***
На Луне нет атмосферы. Слабая гравитационная сила не могла удержать атмосферные газы на своих местах, поэтому они сделали все, что могли. Они просто отлетели от поверхности, сломав всевозможные крепления. В таком состоянии людям невозможно дышать. А вещи на Луне будут весить всего 16,6% от того, что они весят на Земле. Будет казаться, что они легче, чем были раньше. На Луне нет никаких признаков жизни. Она не обладает идеальными условиями для рождения жизни. Мертвое белое место, на поверхности которого нечего беспокоить. Пока что-то еще не коснется поверхности, она останется прежней. Неся каждую рану, каждую воронку, каждую вмятину.***
Он мог на самом деле умереть вместе с Шерлоком, потому что… это… не то, что значит быть живым. Джон смотрит на свое искаженное отражение в оконном стекле и задается вопросом: действительно ли он ходячий мертвец или еще не совсем в этом разбирается. Может быть, все вокруг вежливы и не говорят ему, что он действительно умер. Иногда люди могут быть излишне вежливыми. Как будто все продолжают быть с ним такими. Это ужасно. Вежливость может быть одним из самых раздражающих достоинств. Воспоминания о лучших периодах совсем не помогают. Они не помогают думать о живом и веселом Шерлоке, который скачет по комнате, заставляя скрипеть половицы. Или об очень живом и надутом Шерлоке, сидящем на стуле, свернувшимся клубочком и не обращающем внимание ни на что вокруг. На кухне есть что-то с резким запахом, но Джон не хочет это искать. Слабая теория, что придумал его разум, не позволяет ему этого. Теория состоит в том, что чем дольше остается запах, тем дольше он вспоминает Шерлока. Как будто ему нужен стимул вспомнить о нем. Это безумно и иррационально, но в то же время имеет для него смысл. Он делает вид, что не разваливается. Что то, что он сидит в своем кресле в квартире и смотрит на пустой стул перед ним, не убивает его снова и снова. Один или два раза он выкрикивает имя Шерлока, надеясь, что тот материализуется из воздуха и освободит Джона из этого ада. Этого не произошло. Ни единого изменения даже воздушного потока. Но все равно кажется, что в любую минуту Шерлок войдет в комнату, сядет на стул и поговорит о вещах, которые могут шокировать нормальных людей, но не Джона. Проходят часы, нигде нет ни единого скрипа. Это досадно и несправедливо. Осталось желание просто бросить все, но он бездействует. Теперь Шерлока не было, чтобы заставить его забыть, как ему одиноко, всем, что он делал, начиная с откровенно раздражающего поведения и заканчивая тихим и довольно странным утешением. Трудно не бросить все и покончить с этим. Миссис Хадсон подумала, что Джон может рассердиться. Она поняла правильно. Да, он был сердит. Но не на Шерлока. На себя. За то, что посвятил большую часть своего сердца чему-то, что никогда не имело никакого основания. Был бы Шерлок его, если бы он был еще жив? Нет? Но это не была вина Шерлока. Чья вина, что Шерлока не было в живых? Его, конечно. Если бы он, как дурак, не был введен в заблуждение Шерлоком, ничего из этого не произошло бы. Он был бы с Шерлоком, и все не закончилось бы на черном надгробии на слишком зеленом кладбище. Он понятия не имел, что на зеленый может быть так больно смотреть. Он действительно плакал перед могилой, он действительно упал на колени. Не потому, что они ослабли. Но потому, что это заставило его почувствовать себя ближе к человеку, лежащему в земле. Они сказали, что его лицо было искалечено, и поэтому похороны в закрытом гробу были подходящими. Не то чтобы Джон нашел бы утешение в безжизненном лице, лице, которое смотрело на всех с выражением крайнего пренебрежения, каким бы раздражающим оно ни было… на это лицо невозможно смотреть иначе. Невозможно смотреть на это красивое лицо, когда оно изуродовано. Однако, он видел это безжизненное лицо. Воспоминания о том дне немного туманные. Как после наркотического сна. Несвязанная серия идеально связанных событий. Но все равно. Лицо Шерлока. Он бы это запомнил, не так ли? Возможно, это было кульминацией худшего дня его существования. Оно было покалечено? Было ли это слишком кроваво? Он