read my heart

Алиса не любит двери, поэтому всегда врывается через окно. Спрыгивает на пол, измазывая стекло в чьей-то крови, и пачкает ею пол, который Джеймс убрал впервые за три месяца. Он смотрит на неё недовольно, а потом - на чужую голову в её руке.  Хорошие новости: она справилась с задачей. Плохие новости: она испачкала ему пол. Новости ещё хуже: она выглядит очень довольной, и это очень бесит. Значит, будет сейчас выёбываться.  Джеймс откатывается на стуле от стола, подпирает рукой голову и смотрит устало на неё, чуть нахмурив брови. Не говорит ничего, потому что сейчас она заговорит, и её будет сложно заткнуть. Почти то же самое, что было бы, если бы он что-то ей сказал, но в таком случае она подумает, что ему не насрать. А позволить ей думать, что ему не насрать, он не может.  — Это было проще, чем я думала, — она откидывает голову в противоположный угол и Джеймс закатывает глаза. — Извиняй, опередила сроки и прикончила его раньше, чем стоило. Ничего, хах?  — По моим данным он был этим вечером дома с семьёй, — Джеймс для вида даже смотрит в блокнот, но ничего там не вычитывает. — Были свидетели?  — Свидетели... Ну, о них тебе беспокоиться не стоит.  Она улыбается, и, наконец, удосужилась слизать ту каплю крови, что осталась у неё над губами. Взгляд Джеймса цепляется за её язык, но в голове сразу всплывает мысль: она прикончила не только их цель, но и его жену и двоих детей. Это обязательно привлечёт внимание, и это стоило ожидать. Стоило чуть-чуть выпустить её из под контроля, как она опять безответственно пошла сносить людям головы. Осталось надеяться, что их собака в порядке. Где собака, интересно?  — Блядь, Такер, — вздыхает, потирает переносицу. — Мы работаем вместе по той причине, что ты профессиональный убийца, и ты должна уметь делать это тихо.  — Я умею, — Алиса подходит ближе, сцепив руки в замок за спиной. — Но я не хочу.  — Разумеется, — закатывает глаза. — Проваливай давай, мне теперь это разгребать.  Одной секунды хватило. Не стоило даже на эту секунду расслабляться. Алиса выхватывает нож из своей кобуры и Джеймс цыкает, ругая себя за мимолётную слабость, и пытается увернуться от острия. Получается отлично, и он выбивает нож из её рук, что, впрочем, не помешало ей ногой перевернуть стул и повалить Джеймса на пол.  Он слишком привык к этому. Из раза в раз она пытается его прикончить, и это стало рутиной. Продолжает работать с ним, ожидая момента, когда сможет всадить ему нож в бочину, и это, на самом деле, даже весело. Создаёт некоторый азарт, очень конченное ощущение веселья, и эта игра с огнём когда-нибудь точно сведёт его в могилу. Но это... это потом.  А сейчас важно быстро выхватить пистолет во время полёта и выстрелить ей в лицо, как всегда промазать, но смотреть прямо на царапину и на стекающую кровь с её щеки. А потом смотреть на это становится сложно, потому что её лицо слишком уж близко, и взгляд фиксируется на её широко распахнутых глазах, лишённых какого-либо света. И очень, очень широкая улыбка.  — ♪По♪Па♪Лся♪ Отвратительный, слащавый голос, который она использует, когда пытается обмануть кого-то о своей сущности, и сейчас приобретает явно совсем другие краски. Сейчас она очень близко, и могла бы легко выцарапать ему глаза или откусить нос. Сейчас, даже несмотря на пистолет у него в руке, он в очень уязвимом положении. Сейчас она может сделать с ним всё, что захочет.  А чтобы не дать кому-то делать с тобой всё, что захочет, нужно сделать с этим человеком что-нибудь самому.  Поэтому поцелуй получается кровавым, потому что Джеймс кусает её губы, и кровавым, потому что движения языка Алисы в его ротовой полости больше были похожи на попытку трахнуть его в рот. Здесь абсолютно никакой нежности, любви, и даже понятие страсти абсолютно смазанное.  Это просто попытка пережить ещё один день.  Вновь допускает ту же ошибку, совсем немного теряя бдительность, когда руки Алисы переехали с горла к брюкам, расстёгивая их. Значит, она успешно отвлеклась, поэтому можно и перевести дыхание самому, схватить её за грудь и сжать, потому что это единственное хорошее, что в ней есть, и это надо стараться удерживать.  