Колючие

Юрка изумленно наблюдал за разворачивающимся спектаклем. Всё было не так. Актерам дали не те роли, как в одной совсем детской книжке, которую Юрка любил очень давно, еще в глубоко дошкольные времена. Там была картинка, на которой звери собрались за столом, чтобы пообедать, и выяснили, что кто-то перепутал тарелки. Надо было расставить их правильно, и страница давно была исчеркана карандашом, но Юрка возвращался к ней снова и снова и водил пальцами от тарелок к животным, раздавая правильную еду. Больше всего ему жаль было кабана, перед которым стояла, кажется, тарелка с листьями. Глаза у кабана были грустными, а клык казался слезой. Селёдка очень походила сейчас на этого кабана. Она растерянно прижимала к груди карповский телефон и кусала губы, а отец ее отчитывал. — Послушайте, — вставила наконец Селёдка. — Вы же взрослый человек! Это недопустимо, в конце концов! — Шарить по чужим рюкзакам? — спросил отец, и Юрке стало очень жаль Селёдку. — Но телефон ведь оказался там! Сегодня все предложения Селёдки были восклицательными. Да что там, Селёдка сама походила на восклицательный знак. На Юрку отец за всё время глянул только мельком, а вот Селёдку рассматривал внимательно, будто пытался понять, что она такое. — Вызывайте полицию, — наконец сказал он. — Давайте поговорим, — предложила Селёдка и добавила: — Не при всех. Отец оглянулся, будто впервые обратив внимание на публику, и пожал плечами: — Не я их здесь собрал. — Послушайте… — Вызывайте полицию, пишите заявление, — твердо сказал отец. — Я тоже напишу. Селёдка беззвучно зашевелила губами, хлопая жесткими, слипшимися от туши ресницами. Когда она наконец заговорила, слова посыпались как попало, не собираясь в предложения: — Послушайте! Нельзя так… Я всё понимаю, соблазн, нет своего телефона… Но зачем же полицию? Давайте как-то сами, давайте Юра просто извинится… Отец покачал головой: — Ему не за что извиняться. — Но телефон же был в его рюкзаке! — почти взвизгнула Селёдка. — Он же не сам туда запрыгнул? — Пусть полиция разбирается. — Елена Михайловна, — влез вдруг Стрельцов, — а помните, как у вас в сумочке резиновый писюн нашелся? — Стрельцов!!! Публика зашумела, захихикала. — Это Коля его подложил, — припомнила Нечитайло. — Да. — Стрельцов просиял от гордости за старшего брата. — И чё-то никто не говорил, что это Елена Михайловна сама, раз сумка ее… Селёдка изо всех сил хлопнула ладонью по сцене, рядом с которой стояла, и снова задрожала всем лицом, сдерживая слёзы. — Как вам не стыдно! — выкрикнула она наконец и выбежала из зала. — Довели тетку, — констатировал Щеглов. Шум не прекращался, все о чём-то говорили, кто-то куда-то звонил, но теперь, когда Селёдки между Юркой и отцом не было, все звуки отступили на задний план. Отец огляделся, снял со сцены табуретку, поставил ее напротив Юрки и сел. Юрка закусил губу и отвернулся, принялся разглядывать висящие под потолком бумажные гирлянды. — Пойдем? — спросил отец. — Куда? — Не знаю. Отсюда. Юрка помотал головой. Отец подавил судорожный вздох. Еще вчера Юрка бы обрадовался, с жадностью проглотил бы эту реакцию, но сейчас ему стало стыдно. — Я не могу, у нас просто генералка… Должна была быть. — Юр, иди глянь, — позвал Мишка. — Вот Селёдка лоханулась! — добавил Стрельцов. Юрка рассеянно оглянулся, увидел, что остальные сгрудились вокруг чьего-то телефона. Отец кивнул и встал, и Юрка почувствовал, как внутри всё обрывается. Нужно что-то делать, но что? Он схватил с подлокотника немного мятое приглашение и сунул его отцу: — Завтра спектакль. Придешь?