В тени твоих глаз я прячу свои слезы

***

      По мнению Антона свадьба длится целую вечность, он устал выслушивать поздравления от незнакомых людей. Да, они все живут в одном городе, но на этом всё. Они подходят к нему, желают счастья, крепкую семью и…любви. Но о какой любви может идти речь, если тебя буквально насильно выдают замуж? Все эти люди — лицемеры, делающие вид, что действительно рады за Антона, что для омеги это честь — стать мужем такого альфы, как Арсений, но на самом деле, они рады, что это не их дети сейчас на его месте, что они повиновались ему, и не будет той волны злости Попова, как в прошлый раз. Все эти мерзкие людишки придут вечером домой, к своим любимым людям, к своей семье, и проживут ещё счастливых пять лет, в достатке. Но не Антон. Он не знает, разрешит ли его новоиспечённый муж видеться с родителями, разрешит ли выходить куда-то, он ничего этого не знает, и не готов. Но что ещё сильнее его пугает, так это предстоящая брачная ночь. Он не знает, как все пройдет, и от этого его ладони потеют, а сердце стучит в груди так бешено, что ещё чуть-чуть, и оно пробьёт рёбра.       Свадьба заканчивается тем, что гостей, которые очень «навеселе», выносят из общего зала, а те, кто может идти сам, пьяно шатаются. Об этом дне будут судачить ещё долгое время, ведь почти каждый житель был приглашён на пиршество. Антона уводят из зала и проводят в ванную комнату, где в большом ложе уже готова горячая вода, а судя по запаху, витающему в воздухе, в неё добавили лаванду, «для успокоения нервов», как сказал один из бет. Но как тут успокоишь нервы?       Омеге помогают раздеться, снять свадебный наряд и забраться в воду. Сейчас в голове парня крутится навязчивая идея уйти под воду с головой и не вылезать оттуда, пока всё не закончится, точнее — воздух в его лёгких, но потом вспоминает счастливую, пусть и немного грустную улыбку папы-омеги, и ему приходится отодвинуть эту мысль в самый дальний ящик своего разума.       Горячая вода расслабляет напряжённые мышцы, а лаванда и правда успокаивает, лёгкий тремор в руках проходит, а сердце стучит уже не так бешено, как полчаса назад. Парень прикрывает глаза, откидывает голову на бортик и блаженно улыбается.       Через двадцать минут, когда вода остывает, и молодого человека пробирает лёгкий озноб, за ним приходит слуга-бета, помогает выйти и укутывает в белую простынь, даёт тёмно-изумрудную свободную рубашку, которая чуть великовата, и поэтому доходит до костяшек рук. Свободные чёрные штаны и никакого нижнего белья — слуга объясняет это тем, что оно ему всё равно не понадобится, и тогда Антона снова накрывает волна страха.       Как в тумане, его ведут в опочивальню, а точнее, уже в семейное ложе, в котором в приглушенном свете свечей уже сидит Арсений и пьёт. Кажется, без алкоголя тот не справляется, и Антону хочется тоже его попробовать, может хотя бы он ему поможет.       Альфа сидит в кресле, также переодетый в свободную одежду, потягивает красное вино из бокала, а взгляд его отсутствующий, будто он и не здесь совсем. Бета уходит, тихо прикрывая за собой дверь, а омега стоит в углу и боится пошевелиться. Антону даже кажется, что он перестал дышать, надеясь на то, что его не заметят и просто уйдут по своим делам, но этого не происходит. Арсений поднимает взгляд и прищуривает глаза, смотрит долго и упорно, разглядывая каждый миллиметр тела новоиспечённого супруга. Конечно, с Алексеем у Шастуна много общих черт, но одна особенность, которая даёт понять, что это всё-таки Антон — родинка, такая маленькая миленькая точка на самом кончике носа, которую он заметил ещё во время церемонии, и когда Арсений понимает, в каком русле начал думать, качает головой, будто стряхивая с себя наваждение.       Омега всё ещё смотрит большими глазами, как у оленёнка, но когда замечает пристальный взгляд, то отводит его в пол и смущается. — Что же ты там стоишь…муж? — он выделяет последнее слово интонацией, от которой по рукам побежали мурашки. — Проходи, чувствуй себя, как дома…мы здесь будем проводить очень много времени, — Арсений указывает на своё колено, стучит по нему ладонью, и Шастун повинуется. Идёт медленно на негнущихся ногах и аккуратно опускается на него, Попов собственнически обнимает парня грубо за талию, усаживая ближе к себе. Он допивает остатки вина и приближается к Антону, ведёт носом по коже на шее, вдыхая яркий аромат омеги. Антону же в нос даёт горький запах алкоголя, он весь съёживается под этим пристальным взглядом, по шее бегут мурашки, а место, где лежит рука, горит огнём, ещё чуть-чуть, и там останется ожог. — Вкусно пахнешь, это лаванда? — спрашивает альфа и вновь приближается к молочной белой коже на шее, ведёт по ней губами, а затем лижет размашистым движением языка. Омега пугается