Хорошему человеку и небо помогает

С утренней охоты сильные и энергичные заклинатели возвращаются уставшими, но довольными. Дичи в этих местах много — крупной, мясистой. Чего стоят утки, Лань Чжань лично подстрелил пятерых, отпустив после целую стаю. Он поймает ещё по необходимости, когда припасы закончатся. А, судя по количеству выживших, это случится максимум дня через два. И за эти два дня птицы ещё неплохо откормятся. Лань Чжань кладет увесистые тушки рядом с перепелами Вэй Ина. Охота далась ему без каких-либо проблем. Вэй Ин еще в академии на соревнованиях продемонстрировал всем, что может с завязанными глазами стрелять из лука точно в цель. Сейчас же его зрение на охоте превосходило способности всех остальных, кому нужно было приглядываться, затаившись, чтобы застать добычу врасплох. Лань Чжань поначалу волновался, то и дело поглядывая на него, присматривал. Но Вэй Ин успешно и весьма уверенно передвигался по лесной чаще, раскинув вокруг себя сети тёмной энергии, прощупывая каждый пенёк, камень или сломанную ветвь. И вскоре Лань Чжань оставил беспокойство о нем и сосредоточился на охоте. Результат не заставил ждать. Лань Чжань оглядывается по сторонам. Вэй Ина нигде нет. — Великолепная охота, господа! — жители Восточного убежища скапливаются, ползут отовсюду, с восхищением приветствуя заклинателей, раздобывших пропитание. — Ханьгуан-цзюнь! Господин Цзян! Цзян Чен только-только подошёл, он всю дорогу плелся где-то в конце, увлечённо обсуждая с остальными стратегию дальнейших действий против клана Вэнь. Вернее — их остатков. Вэй Ин и Лань Чжань сразу сказали, что они в деле, потому им Цзян Чен больше вопросов не задавал. Не было нужды. Предстоящее восстание кто-то предложил именовать Аннигиляцией Солнца. Название поддержали все — бурными аплодисментами. Лань Чжань сдержанно кивает в ответ на овации радостных жителей и, поймав удобный момент, уходит в свои покои. Он издалека видит, что створка двери приоткрыта, поднимается на крыльцо, перешагивая через ступень, и заходит внутрь. В доме пусто, Лань Чжань закрывает дверь и проходит в цзинши. Та совсем крохотная, едва умещает в себе кровать, две миниатюрных тумбы по бокам и один стул. И Вэй Ина. — Вот ты где, — выдыхает Лань Чжань с облегчением. За последнее время многое произошло, и призрачная тревога то и дело клубилась внутри, царапая ребра. Вэй Ин сидит на краю кровати. Глаза закрыты, верхние одежды ханьфу черным облаком лежат рядом с ним. В руках — глиняный горшочек. Не сложно догадаться, что в нем. И когда только успел купить… Лань Чжань аккуратно вешает одежды Вэй Ина на стул и садится рядом. Постель проминается под их весом. В тишине слышно только дыхание. И где-то отдаленно — приглушенный гомон жителей, помогающих с приготовлением еды. — Будешь? — Вэй Ин не глядя протягивает Лань Чжаню вино. Когда-то бы тот сказал, что в Облачных Глубинах пить запрещено, но… он принимает горшочек, пробует буквально на кончике языка, а потом выпивает два больших глотка. Смакует сладкое послевкусие и возвращает горшочек в руки Вэй Ина. — Прости, что так быстро ушел, — говорит тот вдруг. Вэй Ин тяжело вздыхает и пьёт, вытирая губы предплечьем. — Не хотел, чтобы люди нервничали при виде меня. Вэй Ин снова не договаривает, думает Лань Чжань. Не показывает, что не хочет видеть чужую неприязнь и порицание, которые от него теперь никто не может спрятать за фальшивой улыбкой и почтительным тоном. Притворство, да и только. Потому что их отношение