Колючие

Макс растерянно прижимал к животу гигантскую крысу, которую ему всучили, кажется, в качестве приза или просто по ошибке. Крыс — явно мальчик, Макс там всё разглядел — был жирный, огромный, ростом с кролика. Он барахтался в руках, а Макс со смесью удивления и восторга гладил его шерсть — мягкую, светлую у корней и стремительно чернеющую на концах. Крыс пинался и вырывался, и наконец Макс проснулся от особо сильного тычка в живот. — Стёпка, блин! — Макс поморщился, попытался стряхнуть с себя кота, добился только вспышки боли в потревоженной ноге. — Чё ты, крысу из моего сна выловить пытаешься? Кот деловито заурчал, запустив когти в Максов живот. — Ну эй, больно же! Макс всё-таки спустил Степана на пол, посидел немного, приходя в себя, с трудом поднялся и захромал на кухню. Прихватил бутылку колы, сунул в рот пару мармеладок, чтобы не есть таблетки на голодный желудок, поковылял в ванную за обезболивающим. Полоску света под Мишкиной дверью он заметил уже на обратном пути. Прислушался, хотел постучать, но не стал, вошел так. Всхлипы тут же прекратились, одеяло метнулось вверх, пряча Мишку полностью. — Чё там, паук какой-нибудь? — предположил Макс. Мишка промычал что-то отрицательно. — А чё тогда? Для сверчков и прочей хуеты рано, — рассудительно сказал Макс. Мишка промолчал. Макс придвинул к кровати кресло-мешок, стараясь как можно меньше шуршать набивкой, сел, кое-как вытянул больную ногу. Из-под одеяла послышалось осторожное сопение. — Чё ты? Хуйня какая-то приснилась? — догадался Макс. — Так мне тоже. Прикинь, крыса такая жирнючая с яйцами, фу. Одеяло чуть шевельнулось. Сбрасывать его Мишка не спешил, просто вентиляцией озаботился. Макс вздохнул, положил на одеяло руку, погладил сквозь упругий синтепон Мишкино плечо. — Ничё, Мишань, всё устаканится. Мишка дернул плечом, сбросил с себя Максову руку и глухо всхлипнул. — Да чё? — растерянно спросил Макс. — Чё я сделал-то? — Ничего, — с явным усилием ответил Мишка. — Так. Погоди. А чё, наоборот, да? Чё-то забыл? Ну, это самое, Мишань… Мишка пробубнил что-то нечленораздельно-отрицательное и судорожно, с присвистом задышал. — Ладно, раз я ни в чём не виноват… Не виноват же? — Макс не дождался ответа и продолжал: — Просто посижу тут, составлю тебе компанию. Тебе надо чего-нибудь? Воды, колы, мармеладок? Мишка помотал головой. Одеяло от этого немного съехало, приоткрыв растрепанную шевелюру. — Погоди, у тебя ничего не болит? Мишка опять помотал головой, и Макс продолжил гадать: — В школе чё-то? Ну, кроме драки. Нет? Ну, я не знаю… Несчастная любовь? Вроде рано… — Ничё и не рано, — огрызнулся Мишка. — Ни хуя себе! Чё, угадал? Мишка помотал головой так яростно, будто пытался оторвать ее напрочь. — Так, я заинтригован, так что про твою не несчастную любовь я у тебя еще выпытаю, — пообещал Макс. — Так чё там еще может быть? У меня это самое, версии заканчиваются. А, во! Может, Андрюха чё-то мутит? На этот раз голова мотнулась вяло, но по-прежнему отрицательно. — Ну, я не знаю тогда. Сдаюсь. Дать кота? Мишка после небольшой заминки кивнул, и Макс поднялся, поспешил за котом, делая вид, что нога не болит. Какие всё-таки сложные эти дети… Хуй поймешь, что происходит и что с этим делать. Ну, хоть от кота не отказывается. Макс посадил Степана на плечо, сгреб в охапку одеяло и вернулся. Кот соскочил с плеча и немедленно принялся облизывать Мишкино мокрое от слёз лицо, а Макс свернул свое одеяло вдвое, постелил его на полу возле кровати и передвинул кресло-мешок к изножью, чтобы можно было пристроить с максимальным комфортом ногу. Мишка напряженно прислушивался к этим манипуляциям, потом не выдержал и обернулся. — Гнездо вью, — пояснил Макс. — Я тут планирую охранять твой сон и это самое, но чё-то это вот… Мишка молча подвинулся к стене вместе с котом и одеялом, освобождая место. Макс прилег на край кровати и вздохнул. Значит, всё настолько хуёво. Его даже не послали. — Ты это самое, будильник выруби, ага? Завтра в школу можешь не ходить, хуй с ней. Мишка помотал головой и попросил: — Расскажи еще какую-нибудь хуйню про свое детство.