этого действия и пытается отстраниться. — Когда я спрашиваю, отвечай! — рычит альфа. Этот омега вызывает в нём бурю эмоций и желаний, но в первую очередь злость, хотя где-то на самом краешке сознания он понимает, что парень не виноват. — Д-да, — тихо отвечает молодой человек. Его бьёт уже крупная дрожь, а язык внутри заплетается. — Поцелуй меня, — не просит мужчина, а требует, и выжидательно смотрит на омегу. — Я долго буду ждать? — хватка на поясе усиливается, и парень чувствует, что там останутся синяки. — Ч-что? — переспрашивает парень и почти зажмуривает глаза, потому что боится ответной реакции. — Я. Сказал. Поцелуй. Меня, — снова повторяет альфа. Его глаза приобрели обсидиановый оттенок, напоминая ночное небо в бушующую грозу.       Антон неуверенно наклоняется и приближается к лицу Попова, аккуратно касается губ напротив и уже хочет отстраниться, но ему не дают: Арсений перехватывает инициативу, жёстко и требовательно впиваясь в розовые губы омеги. Он жадно целует, прикусывает и оттягивает нижнюю губу, впихивает свой язык в чужой рот, играется им, а когда надоедает, то сильно прикусывает её, так, что из неё тонкой струйкой течёт алая кровь.       Антон охает и отодвигается, вытирает тыльной стороной ладони рот и смотрит на то, как Попов слизывает каплю его крови. — На кровать, живо! — рычит мужчина и несильно ударяет по месту ниже поясницы, так что Антон подскакивает и плетётся в указанном направлении. — Пожалуйста, не надо, — умоляет его парень, но Арсений не слышит, только грубо толкает Шастуна, и тот падает на кровать. — Прошу, Арсений, — скулит парень, но всё безуспешно. Альфа садится сверху на бёдра Антона и принимается разрывать на нём рубашку. Парень, как может, пытается прикрыть руками обнажённое тело, но его запястья перехватывают и прижимают к шёлковой поверхности кровати, жёстко сминая кисти рук. — Солнышко, ты мой муж, и это наша первая брачная ночь, я делаю то, что мне положено, поэтому сделай одолжение — перестань скулить и наслаждайся, — рычит Попов и впивается губами в шею парня, всасывает кожу, оставляя алые следы, кусает острыми зубами, а затем зализывает. Антону больно, противно от самого себя, от жизни и от судьбы, что ему «повезло» родиться омегой. Нет, он не беспомощный, но перед такой силой альфы противостоять не может. Парню кажется, что воздействует не только физически, но и морально, и от этого становится ещё хуже.       Арсений откидывает оставшиеся куски ткани в сторону и принимается за штаны. Шастун вырывается, и тогда на его запястьях появляются невидимые путы, которые удерживают его руки. — Что, не ожидал такого? — ухмыляется мужчина и стаскивает штаны с омеги, откидывая их в сторону. Он разглядывает обнажённого перед ним омегу: как тот сводит между собой ноги, как очаровательно (по мнению Попова) краснеют его щёки, а глаза блестят. Только вот он не понимает того, что омега сдерживает слёзы беспомощности и бессилия. — Пожалуйста, я Вас очень прошу, не надо, — умоляет Антон, но это только ещё больше раззадоривает брюнета, и он наклоняется к зеленоглазому. Долго смотрит в эти испуганные глаза, а затем целует приоткрытый рот, вводит в него язык, хоть Антон и пытается сцепить зубы, водит им по нёбу, внутренней стороне щеки, наслаждаясь этим мальчиком. Он извивается под ним, как змея, но альфе нравится чувствовать превосходство над ним, поэтому он сминает его губы, задевает нижнюю, отчего парень болезненно шипит. Ведёт рукой по торсу, который от каждого движения пытается увернуться, задевает соски, и те реагируют на всё это. Голубоглазый отстраняется, чмокает напоследок губы, от которых тянулась тонкая нить слюны, и опускается на шею. Горячим и влажным языком лижет алые следы, появившиеся из-за него же, доходит до груди и вбирает губами правый сосок парня, круговыми движениями вылизывает его, аккуратно прихватывает бусинку зубами и оттягивает, отчего Антон стонет, но резко закусывает губу, чтобы не выдать того, что ему это нравится. — Да ты у нас любишь пожёстче, да, солнышко? — ухмыляется Попов и проделывает те же самые манипуляции с другим соском. — Нееет, — выстанывает парень, и мужчина смеётся в голос. — Я вижу, малыш... — он снова чмокает его в пухлые, чуть приоткрытые губы, и заглядывает в зелёные глаза, — знаешь, я думаю, у меня кое-что для тебя есть…—для твоего раскрепощения, — альфа щёлкает двумя пальцами, и Антон чувствует разливающееся тепло внизу живота, внутри будто скручивается тугой узел из дикого желания, и сзади всё резко намокает. — Нет-нет-нет, — как в бреду шепчет парень. — Да, солнышко, ты превосходно пахнешь…в течку, — он втягивает носом воздух, и его глаза засверкали ярче искр в огне. Мужчина опускается вниз, он видит, как первая капля смазки течёт по розовой головке и скатывается на