зарождается внутри — там, где Вэй Ин различает каждый потаенный уголок души. От него не скрыть правды. Лань Чжань прикрывает глаза, медленно втягивает носом прохладный горный воздух, — так, чтобы ни звука не было слышно — и, выдохнув, немного успокоив сердце, берет горшочек. — Постарайся не думать о них, — советует Лань Чжань, отпивая вино. Всё-таки вкусно, кто бы что ни говорил в Гусу. Оно снова приятно сластит во рту, теплом прокатывается в желудок, и от этого становится необычайно хорошо. Словно всё, что за пределами этого небольшого дома, постепенно растворяется, становится неважным. По крайней мере, не таким важным, как человек, тепло которого Лань Чжань чувствует плечом. Вэй Ин невесело усмехается: — Стараюсь, потому и открыл вино, — он забирает горшочек и тоже пьёт. Лань Чжань усаживается полубоком, смотрит на профиль Вэй Ина. Красивый, идеальный, словно выточен искусным мастером из редкого ценного камня. Лань Чжань заправляет непослушную челку Вэй Ина ему за ухо. На его щеках — едва заметный румянец. Его кожа уже не такая бледная, не такая преступно прозрачная, какой была еще недавно, после осады. Лишь на шее виднеется тонкая венка, и Лань Чжаню даже кажется, что он видит, как бьется в ней пульс. — Вино превосходное, — подмечает он, тянется еще раз за горшочком. Отпивает и слышит короткий смешок сбоку. Вэй Ин смотрит на него и улыбается — с добротой и легкой укоризной: — Я ведь тебе всегда говорил, что Улыбка Императора — лучшее вино, — напоминает он, и Лань Чжань не может не согласиться. Сложно в принципе противостоять, когда Вэй Ин улыбается так… обезоруживающе. Вэй Ин берет горшочек и допивает вино до последней капли, глубоко запрокинув голову. Венка на его шее вновь цепляет взгляд. Лань Чжань безотчетно подается вперед, прижимается к ней губами. Охмелевший и расслабленный, он мимолетно думает, как помочь расслабиться и Вэй Ину. Чтобы он выкинул из головы всё и вспомнил, что теперь не один, и никогда больше не будет одинок. Что рядом есть тот, для кого он значит больше всего на свете. Лань Чжань целует тёплую кожу на шее, поднимается выше, цепляет губами мочку уха. Ласкает ее языком. Дыхание Вэй Ина становится глубже, Лань Чжань отчетливо слышит его. — Ложись, — просит он. Вэй Ин опускается на кровать, и Лань Чжань — как на привязи — тянется за ним, ложится рядом. Чтобы поцеловать, чтобы уловить последние капли вина на его губах. Вэй Ин целует сначала сдержано, но с каждым мгновением всё более жадно. Нетерпеливый… Он всегда был таким. Лань Чжань ведет кончиками пальцев по его оголенной груди, неторопливо опускается ниже. Ослабляет пояс нижних одежд ханьфу. Вэй Ин выгибает поясницу, позволяет распахнуть легкую хлопковую ткань. Его кожа светлая, и кажется, если приглядеться, можно заметить сияние. Словно тело Вэй Ина присыпано серебром, словно оно впитало лунный свет за прошедшие три месяца, и теперь он струится из него, как сама ночь. Поразительное зрелище. Волшебное. Лань Чжань гладит его голый торс — Вэй Ин вздрагивает, когда пальцы скользят по животу, по бокам, невесомо царапая короткими ногтями. Томительное возбуждение копится внутри, Лань Чжань ощущает его внизу живота. Оно медленно растекается по телу — точно так же, как густое сладкое вино, наполняя клетку за клеткой. И противостоять ему все сложнее. А потом Лань Чжань смазано задевает край нательного белья. Он отстраняется от Вэй Ина и шепчет в самые губы: — Ты доверяешь мне? Вэй Ин молчит. Открывает глаза