз проходили. Неужели нельзя просто взять и согласиться, чтобы все были рады? Нет, у него всегда всё должно быть сложно. — Юр. Внутри у Юрки всё похолодело, и он на секунду потерялся в этом непонятном ощущении, когда зима снаружи уже не кажется такой холодной. Абсурд. Как анекдот про чукчу, который собирался греться в холодильнике. Надо просто идти себе дальше, игнорировать, влиться с Нестеровым в толпу, дотащиться вместе со всеми до парка или до магазина, да без разницы. Быть на виду, оторваться, постараться забыть. Не останавливаться. Может, ему вообще померещилось, так ведь бывает… — Что? — спросил Юрка, оборачиваясь. — Как ты? — Нормально. Нестеров, по инерции обогнавший его на пару шагов, тоже притормозил, обернулся. Юрка этого не видел, но знал. Тепло стало возвращаться. — Чё хотел? Отец пожал плечами, разглядывая Юрку так внимательно, будто впервые в жизни видел. — Тебе паспорт делать надо, — сказал он наконец. — Да? — Заявление надо подать. — Ну, подай. — И фотографии надо. Юркина рука метнулась к разбитой — уже почти зажившей — губе. Отец скривился, будто у него что-то заболело. — Я сфоткаюсь и занесу, — пообещал Юрка, чувствуя, как стремительно разливается апатия. Разумеется, он занесет фотки, бросит их в почтовый ящик. Даже сходит в отделение, если заявление нужно подавать лично. Что угодно, лишь бы это закончилось. — Что-то еще надо? Отец помялся, кивнул: — Надо. — Ну? — Вернись домой. Юрка решительно помотал головой: — Не хочу. — Юр… Отец потянулся к нему, и Юрка инстинктивно отшатнулся. Заставил себя расслабиться, заметил в протянутой руке свернутые купюры, отпихнул их. — Бери. Жить-то тебе на что-то надо… Юрка после некоторых раздумий кивнул, молча забрал деньги, сунул их в карман. Надо будет отдать Маше. — Что я еще могу сделать? — совсем тихо спросил отец. — Да ты уже всё сделал, — устало ответил Юрка. — Мне плохо. — Так тебе и надо. — Я по тебе скучаю. — Не скучаешь. Юрка отвернулся, увидел, как отворачивается угадавший его движение Нестеров. — Юр, правда, что я могу сделать? Юрка тронул Нестерова локтем и зашагал прочь от отца, старательно глядя под ноги. Толпы уже не было, не затеряться. Желтые ботинки мельтешили перед глазами. Тот, кто смотрит под ноги, никогда не увидит звёзд, но и не упадет. Не упадет. Не увидит звёзд. Никогда. Юрка обернулся, глянул отцу в глаза и сказал: — К маме больше не ходи.