просил чуда. Стоя на коленях на земле кладбища, чувствуя, как покрытая росой трава пронзает его брюки, а собственные слезы не останавливаются, он умолял Шерлока о чуде. Как и все чудеса, которые он постоянно творил. Например, как он спас Джона. Например, как он вернул ему смысл жизни. — Еще одно чудо, Шерлок. Не умирай. Просто вернись ко мне. Я никогда больше ни о чем не буду просить, — он помнит, как сломался, и слова не умолкали. — Я позволю делать все, как ты пожелаешь. Беспорядок на кухне. Стопка файлов в гостиной. Пальцы в холодильнике. Разрушенная микроволновка. Ты можешь получить все это! — несмотря на очень выгодное предложение, ответа не последовало. — Только не умирай. Ты так сильно нужен мне, — он поблагодарил Бога за то, что никто не видел его таким. Такой слабый, одинокий и совершенно опустошенный. На самом деле надгробия не могут отвечать на мольбы. Но он хотел, чтобы они это сделали. Камень был слишком холодным. Поразительный контраст с запястьем, которого он коснулся на тротуаре Барта. Шерлок был все еще теплым, как будто он был жив. Это жестокость природы. Смерть должна немедленно вызвать у трупа холод. Ложные обещания вредны.***
— Я был рядом. Подумал, что мне следует нанести визит. Как дела? — Грег выглядит напряженным. Темные мешки под глазами, растрепанные волосы. Джон знает, что Грег винит себя в том, что не доверял Шерлоку. — Я… нормально. А ты? — Джон кивает и жестом показывает ему сесть. — Хорошо… хорошо. Нормально, — он дает поспешный ответ. — Не мог бы ты… у тебя было бы время сходить сегодня в паб? — Грег колеблется. — Знаешь… немного освежиться. — А я подумал, что у тебя есть интересное дело об убийстве. А потом я понял, насколько это абсурдно, — Джон усмехается. — Я… — Грег выглядит так, будто он слишком потерян. — Я пошутил, — Джон улыбается. — Нет, не могу. Прости, Грег. Надо идти искать квартиру. — Ты собираешься покинуть Бейкер-стрит? — Грег выглядит удивленным. — Да, — Джон дает короткий ответ и ждет момента, когда Грег попросит у него объяснений. Но он этого не делает. Вместо этого он смотрит на Джона глазами, смотрящими сквозь него. А затем резко встает. — Удачи в поисках дома, Джон, — его лицо дергается, чтобы что-то скрыть. — И мне очень жаль, — а затем Грег уходит, не дожидаясь ответа от Джона. Очевидно, Шерлок сломал не только его.***
—То, что ты хотел сказать… Сначала он просто кивает. Потому что в наши дни способность говорить снизилась. Просто слишком много усилий, чтобы говорить. И его убивает отсутствие язвительного ответа на все, что он говорит. Как будто в тот день Шерлок взял с собой и голос Джона тоже. Вместе со своей жизнью. Говорить слишком много. Жизнь — это пустая трата энергии. — Но не сказал, — Элла продолжает. — Да, — на этот раз раздается шепот голоса. Иногда он не может узнать свой голос. — Скажи это сейчас. Она шутит? Потому что нет. Он не может. Ни в коем случае, даже через тысячу лет. Потому что слова, тайные любовные фразы, которые он повторял снова и снова в тишине своей комнаты... Как он это скажет? Где он это скажет? А что могло случиться… Все возможности, все сценарии — теперь они не имели смысла. Теперь, когда объект его привязанности прыгнул со здания прямо на его глазах, а потом… Его нигде не было. Он просто исчез куда-то, где даже Джон не может его больше найти. Поэтому он не говорит Элле, что ему снова снятся кошмары. Они начинаются с того, что в этот день Джон делает что-то другое. Как будто не повелся на ложный телефонный звонок. Например, он обладает способностью бежать так нечеловечески быстро, что ловит Шерлока незадолго до того, как тот успевает прыгнуть. А потом он бьет Шерлока за его глупость, а затем целует его. А потом, когда он прерывает поцелуй и смотрит перед собой, все, что он видит, — это бледное, бескровное лицо и кровь, текущая из раны на голове, поднимающаяся к груди Джона слишком быстро, чтобы сопротивляться. А потом Джон просыпается и больше не может уснуть. Не говорит, что он по-прежнему готовит по две чашки чая каждый раз и оставляет его на столе, чтобы он остыл, и не выливает его, пока не убедится, что чай