Полежать бы на этой мягкой груди. Но если он позволит эту секундную слабость, то лишится головы в тот же момент.  Её грудь отлично лежит в его ладонях, и в идеале лучше бы только этим её и занимать. Лучше бы она действительно подставляла её ему под руки каждый раз, когда ему того хотелось, вместо того, чтобы наводить хаос в его работе и затруднять положение.  Почему он с ней работает вообще? Ах да.  Самое начало — всегда лучшая часть секса. Ощущение того, как тёплые стенки сдавливают плоть, и она, она, чёрт возьми, такая узкая, отчего каждый раз — как первый. Действительно ли она так невинна? Непонятно. Неизвестно. Кто знает, встречается ли она с кем-то вне заданиях. Кто знает, был ли у неё кто-то до него. Кто знает... ...надо узнать. Но это потом. Джеймс тяжело выдыхает, переносит руки ей на бёдра и фиксирует на месте, потому что нельзя двигаться сейчас. Он в шаге от того, чтобы позорно кончить вот так сразу, и если бы это случилось, то он, вероятно, сам бы себя прикончил от стыда.  Но это была очередная его ошибка. Алиса хватает в этот момент нож и пытается им перерезать ему горло. Джеймс подставляет руку, и в итоге остаётся с длинной царапиной, или даже раной, идущей от запястья до локтя. Шипит, потому что больно, больно блядь, абсолютно волшебно с этим ощущениями на члене, но чертовски, сука, больно.  — Сука, — цедит сквозь зубы. — Больная сука.  Больная сука улыбается довольно, подносит к своему лицу нож и пытается слизать кровь Джеймса с него. Сцена очень возбуждающая, на самом деле, но едва ли Джеймс так просто останется в долгу, поэтому в этот же момент толкается, и язык царапается о острие. Пара капель крови падает Джеймсу на лицо, и Алиса может видеть его хищную, довольную ухмылку.  — Уёбок.  Пусть скажет спасибо, что она не осталась без языка в принципе.  Алиса заносит нож и опускает его, но это — совсем рядом с его головой. Боковым зрением он смотрит на то, как лезвие вошло в пол, и от ощущения этой опасности, боли и близкой гибели всё только ярче.  Заниматься сексом с Алисой Такер это всегда русская рулетка. Никогда не знаешь, решит она тебя прикончить сейчас или потом. И захочет ли в принципе.  (захочет) Джеймс решает, что самое время убрать её подальше от ножа и валяющегося на полу пистолета, поэтому переворачивается, подминая её под себя, отодвинувшись дальше от любого оружия, и вновь толкается. Никакого ожидания, на самом деле, потому что сейчас, сейчас ему слишком хорошо. Адреналин хлещет так, будто он только что вылез из упавшего со стометровой высоты самолёта, а внизу очень жарко и тесно.  Алиса шипит, стонет, хватается за плечи, лезет руками под толстовку, ногтями царапает кожу. И в этом нет абсолютно ничего сексуального, это абсолютно честная жестокость, потому что Джеймс знает, что сейчас его одежда пропитается полностью его кровью, и это уже будет не отстирать. Царапины Алисы — не милое проявление страсти. Это отчаянное проявление ненависти.  В последнюю секунду Джеймс смотрит ей в лицо, и видит, что оно в крови. В крови от собственной царапины на языке, и кровь осталась на губах, и в крови от его руки, которой он зафиксировал её запястья над её головой. Вся кровь стекала на неё, и выглядит это всё очень соблазнительно.  И Алиса выглядела довольной. Улыбалась, смотрела прямо на него, и тяжело дышала. Она не стеснялась своего удовольствия, но её глаза говорили совершенно другое.  От мысли, что у неё на лице смешалась их кровь, у Джеймса что-то перемкнуло внутри. Это звучит слишком возбуждающе. Джеймс облизал губы, толкнулся особенно глубоко и опустился, чтобы поцеловать её, и почувствовать привкус их смешанной крови самому. И глаза их обоих не закрывались ни на секунду, пока они смотрели прямо друг другу в душу.  Это всё зашло слишком далеко, но Джеймсу даже нравится. Чем же это кончится, интересно?