Колючие

Юрка открыл дверь и остановился на пороге, высматривая еще какие-нибудь изменения. Может, отцу вздумалось снести стену или купить медведя, кто его знает. Так ничего и не заметив, Юрка наконец запер за собой дверь, разделся, пошел в ванную, чтобы вымыть руки, а заодно и заглянуть на кухню, разведать обстановку. Его передернуло от внезапного осознания собственной трусости и изворотливости. Вот всегда он так: делает будто бы одно, а на самом деле совершенно другое. Вся жизнь тайком, чтобы никто не нашел и не растоптал. Он яростно закрутил кран, посмотрел на несвежее, воняющее редиской полотенце, вытер руки о штаны. Отца на кухне не оказалось, значит, либо у себя, либо в большой комнате. Идти к себе и прятаться не хотелось. В Юрке проснулась какая-то лихорадочная, местами почти веселая злость, которой он горел до Сеньки, до Нестеровых, до всего вот этого. Тогда было как-то проще, понятнее. Нечего терять, нечем жить. Правда, это сейчас так кажется, а тогда… Юрка вздохнул. Здесь и сейчас всегда сложно и непонятно, факт. Надо хотя бы попробовать выбраться из укрытия и делать то, что хочется. Он взялся за ручку двери — новую, приятно округлую, теплую, деревянную — и шагнул в большую комнату. В конце концов, если струсит, всегда можно сослаться на висящее на турнике полотенце. Правда, на турнике его уже не было. Юрка оглянулся в сторону балкона, увидел, что полотенце аккуратно вывешено на бельевую веревку. Поборолся с желанием закрыть за собой дверь, распахнул ее пошире, чтобы уж точно не создавалось впечатление, будто он прячется, шагнул к почти опустевшей югославской стенке. Все подсвечники, статуэтки, вязаные салфетки, сервизы из серванта пропали, вместо них на полках лежали горстки шурупов да две отвертки. Юрка пробежался взглядом по открытым секциям стенки: пустота и прямоугольник чистоты на месте старого телевизора, сиротливо лежащая на полке инструкция от турника, снова горстка шурупов. Наверное, и за полированными дверцами та же история. Не хотелось думать, куда пропали все безделушки, книги, посуда. Телевизор отец вынес на помойку, это Юрка видел. А книги? А фотоальбомы? Он действительно выбросил всё, что напоминало о прошлом? Но ведь мамины фотографии на стене в его спальне остались. Юрка опустился на колени перед той частью стенки, где раньше хранились фотоальбомы и тетради с аккордами, которые отец переписывал еще в студенческие и армейские годы. Тихо скрипнула дверца, и Юрка затаил дыхание. Всё было на месте. Юрка осторожно вытащил толстую тетрадь в коричневой клеенчатой обложке, полистал ее, наткнулся на песню, которую, как утверждал отец, написали прямо про них. Песня называлась «На седьмом этаже», и там не было ни слова правды. Там главный герой шел к своему дому, а в окнах на седьмом этаже его ждала жена. И сын у них был любимый, и от всего текста веяло любовью и заботой. Юрка поежился, пролистал поскорее дальше. Из коридора донесся скрип приоткрываемой двери, и Юрка четко ощутил незащищенность крошечного участка кожи между линией волос и воротником футболки. Весь он сосредоточился на этом голом фрагменте шеи, почувствовал дуновение воздуха, съежился. Коридор пересекли тяжелые шаги. Юрка не стал торопливо закрывать тетрадь, не стал пытаться ее прятать. Только заложил пальцем страницу, будто не наугад листал, а отыскал что-то конкретное. — Юр, давай поговорим? Юрка равнодушно обернулся — отворачивая от отца свой беззащитный затылок, держа опасность на виду. — О чём? Отец подошел и опустился на пол. А где ему еще сидеть, если в комнате только и осталось, что две стенки — шведская да югославская. Сел вроде бы рядом, но не вплотную, соблюдая дистанцию. Достал из кармана телефон, принялся листать фотографии, привалившись спиной к выдвижным ящикам возле серванта. Юрка исподтишка глянул на экран, тут же отвернулся. Что он там выискивает, фотографии их былого счастья? Отец вдруг погасил экран, положил телефон на пол и заговорил: — Я не выбирал, в какую сторону поворачивать. Просто повернул — и всё. Наверное, проскочить надеялся, но оно само. Если бы ушел вправо… Он снова разблокировал телефон, сунул его Юрке: — Листай вперед, там еще несколько. Юрка моргнул, но фотография с места аварии никуда не исчезла. Разбитая легковушка, целый и невредимый самосвал, россыпи стекла, пятна крови. Отец сам пролистнул вперед, к другому ракурсу. Юрка зажмурился, чтобы не увидеть случайно тело мамы. Отец всё говорил и говорил, повторял что-то про бетонный забор, который Юрка и сам видел на фотографии, хотя в кошмарах его никогда не было: там будто бы не было ничего за пределами дороги, ничего во всём мире, кроме их машины и огромного самосвала. Юрка отпихнул от себя отцовскую руку с телефоном, так и не раскрывая глаз, закрыл руками уши. Отец наконец понял, замолчал. Юрка медленно опустил руки, раскрыл глаза. — Я ничего не выбирал, — повторил отец. — Да, хорошо, — устало сказал Юрка. — Ты не виноват, что мама умерла. Ты всегда прав, а я — нет. — Юр… — Что еще? — расстроенно воскликнул Юрка. — Ты молодец, что не въехал в забор? Ты меня спас и имеешь право?.. Он не договорил, поднялся, так и держа в руках тетрадь. — Юр, прости меня. — За что, если ты ни в чём не виноват?