и все еще молчит. Лань Чжань видит, как двигаются его белки, словно представь по центру зрачок, и появятся те самые глаза, которые всегда игриво смотрели на мир. Ожидание тяготит, но Лань Чжань не смеет торопить с ответом. Это не вопрос о прогулке или совместной охоте. Это вопрос, ответ на который значит для Лань Чжаня если не всё, то очень многое. Вэй Ин закрывает глаза. Проводит ладонью по щеке Лань Чжаня, аккуратно очерчивая большим пальцем невидимые линии на его лице. И улыбается самым краешком губ: — Если я и мог когда-то кому-то доверять полностью, то только тебе. Больше слов не нужно. Лань Чжань поддевает край нательных штанов, приспускает чуть ниже. И Вэй Ин замирает, перестает дышать, когда Лань Чжань обхватывает его член. Он обводит пальцем головку, размазывая смазку, и двигает рукой вниз. И вверх. Вэй Ин шумно выдыхает. Лань Чжань ловит его дыхание — пряное и сочное от вина — и ему кажется, что он просто выпил еще. Оторваться от губ Вэй Ина невозможно, от его твердого члена, — тем более. Потому что вплавиться хочется в его тело раз и навсегда. Возбуждение накатывает, как приливные волны, нарастает с каждой минутой, становится острее. Лань Чжань проталкивает язык в горячий рот и почти стонет, когда Вэй Ин прикусывает его зубами и начинает посасывать. Просто безумие, туманно думает Лань Чжань. И впервые в жизни поддается этому безумию. Вэй Ин целует глубоко, словно жаждет проглотить часть Лань Чжаня. Или его всего. Лань Чжань бы не отказался. Он убирает руку с его члена, и Вэй Ин лишь успевает непонимающе нахмурить брови, когда Лань Чжань отрывается от него и проводит большим пальцем с крупной каплей смазки по его нижней губе. Вэй Ин слизывает эту каплю и хрипло мычит, а следом — вбирает палец в рот до основания. Желание захлестывает с новой силой. Все здравые мысли просто плавятся, исчезают, как эфемерные призраки. Голова превращается в пустую коробку, в которой существует только один образ — обнаженный Вэй Ин, принимающий ласки всем телом. Но Вэй Ину мало. Он берет руку Лань Чжаня в свою и зажимает губами еще два пальца. Лань Чжань чувствует подушечками гладкий горячий язык, и в паху становится до умопомрачения тяжело. Он целует Вэй Ина, задевая губами свои пальцы, медленно вынимает их из его рта. Размазывает вязкую слюну и снова сжимает его член. Полной ладонью — мокрой и скользкой. Не без труда сдерживает себя, двигает рукой неспеша, от головки до самого основания. Мягко оглаживает мошонку. Вэй Ин тихо охает и раздвигает ноги, насколько позволяет нательное белье. Он толкается в кулак — сначала плавно, но с каждым движением руки всё резче подкидывает бедра. Опьяненный, распаленный. Не хочет больше ждать. Не может. Лань Чжань не может тоже. Ему жарко, и он бы сейчас сам выбрался из ханьфу, но едва ли способен остановиться, прервать ласки, которые изголодавшееся тело Вэй Ина впитывает в себя без остатка. Безумно хочется подарить ему больше. Лань Чжань отрывается от его губ — красных, немного припухших. Он целует подбородок, кадык, выступающие косточки на ключицах, белую кожу на груди. Целует шрам в виде солнца, который остался на этом прекрасном теле, и на мгновение замирает. Воспоминания того дня больно ковыряют изнутри, но быстро тают, когда Вэй Ин обхватывает его лицо ладонями и, приподнявшись, целует прямо в то место, где между бровей появляется крохотная складка, когда Лань Чжань хмурится. Несколько дней назад, когда они сидели в этом доме, в крохотном зале, боязно