Колючие

— Названия вообще всегда врут, — рассуждала Златка, держа Нестерова за руку и балансируя на раскрашенном под крокодила бревне. — Вот мы были в лягушечном парке, так там ни одной лягушки. — В каком парке? — переспросил Нестеров. — Ну, в лягушечном. Там такие мостики специально, чтобы никто на лягушек не наступил, а самих лягушек нет ни одной, я всё обыскала, — пожаловалась Златка. — Знаешь, Миш, я больше не верю в лягушек. — Они просто спят, — вырвалось у Юрки. — Правда? — обрадовалась Златка. Юрка кивнул и немного неуверенно добавил: — В апреле проснутся. Или в мае. Златка, кажется, снова обрела веру в лягушек, отпустила руку Нестерова, сбросила рюкзак и умчалась на дальний край площадки. — Лягушки, — преувеличенно брезгливо пробормотал Нестеров, поднимая ядовито-розовый рюкзак и перекидывая его через плечо. — Вся в отца. Юрка промолчал. Почему-то ему за нестеровской напускной снисходительностью мерещилось что-то такое очень уязвимое, хрупкое, и он не то что разбить, даже случайно увидеть это что-то не хотел. Златка тем временем съехала с горки, забралась в деревянный домик, посидела там, убежала к качелям, что-то радостно напевая. Нестеров глянул на экран телефона, проверяя то ли время, то ли уведомления, философски пожал плечами: — Ничё, проголодается. Юрка вздохнул, на минуту позволив себе представить, что и у него могла бы быть сестра. Интересно, он бы так же по-дурацки трогательно смотрелся с двумя рюкзаками, перекинутыми через плечи? Да нет, конечно. Если бы сестра и была, кто бы доверил ее Юрке? Это же не собака, а живой человек… — Чё ты, замерз? — спросил Нестеров. — А? Нет. Юрка бестолково помотал головой, отгоняя безжалостные мысли. — Миш, тут мокро, — сообщила Златка, деловито хлюпая по раскисшей песочнице. — Так, а чё ты туда полезла-то? — всплеснул руками Нестеров. — Так мокро же, — пожала плечами Златка. Нестеров закатил глаза и велел: — Вылезай. — Ты как мама, — с упреком сказала Златка, но из песочницы вылезла. — Ноги промочила? — строго спросил Нестеров. Златка молча продемонстрировала ему ногу в насквозь промокшем тряпичном сапоге. — З-замечательно, — проворчал Нестеров. Златка на всякий случай приготовилась плакать, но Нестеров уже махнул рукой: — Ничё, щас чё-нибудь придумаем. Он усадил Златку на скамейку, кивнул на рюкзак: — Запасной обуви, конечно, нет? — Есть! — радостно воскликнула Златка. — Есть, Миш, я сама складывала! Она выхватила рюкзак из рук Нестерова, расстегнула молнию, пренебрежительно выложила на скамейку лосины, разноцветные комочки носков и пару маек, трепетно — блестяще-скользкое розовое платье, а потом торжественно сунула Нестерову под нос чешки. Разумеется, розовые. Атласные. Нестеров страдальчески вздохнул, присел на корточки, стащил со Златки сапоги и носки, после некоторых колебаний вытер ей ноги одной из маек. — Юр, у тебя пакета нет? Юрка встрепенулся, принялся рыться в рюкзаке, отчаянно надеясь, что пакет найдется, что ему тоже удастся поучаствовать. — Вот, только он маленький… Юрка виновато протянул Нестерову тонкий целлофановый пакет. — Ничё, пойдет. Нестеров уже обул Златку в чешки, не слушая возражений по поводу того, что их нужно носить на босу ногу, а не с совершенно не подходящими по цвету желтыми носками. — Всё, домой, — объявил он, наскоро упаковав всё сухое в рюкзак, а мокрое — в пакет. Глянул на Златкины чешки, на раскисший снег вперемешку с грязью, добавил: — Щас будет как в мультике: ты понесешь рюкзак, а я — тебя. — Давай помогу, тяжело же, — сказал Юрка, понимая, что Нестеров откажется. — Давай. Чё понесешь: вещи или Златку?