Колючие

Сенька набирал Крутова каждую перемену и даже несколько раз во время уроков. Наконец вместо привычной шарманки про абонента потянулись длинные гудки, а потом условно живой голос произнес: — Алло. — Крутов, ты издеваешься? — Сенька почти насмерть распотрошил мятую пачку, пытаясь вынуть сигарету одной рукой, потому что включать громкую связь во дворе не хотелось. — Чё ты отрубился опять? Всё утро тебя вызваниваю. — Я видел, — бесцветно подтвердил Крутов. — Юра тоже звонил. — И? Крутов молчал. — Так, слушай сюда, — вздохнул Сенька. — Притча? — Притчи кончились. Щас соберешь себя в кучу, придешь сюда и поговоришь с Юрой. — Сюда? — Ну, в школу. — Что, при всех? — На не при всех у тебя несколько лет было. Крутов поперхнулся, но отказываться не спешил. — Я не знаю, что говорить, — сказал он наконец. — Не знаю, что делать, не знаю, чего ему надо от меня. Вообще ничего не знаю. Сенька прижал телефон к уху, закурил и только после долгой, неторопливой затяжки сказал: — Ему надо, чтобы ты верил. — В смысле? — Ему и в него, — пояснил Сенька. — Ты как по минному полю ходишь, Юра это чувствует. Знаешь, как в боевиках, когда психопат всех берет в заложники, а вокруг него на цыпочках ходят, лапки кверху, мол, мы все друзья, давай поговорим об этом, а потом хвать — и отобрали гранатомет. С Юрой так нельзя. Он же не гремучая змея, а твой ребенок, ну? — Но я же тоже… — Крутов резко умолк. — И в себя тоже надо верить, — кивнул Сенька. — Давай так: щас берешь и звонишь Юре. — И что говорить? — Да как есть. И не забудь объяснить, чё ты телефон отрубал, понял? Крутов промолчал — возможно, в знак согласия. — Можешь там порепетировать, на бумажку записать и вообще, — посоветовал Сенька. — Управишься за пятнадцать минут? — Почему за пятнадцать? — удивился Крутов. — Потому что потом перемена закончится, — пояснил Сенька и оборвал вызов, не давая Крутову возразить.