обнажая свои чувства, они пообещали друг другу, что впредь будут смотреть только вперед. И сейчас Вэй Ин смог без слов напомнить Лань Чжаню об этом. На подобное тоже был способен лишь он. Вэй Ин снова опускается на подушки, шумно выдыхает, облизывает губы. Слюна на них влажно блестит, и Лань Чжань одергивает себя, чтобы вновь не потянуться к ним. Вэй Ин — его самое уязвимое место. Его омут, в который Лань Чжань готов нырнуть без сомнений. Потому что другого выбора просто не существует. Не в этой вселенной. Не для него. Не для них двоих. Лань Чжань садится, путаясь в длинных рукавах своего ханьфу. Вино — бесстыжий шкодник, но от него кажется, что хотя бы на время с плеч свалился неподъемный груз. И на сегодняшний день есть только двое наедине — в маленьком уютном доме на окраине Гусу. И можно всецело отдаться желанию. Впервые. Для Лань Чжаня сегодня многое — впервые. Он убирает от своего лица пряди волос и, согнувшись к паху Вэй Ина, зажимает губами головку его члена. Вкус солоноватый — такой же, как у поцелуев Вэй Ина после того, как он слизал с пальцев Лань Чжаня каплю смазки, — но теперь более яркий. И Вэй Ин сдавленно мычит, когда Лань Чжань опускает голову, вбирая член наполовину. Сумасшествие. Которое сводит с ума гораздо быстрее, чем какая-то пресловутая темная энергия. Сейчас Лань Чжань в этом уверен. Вэй Ин кладет руку на его затылок — без нажима, без давления. Он двигает бедрами и просто не позволяет Лань Чжаню отстраниться. Его дыхание хриплое, он сглатывает раз за разом, но Лань Чжань замечает его пересохшие губы. Вэй Ин хочет их облизать, но тяжелое дыхание рвется из груди, губы быстро сохнут, — на каждом толчке в рот Лань Чжаня. Вэй Ин словно выгорает изнутри, превращается в тлеющий сгусток наслаждения. Кажется, он просто теряется в ощущениях. Переполненный ласками, блаженством, он закусывает нижнюю губу и, подождав немного, всё же веско давит на затылок Лань Чжаня. Всего пара широких толчков, пара несдержанных движений бедрами, и Вэй Ин содрогается, выгибается, бодая затылком подушки и зажимая ладонью стон. Горячая сперма наполняет рот, течет в горло. Её много, она густая и чуть горькая, но Лань Чжань глотает её всю. Хорошо… Ему так хорошо сейчас. Хочется коснуться себя неимоверно, и Лань Чжань через ткань ханьфу гладит себя. Он облизывает член Вэй Ина, собирая остатки спермы. Случайно задевает головку зубами, и Вэй Ин вздрагивает. Слишком чувствительно после оргазма. Лань Чжань это знает, он не раз доводил себя до разрядки, мечтая о Вэй Ине, когда не находилось воли ждать. Вэй Ин лежит с закрытыми глазами и как будто задыхается. Грудь двигается вверх и вниз, на животе проступают мышцы. Лань Чжань приподнимается лишь когда рука Вэй Ина исчезает с затылка. Теперь она безотчетно гладит, докуда дотянется, — приятной щекоткой по затылку, спине, плечу. Вэй Ин тянет Лань Чжаня на себя, тянет к своим губам. Сцеловывает капельку спермы с его подбородка, пробуя самого себя на вкус. И Лань Чжань смутно понимает, что на это можно кончить прямо сейчас. Сию минуту. Лишь когда Вэй Ин открывает глаза и, ухмыльнувшись, удовлетворенно сообщает, что закуска к вину оказалась отменной, Лань Чжань вдруг видит того Вэй Ина, которого помнил много лет назад. Как мираж, который мелькает перед глазами и может испариться. Только Вэй Ин всё ещё здесь. Он смотрит снизу вверх блестящими белыми глазами, улыбаясь широко, проворно ослабляет пояс белоснежного ханьфу и тянет Лань Чжаня к себе.