живот, поэтому не сдерживается и слизывает её одним движением языка. Обычно голубоглазый не позволяет себе такого с омегами, но именно с ним хочется. Брюнет дует на головку, берёт в руку член и начинает медленно водить по нему, оттягивая крайнюю плоть, ярко-розовая головка манит к себе, и альфа пробует её на вкус, слышит, как сдавленно скулит парень и пытается сжать ноги, но и на них опускаются невидимые путы, разводя в разные стороны и раскрывая его ещё больше. Он отодвигается и переворачивает омегу на живот, подкладывая под него подушку, поэтому его зад оказывается на нужном для Арсения уровне. — Нет, не надо, пожалуйста, — снова продолжает причитать парень, он чувствует, как по внутренней стороне бедра обильно течёт его смазка. — Кажется, твоя попка говорит о другом, малыш, видел бы ты сейчас, какой вид мне открывается... — Попов снимает с себя мешающуюся рубашку, и брюки, материал которых сильно сдавливал член. Он пристраивается сзади, водит головкой круговыми движениями по сжатому колечку мышц, но не входит, а только размазывает выступившую смазку, которая буквально течет из парня, пачкая всё вокруг.       Брюнет наклоняется, раздвигает две половинки и слизывает выступающие капли языком, ввинчивает его внутрь, так глубоко, как может, и Антон приглушенно стонет в подушку, подаваясь назад и насаживаясь на него. Ему очень стыдно за то, что он делает, но инстинкты говорят ему другое, а когда брюнет к языку добавляет палец, громко воет от того, что тот попал по простате.       Голубоглазый собирает пальцем смазку и проталкивает обратно в розовую дырочку, отчего Антона подбрасывает. Тогда Арсений вставляет ещё один палец, разводит их в стороны и между ними просовывает язык, кончиком оглаживая бархатные стенки. — Арс…ений, — скулит парень, у него не выходит говорить слова полностью, поэтому он просто прикусывает зубами подушку.       Долго у альфы продержаться не получается, запах течного омеги сводит с ума, его член так крепко стоит, что даже больно, поэтому он вытаскивает пальцы, заменяя их на него. Омега взвывает, потому что член оказывается крупнее, толще и длиннее пальцев, и ему больно, но когда Арсений находит простату — громко стонет. — Громче, — рычит альфа, вбиваясь в мужа ещё сильнее, кровать начинает неприятно скрипеть от трения об деревянный пол, в комнате слышны шлепки двух тел друг о друга и громкие стоны омеги. Его руки и ноги до сих пор связаны, кровь не поступает и кисти начинают саднить.       Попов грубо и глубоко каждый раз входит в омегу, шлёпает его несколько раз по половинкам, так что от рук остаются следы, раздвигает их в стороны и наблюдает, как раз за разом входит его член, растягивая дырочку. — Сожми, — приказывает мужчина: ему хочется острых ощущений, и омега повинуется этому тону, сжимает мышцы, и Попов удовлетворённо стонет от этих манипуляций, поэтому срывается на бешенный темп, с силой хватает омегу за бёдра, так что кожа в том месте сначала белеет, а затем краснеет. Брюнет чувствует, что омега на пределе, поэтому пережимает основание его члена, на что получает жалобное скуление. — Только после меня…малыш, — альфа грубо подхватывает подмышки омегу и тянет на себя, член входит до упора, и Антон кричит так, что перепонки закладывает. Он просовывает руки рядом с талией, и одной хватается за сосок, играется с ним, оттягивает в сторону, а другой обхватывает шею и слегка придушивает. Рот Шастуна открывается, пытаясь глотнуть спасительного воздуха.       Брюнет оставляет засосы везде, где только дотягивается: плечи и лопатки уже пострадали от его укусов. Альфа чувствует, что ему остается недолго, поэтому наращивает темп и, кажется, срывается на космическую скорость. Антон уже даже не скулит, потому что сорвал голос, из него вытекает смазка, перемешивается с капельками пота, и все это течёт по раздвинутым бёдрам, из-за этого шлепки тел друг о друга становятся громче. Попов берёт омежий член в ладонь и начинает двигать в такт толчкам, Антон теряется в чувствах, и на последнем его вздохе голубоглазый глубоко в него кончает и ставит метку принадлежности на загривке омеги, сразу же выходит, не дожидаясь сцепки, но продолжает движение ладонью. Через несколько секунд и зеленоглазый кончает, выплёскивая белёсые капли на руку мужа, а затем обессиленно падает на кровать. Он чертовски устал, сил нет ни на что, а Арсений сзади наблюдает, как из только что растраханной дырочки вытекает его сперма вперемешку со смазкой. Он наклоняется и пробует её на вкус, слизывает, собирает на языке и продвигается к Антону, вытирает выступившие слёзы из глаз и приоткрывает его рот. Целует, передает их смешанный вкус и скрепляет этим брачную традицию принадлежности омеги альфе навсегда. — Теперь ты мой, — рычит альфа и ложится рядом, мгновенно засыпая.