непригоден для питья. Так что есть куча чашек в раковине, и такая же куча в гостиной. Он покупает еще больше чашек. Чай в них холодный и непригодный для питья. Он их все моет и весь день наливает чай. Он не говорит Элле, что иногда его сердце так сильно болит, что это невыносимо, и все, что он хочет — это вырвать его голыми руками и оставить место пустым, чтобы он больше не мог чувствовать. Он не говорит Элле, что любит Шерлока. Во всех отношениях, в каких человек может любить другого. Как друга, как любовь всей его жизни, как пункт назначения в конце долгого-долгого пути, как воздух, необходимый для дыхания. Но Элла знает. Об этом говорят ее глаза. В ее блокноте написано: — Разбитое сердце. — Отрицание. Она знает, но не настаивает, и Джон очень благодарен. — Нет, — он говорит. — Я не могу. Элла при этом замолкает. Белый шум дождя на улице усиливается. Джон не может плакать перед ней, не больше, чем он уже плакал. Похоже, дождь ему компенсирует это. — Есть ли другой путь, Джон? — тихо спрашивает Элла. — Для чего? — Джон понимает, что вопреки всем своим надеждам, на самом деле у него на глазах слезы. — Отпустить это, — она вздыхает. — Вообще ничего? Потому что тебе это нужно. — Я не могу оставить его. Если ты это предлагаешь, — Джон фыркает. — Я не могу его забыть. Этого не произойдет. — Я не могу этого предложить. Я этого не предлагаю. — Тогда? — Найдите мир в своей памяти. Вы можете попробовать это. Вместо того, чтобы искать боль, обретите покой. Он почти громко смеется. Потому что найти мир в чем? В знании, что Шерлок умер из-за того, что ему навязали тонну лжи? Что он ничего не может с этим поделать? Что вообще мирного в этом? Может быть, теоретически смерть мирная, но не руины, которые она оставляет после себя. Элла смотрит на него, ожидая ответа. И именно тогда у него что-то щелкает. Шерлок умер не по собственному желанию. Каким бы эгоистичным это ни выглядело, и как бы Джон ни проклинал пустую квартиру за то, что оставил его в таком одиночестве, с больной ногой, несчастным и снова сломанным, Шерлок никогда бы не оставил его, если бы у него была возможность. Найти покой в своей памяти. Есть способ сделать это. Прекрасное решение от боли. Нахождение зоны боевых действий, победа в войне, поиск мира. Это просто. Как он был таким идиотом все это время? — Спасибо, — он улыбается в ответ Элле. — За что? — Элла выглядит озадаченной. Конечно, она не может знать, что сейчас происходит в голове у Джона. У нее нет такой способности. Только у кое-кого другого. Этот кто-то мирно спит на Старом кладбище Паддингтон под очень зеленым и высоким деревом. Таким же, каким он был. — За то, что указала мне путь, — Джон встает. Он не может сдержать улыбку. Должно быть, это внезапное изменение настроения сбило с толку Эллу. От срыва до улыбки, как будто он выиграл войну. Но он не может остановиться. — Не за что, — Элла отвечает медленно, непонимание написано на ее лице. Бог знает, что она подозревает. Но Джону не терпится выйти из этой комнаты, и он делает именно это. Он идет под дождем. Ощущает, как дождь постепенно пропитывает его свитер, рубашку и кожу. Заставляя его дрожать. Заставляя его задуматься. И хотя это прекрасная возможность наконец поплакать от радости, он этого не делает. Вместо этого он пытается вспомнить, где именно камеры Майкрофта. Шерлок знал их все. Со временем о них узнал и Джон. Он пытается понять, является ли водитель машины позади него наблюдателем Майкрофта. Она проезжает мимо. Может быть, там за ним наблюдают, а может, нет. Но это неважно. Потому что он два года прожил с единственным в мире детективом-консультантом, влюбился в него и не мог сказать этого вслух. Так что все, что он мог сделать, это учиться у него. Итак, Джон знает, что человек, который притворяется, что сейчас поднимает с улицы сдутый ветром зонтик, смотрит на него. Девушка, переходящая улицу со своим другом, тоже присматривает за ним. Он точно знает, где на следующей дороге, скрытая от глаз, камера. Он входит в метро, сидит как статуя и думает. Много. И почти пропускает свою остановку. В квартире Джон даже не пытается снять