Колючие

Макс позвонил в разгар репетиции. Мишка почувствовал, как противно слабеют ноги, почти решил не отвечать, но совесть не позволила. Макс же почти никогда не звонит, предпочитая общаться стикерами и мемами, вдруг что-то случилось? Мишка спрыгнул со сцены, виновато оглянулся на Арину, показал ей вибрирующий мобильник: — Я отвечу. Арина кивнула, жестом усадила на место Яровых и объявила: — Пока прогоним разговор спальника и царя. Щеглов и Бутылко забрались на сцену. Яровые тут же полезли комментировать их позы и взгляды, но Мишка уже не слушал. — Ты где? — спросил Макс, едва он ответил. — На репетиции, а чё? — Долго еще? — Да хуй знает. — Мишка испуганно оглянулся на Арину. — Минут двадцать. — А, я тогда тебя подожду. — Где? — насторожился Мишка, почему-то представив себе, что Макс расположился прямо за дверью актового зала. — Да в сквере у вас тут. Всё, давай. — Подожди. Чё случилось-то? — Жду, — повторил Макс и отключился. — Ну бля, — расстроенно прошептал Мишка. Он прекрасно понял, что случилось, хоть и убеждал себя, что дело могло быть в чём угодно еще. Максу стуканули. Без вариантов. — Всё нормально? — вполголоса спросил Юрка. — Ни хуя, — мрачно отмахнулся Мишка. Юрка смотрел на него расстроенно и виновато, и Мишка сжалился, пояснил: — Макс уже в курсе насчет прогула. — Сильно плохо? Мишка пожал плечами. Ну, узнает Макс про крышу. Ну, выдерет. Это, конечно, обидно, но не смертельно. Хуже другое… Мерзкое чувство вины уже подняло голову и вонзило в Мишку свои ядовитые когти. Пока что мягко, просто примериваясь, но скоро вина прорастет шипами, затянет всё непробиваемой бронёй, выстроит защиту. Опять становиться прежним, тем, кого Макс называл психопатом и бешеным, не хотелось, и Мишка изо всех сил убеждал себя, что он и не вернется к тому состоянию, но поверить не получалось. — Арин, мне надо идти, — наконец сказал он, подхватывая рюкзак. Макс, как и обещал, ждал в сквере, развалившись на скамейке и подставив лицо под лучи мартовского солнца. — Чё-то ты быстро, — заметил он. — Угу. Чё ты опять скачешь? Макс невозмутимо размял ногу, несколько раз согнул и разогнул ее и только потом встал. — Я же говорил, Светка меня записала на всякую хуету. Вот я как раз оттуда. Дай, думаю, тебя встречу заодно. — Чё вдруг? — совсем уж враждебно спросил Мишка. — Пошли, — сказал Макс, кивая в сторону торгового центра. — Там классная кафешка. — На хуя нам туда переться? — Купим по молочному коктейлю, посидим. — На хуя? — упрямо повторил Мишка. — Ну, потому что ругать тебя с коктейлем как-то веселее, чем без. — Чё сразу ругать-то, — проворчал Мишка. — Не, я планирую просто поговорить, но ты же всё равно решишь, что ругаю, — пожал плечами Макс. — Чё я, не понимаю, что ли? Если бы не нога, Мишка бы сбежал. Наорал бы, выпуская на волю своего внутреннего психопата, и рванул, но из-за Максовой ноги не стал. Он покорно дотащился до кафешки, выбрал столик, угрюмо наблюдал, как Макс делает заказ, не флиртуя с красивой официанткой. — Ну чё? — спросил Макс, когда им принесли коктейли в красивых высоких стаканах. Мишка пожал плечами, чувствуя, как к горлу подступает горечь. — Рассказывай, чё там у вас. — Тебе Селёдка позвонила? — спросил Мишка, пытаясь удерживать голос в том узком диапазоне, который оставался между криком ярости и слезами. — Сначала Селёдка, потом Татьяна… Константиновна? — Макс шумно втянул в себя коктейль, ополовинив стакан, и продолжал: — Прикинь, мне там ногу терзают туда-сюда, я чуть не ору, а Селёдка возмущается, нельзя ли посерьезнее. Ей, наверное, мои хрипы смехом показались. Мишке вдруг захотелось поскорее оказаться дома. Пусть Макс его выдерет, пусть в этот раз заставит снять штаны и лупит сильно, остервенело, как тогда на даче, пусть выбьет из него эту дурь раз и навсегда, чтобы больше не прогуливал, не дрался, не делал глупостей, был нормальным человеком… Мишка сглотнул подступающие слёзы и сердито сообщил: — Мы на крыше были. Макс бросил на него серьезный взгляд, но ничего не сказал. — Не прыгали, — совсем уж мрачно продолжал Мишка. — И по деревьям не спускались и вообще… Просто разговаривали. — О чём? — Просто. — Чья была идея? — Какая, на хуй, разница? — Ну… — Макс снова присосался к коктейлю, будто специально выдерживая паузу. — Селёдка говорит, ты ей Крутова портишь. Юрочка был такой хороший, такой спокойный — и вот опять. А твоя Татьяна говорит, что это Юра портит тебя. Пока ты с ним не связался, ничего не было. — И чё? — воинственно спросил Мишка. — Запретишь нам общаться? — Да щас! — фыркнул Макс. — Чё вы прогуляли-то? — Я же говорю, разговаривали. — Погоди, щас переформулирую. — Макс задумчиво погрыз соломинку. — Во. Кому из вас надо было поговорить, тебе или ему? — Разница? — Я спрашиваю, — терпеливо пояснил Макс, — тебе хуёво или ему. Есть разница. Мишка изо всех сил прикусил губу, загоняя всё назад. Ярость, слёзы, ненависть к себе — всё. — Ненавижу, когда ты такой, — процедил он. — Какой это? — Серьезный. — Так, ну чё опять началось? — Ты даже официантку не клеил, — с горечью сказал Мишка. Макс вздохнул, поболтал соломинкой в пустом стакане. — Мишань, я всё понимаю. Возраст ваш сложный, весна, вот это всё… Ну, прогуляли, хуй с ним. Просто это самое… — Чё? — И что дружите — молодцы, — продолжал Макс, — а Селёдка с Татьяной пусть идут на хуй со своими теориями. Только это самое, Мишань… — Да чё? — Когда дойдет до суда, опека будет собирать компромат на нас всех. Будут искать доказательства, что Андрюхе на тебя насрать, что я о тебе охуенно забочусь и круто со всем справляюсь. У Мишки вся кровь отхлынула от лица, а Макс продолжал: — Короче, если ты, как выражается Селёдка, систематически нарушаешь дисциплину, дерешься, прогуливаешь и это самое, это вроде как может означать, что я ни хуя не справляюсь, понимаешь? Так что давайте все эти тёрки за смысл жизни исключительно в это, как его, внеурочное время. Мишка обреченно кивнул, жалея, что не может сам себе как следует втащить за глупость. — Не кисни, — велел Макс, хлопая его по плечу. — В следующий раз хоть сообщи, если уж надо прогулять, я тебя отмажу. Допивай давай, а я это, пойду официантку склею, так и быть.