Колючие

Селёдкины добровольцы сидели полукругом на полу актового зала и готовились к очередному групповому тренингу. Они много чего такого делали. Всякие там упражнения на доверие, на раскрепощение, на укрепление дружеских отношений и вообще. Вроде как не по теме, но интересно — только не сегодня. Юрка честно старался слушать инструкции, но мысли уплывали к отцу. Юрка видел его снова и снова — со спины, удаляющимся. Отчаянно хотелось ощутить на плече тяжесть гитары, расстегнуть чехол, погладить полированное дерево. Но гитара, разумеется, осталась дома — на кресле, чтобы Джек не добрался. Голос Арины ворвался в Юркино сознание как-то очень резко, настойчиво: — Юр! — А? — Хуй на, — вполголоса срифмовал Нестеров. — Миша, выгоню! — строго сказала Арина. — Нестерова нельзя, он у нас Иван-дурак, — напомнила Алиса, и Нестеров покраснел. — Вот именно, что Иван-дурак, а не Иван-сквернослов, — ответила Арина. — Юр, будешь добровольцем? — Да все мы тут, — проворчал Юрка. — Что надо делать? — Обручи считать, — подсказал Нестеров. — Жопой слушаешь? Кто-то засмеялся — не над Юркой, а так, в принципе. У Арины на занятиях много смеялись, она за это не ругала. — Миша! — Жопа — словарное слово, — оскорбленно заметил Нестеров. — В словаре русского мата есть вообще весь твой репертуар, — ответила Арина, — но мы-то здесь собрались не за этим, так? Нестеров принял максимально скучающий вид и промолчал. — Давай, Юр, выходи на середину, — сказала Арина, подхватив с пола несколько обручей. Юрка нехотя поднялся, расправил плечи. — Глаза. — Что — глаза? — Закрой. Юрка подчинился, заставляя себя не паниковать. Арине максимум лет двадцать. Она его на голову ниже и совсем не страшная, в отличие от той же Селёдки. Дурацкая мальчишеская стрижка, нос картошкой, клетчатая рубаха и лосины, никакой солидности. Наверное, в свободное время подрабатывает травести, Малыша в спектаклях про Карлсона играет. Папа как-то принес с работы билеты на утренник… Юрка заставил себя вернуться и быть здесь и сейчас. Не надо никаких ассоциаций. — Готов? — Угу. Стало очень-очень тихо, и Юрка почувствовал, как по всему телу бежит дрожь. Стоять вертикально оказалось очень сложно, захотелось раскинуть руки для равновесия. Совсем как когда встаешь с кресла после порки и пытаешься осознать, что до сих пор жив. Ничего не происходило. Юрка разлетался на кусочки, изо всех сил держал себя на месте, ничего не видел, не слышал и не чувствовал. — Арин, ну когда уже? — нетерпеливо позвал Нестеров. Господи, спасибо за Нестерова. И какого чёрта Юрка дал Нестерову себя уговорить? Получил бы свою тройку и горя не знал. Тень пробежала перед закрытыми веками. Юрка отшатнулся, уперся поясницей в какую-то хлипкую преграду, резко распахнул глаза, против всей логики ожидая увидеть перед собой грозно нависающего отца. Сместил взгляд ниже, увидел Арину с обручем в руке. Значит, это в него он уперся, чудесно. Арина сняла с Юрки обруч, отступила, шикнула на загалдевших мальчишек, потом кивнула: — Ничего страшного, давай еще раз. Юрка судорожно вдохнул, закрыл глаза и застыл. Почувствовал присутствие прямо перед собой, почувствовал дуновение на шее — это дыхание Арины залетело в открытый ворот, щекотнуло. Еще одна тень — медленно, сверху вниз. — Считать сейчас? — спросил Юрка, не раскрывая глаз. — Про себя. Потом назовешь число. Таких теней было еще семь. Иногда обручи сухо терлись друг о друга, иногда Арина забывала задержать дыхание, а иногда тень приходила в одиночестве. — Сколько? — спросила наконец Арина. — Восемь, — ответил Юрка и открыл глаза. Стоять стало совсем невыносимо, и он вышагнул из стопки обручей, сел на свое место, игнорируя аплодисменты. Следующим вызвался тощий пятиклассник Щеглов, и Арина поручила обручи Алисе. Нестеров весь подался вперед, затаил дыхание, и Юрка без интереса понял, что он отчаянно завидует Щеглову. Теперь, когда держать равновесие не было нужды, Юрка снова утонул в мыслях об утреннем происшествии. «Пусть будет у тебя», — сказал отец, и теперь эта фраза отдавалась в ушах каким-то нехорошим эхом. Юрка ушел, забрал Джека, забрал мамину фотографию, запретил отцу ходить на кладбище, а теперь еще и гитара… А у отца что осталось? Юрка вскочил. — Ты чего? Нестеров тоже соскочил, ухватил было его за рукав, но Юрка высвободился. — Мне надо домой.