промокшую одежду. Вместо этого он бежит в свою комнату, оставляя повсюду мокрые пятна дождевой воды, и после лихорадочных поисков в течение пары минут вытаскивает ящик, покрытый слоем пыли. Воспоминания из оставленной им жизни. Внутри лежат жетоны, пара писем, фотография афганских песков и номер телефона на куске бумаги, который он никогда не удосужился сохранить на своем мобильном телефоне. На самом деле, никогда не хотел. Его сердце бьется синхронно с телефонными гудками. Что-то внутри него напоминает ему о том, что он все еще может отступить и забыть обо всем. Знакомый голос встречает его с другой стороны, и Джон чувствует себя моложе. Поле боя снова его нашло. — Ватсон, как приятно снова слышать тебя, — голос говорит со смешком. Майкрофт Холмс понятия не имеет, как легко исчезнуть даже из-под его вездесущих глаз.***
Майкрофт говорит себе, что делает все возможное. Без сомнения, он старается изо всех сил. Невозможно следить за Джоном Ватсоном в одиночку. Для этого есть люди. Для этого по всему Лондону есть камеры. И в течение двух недель у Джона не было никакого распорядка дня. Даже Майкрофт знает это. И смотреть на это было непросто. На восьмой день после очевидной смерти Шерлока пакет Джона разорвался посреди дороги, и Джон даже не обратил особого внимания. Он просто посмотрел на порванный пакет с презрением на лице и снова вернулся в магазин. Или время, когда Джон простоял перед домом целый час как статуя. В настоящий ливень. Майкрофт не знал, что делать. Как утешить человека, потерявшего… друга? Супруга? Джон выглядел так, будто потерял супруга. А Майкрофта никто никогда не считал идиотом. Его собственный брат фактически сломал Джона. И Майкрофт понятия не имеет, что с этим делать. Шерлок должен позвонить ему ровно через три дня. Майкрофту нечего ему рассказать о Джоне. Только то, что Джон может вернуться к своей нормальной жизни, что могло бы немного удивить, но если списать на то, что он солдат, его силу духа и все такое, то не сильно. Поэтому, когда Антея входит в комнату с тенью озабоченности на лице, Майкрофт не связывает это с Джоном. — Что такое? Что-нибудь насчет завтрашней встречи? — Нет, — Антея на мгновение колеблется, как бы редко это ни бывало. — Чего вы ждете? У меня действительно нет времени, — Майкрофт скрещивает руки, нетерпение отражается в его глазах. — Это доктор Ватсон, сэр, — она делает паузу. — Он уже как час пропал без вести. — Пропал? — Майкрофт встает и чувствует, как стул отскакивает от резкого движения. — Пропал?! Как? — Ну, он, как обычно, поехал в свою пятничную поездку за продуктами. Учитывая, что у него выходной в клинике. А выходные — для смотрин нового дома… — она поправляется. — Амбер была там как всегда, это обычное дело. Клянусь, он никогда не отступает от своего распорядка. — И? — Майкрофт знает, что вопрос выходит на октаву выше, чем ему хотелось бы. — И сегодня было многолюдно. В магазине. Она потеряла его из виду и десять минут искала сама. Но никто даже не видел, чтобы он выходил из магазина. Это как будто, — она нервно сглотнула, — как будто он испарился. Серые стены комнаты кажутся меньше. Неудивительно, что это как-то связано с оставшейся паутиной Мориарти. Неудивительно, что кто-то знает, что Шерлок жив. И неудивительно, что кто-то знает, как добавить дополнительный стимул. Ни для кого не было новостью, чего стоит этот добрый, безобидный доктор. Моран не идиот. — Вам не кажется, что уже слишком поздно говорить мне? — он говорит едким тоном. — Ну, он действительно много времени тратит на продукты. У нас всегда есть буферное время, — она колеблется. Майкрофт не помнит, чтобы когда-либо видел ее испуганной. — Просто идите. Вы знаете, что делать. — Да сэр, — Антея поворачивается на каблуках и уходит. Тысячи мыслей сливаются вместе. Во-первых, ему нужны доказательства того, что это исчезновение — дело рук сети Мориарти. Если нет, то он должен подумать о худшем. На самой глубине Темзы или где-нибудь еще человека найти непросто. И вдобавок ко всему, пока не появятся какие-либо новости, он должен солгать Шерлоку. Убедительно солгать, менее чем через три дня…